Предисловие
Мои первая и вторая женщины жили в Москве. И, будучи недавно в столице, проезжая по кое-каким знакомым местам (которые, конечно же, очень сильно изменились по сравнению с тем, какими были 20—25 лет назад), всплыли в памяти воспоминания, которыми захотелось поделиться и сохранить не только в ОЗУ, но и на физическом носителе (уж простите за техницизмы, но в наш просвещенный век, думаю, что мысль мою поняли все).
Первая
— Какие самые зверские войска? Десант, спецназ, егеря?..
— Нее, это стройбат. Им даже оружие не выдают.
(русский народный анекдот)
Военная составляющая моего рассказа обусловлена тем, что в период описываемых событий я служил в армии. Однако автомат нам дали подержать (и то скорей всего учебный) один раз, во время принятия присяги. Остальное время оружие стройбатовца — как у зэка сталинских времен — кирка и лопатка. Я тоже некоторое время потрудился: и на заводе рабочим, и на стройке кровельщиком. Потом загремел с травмой в госпиталь, месяц пролежал, еще месяц дали отпуск при части. И вот, когда уже этот второй месяц подходил к концу, меня, постоянно болтающегося по части в парадке, приметил наш зам. по тылу, уточнил, что я студент, и дал заполнить какую-то ведомость. С той поры моим оружием бойца СА стала ручка и иногда пишущая машинка.
Горбачевские реформы проникали и в армию. На некоторые должности, на которых раньше работали гражданские, было официально разрешено брать солдат, которые могли бы с ними справиться. Хорошо было всем: и офицерам, потому что солдаты всегда при части, а не работают 8 часов в сутки и уходят домой; и солдатам, потому что сидеть в штабе, оформляя документацию, или выезжая по снабсбытделам совсем не то же, что вкалывать на стройке; и государству, потому что не надо было платить 120—130 рублей реальному человеку, а солдатам как зарплату начисляли 60 рублей, которые потом благополучно снимали за питание и обмундирование.
Опять, чувствую, что затягивается мое повествование, короче говоря, стал я заниматься снабжением части всем, кроме питания (этим лейтенант-пиджак занимался). Уголь, бензин, транспорт, одежда, стройматериалы для самой части (стройки снабжал другой диспетчер), канцтовары, пресса и литература, что только я не получал, и потом не оформлял и актировал. Одной из моих обязанностей также было заключение договоров с прачечными и организация сдачи грязного и получения чистого белья. Был налажен четкий график, привязанный к нашему банному дню.
И вдруг, в один день, из-за какого-то мудака-генерала из округа, которому вздумалось проверить состояние солдатских бань, график решили сместить на 1 день (банный день был назначен не на четверг, а на среду), чтоб после помывки еще было время для приведения бань в вид приятный для генеральского ока и «покраски в зеленый цвет».
Начался аврал. Одна смена белья в прачечной, стирается потихоньку с прицелом на готовность к четвергу, другая на солдатах. Полтыщи комплектов нового не набиралось никак, и чтоб поторопить прачечную, я в ночь со вторника на среду поехал в прачечную.
Нажимать на них, орать и качать права было бессмысленно и бесполезно: они свои обязанности согласно договору выполняли, да и ночью никого из начальства было бы не найти. Надо было найти тонкие подходы к тем, от кого зависела очередность исполнения заказа.
Мне повезло в том, что белье уже было выстирано (то есть со стиральным цехом ничего не надо было решать), и находилось в гладильном цехе. Нашел я девушку, которая ночью исполняла обязанности начальницы цеха, рассказал ситуацию, попросил помочь, все очень вежливо, культурно, на «вы». Догадливые читатели наверняка поняли, что она и стала героиней рассказа, но я, честно говоря, в тот момент, несмотря на юношеский возраст и солдатский спермотоксикоз, ни о чем таком не думал, надо было решать вопрос.
Она бедная, аж покраснела и засмущалась, когда я стал говорить с ней, как с большой начальницей, и когда я высокопарно сказал, что «Советская Армия не забывает оказанные ей услуги и всегда приличествующим образом благодарит», она пролепетала «ну что вы, мы с девочками все сделаем, ничего не надо», и так виновато улыбнулась, эта улыбка стала для меня первым поводом посмотреть на нее с точки зрения мужчины, а не заказчика.
Она не была красива в моих тогдашних представлениях (конечно, мои эстетические представления о женской красоте за последние четверть века не изменились, но просто я стал со временем понимать, что это далеко не самое главное в женщине). Она была почти на голову ниже меня, с короткой стрижкой, русоволосая с серо-голубыми глазами, толстенькая и краснощекая, в некрасивом рабочем халате. Надо ли говорить, что длинноволосые белокожие брюнетки с меня ростом и в обтягивающих платьях нравились мне с сексуальной точки зрения намного больше?
Однако любовь приходит и уходит, а трахать хочется всегда, и также за неимением гербовой пишем на клозетной. Мысль той секунды так и осталась просто мыслью, я поблагодарил ее, вышел покурил на крыльцо, и с вахты позвонил своему начальству, зам. по тылу, мол задание выполнено, можно ли возвращаться в часть и ложиться спать?
Ответ был длинным и развернутым, касался характеристик как работников бытового обслуживания комбината услуг, так и высокопоставленных военных округа. Если же опустить все нецензурные слова, команда была весьма краткая — никакой части и никакого сна, пока белье не будет выглажено, сложено, перевязано и готово к погрузке в машину, которая будет отправлена завтра утром.
На самом деле опытные работницы пресса и утюга потратили всего пару часов, чтоб справиться с огромной (на дилетантский взгляд) кипой белья. Еще до полуночи было все готово, девчонки угостили меня чаем с печеньем (вместе с и. о. начальницы цеха их было трое), я одну из них сигаретой, вполне успел на метро и все-таки заночевал в казарме, а не как хотел майор, за гладильным прессом.
Утром с парой солдат и водителем грузовика мы приехали забирать белье. Пока солдаты грузили тюки, я еще раз подошел в ней и поблагодарил. Она пожаловалась, что настоящая начальница гладильного цеха, узнав о сдвиге очереди, поругала ее, и не отпустила их в 8 часов утра, когда кончалась ее суточная смена, а задержала, подкинув дополнительно работы на 2—3 часа. Меня эта задержка, если честно, обрадовала. Потому что в 8 утра в то время даже в Москве трудно было найти открытые магазины, а уже в 10 — совсем другое дело.
Грузовик я отпустил без меня, сам купил, что хотел, и около 10—30 вошел в гладильный цех, вручил коллегам по шоколадной плитке, а ей — красивый букет роз. Думаю, что за давностью лет могу назвать ее имя-отчество, и для солидности именно так и обратился к ней:
— Людмила Михайловна, позвольте Вас поблагодарить! Вы очень нас выручили, огромное спасибо и вам, и вашему коллективу.
Как она обрадовалась! Как запищали от восторга девчонки «Ой, Люська, какой красивый букет!» И как засмущалась, вплоть до «ой, он наверное дорогой, я не возьму». Сто раз поблагодарила, я даже в душе удивился, неужели ей никто до той поры цветов не дарил.
Девчонки снова хотели чаем угостить, но я вышел, сказав Люсе, что подожду ее на улице, когда закончится ее смена. Вышла она минут через 15, в уже нормальной одежде, блузка-юбка-кофточка, а не балахоноподобный халат. Цветы в руке, улыбка на лице, смущение во взгляде заставили меня еще раз, более пристально и оценивающе посмотреть и на немалую грудь, и на симпатичную попочку, и румяные щечки. И у Штирлица появился план...
Старожилы Москвы, помните ли, что было на Пушкинской площади до Макдональдса? Верно, в это кафе я ее и пригласил. Тоже было интересно, но также приятно смотреть, как она с удивлением смотрит на интерьер (хотя и сказала, что была с девчонками один раз), как внимательно читает меню, обращая внимания на цифры справа, и при выборе каждого пункта спрашивает «а можно то или это». Разговорились, она рассказала о себе. Родилась в маленьком сибирском городке, училась хорошо, лелеяла мечту поступить в мединститут в Москве. Естественно, провалилась на вступительных, но обратно не уехала, поступила на работу, и смогла каким-то чудом снять недорогую квартиру на окраине Москвы. Работа ее хоть и тяжелая, но неплохо оплачивалась, она жила сама и платила за квартиру, даже иногда посылала матери 10—20 рублей, но на репетиторов конечно не хватало, и она упорно читала школьные учебники и пособия по химии, биологии и литературе. И так продолжалось уже пятый год, ей было 23. Узнав, что в школе она проходила французский язык, я стал ее называть «Люси», с ударением на «и». Тоже засмущалась, но было видно, что ей приятно. И мое внимание, и сам я тоже ей понравился, не так часто выпадало молодой девушке внимание парней. Домой за 5 лет 2 раза только поехала, там ее мать на старости лет с какой-то сектой связалась, пыталась и ее туда вовлечь, но ее это совсем не привлекло.
Я тоже рассказал о себе, о семестрах и сессиях студентов, о компьютерах, которые только-только стали ввозиться в СССР, о перспективах, которые они сулят. Рассказывал о части и армейских буднях, конечно и хвастался тем, какой я незаменимый для части специалист. Когда я рассказал ей причину спешки с глажкой белья, она вдруг задумалась, и говорит, даже неожиданно для меня:
— Так ты, получается, сегодня пропустишь банный день из-за того, что меня в кафе пригласил?
— Ну ничего, грязным не останусь, — отшутился я, не говоря, что в баню мы, штабные работники, и не ходили, потому что на примыкающем к части заводе были душевые.
— Нет, ты что, гигиена важна. Давай мы сейчас поедем ко мне, искупаешься, у меня горячая вода всегда есть, и полотенце чистое дам.
— Неудобно, вдруг твоя хозяйка квартирная придет, что подумает?
— Ничего она не придет, она раз в месяц ходит, деньги забирает и на счетчик смотрит, на прошлой неделе была, — Люси заторопилась, стремясь побыстрей сделать доброе дело, и даже встала, чтоб уходить.
— Хорошо, не спеши, надо сначала рассчитаться же.
Это вам легко, читатели, достоверно зная, что секс был. А меня терзали сомнения. Она хочет секса? Или просто по душевной доброте предлагает воспользоваться ее ванной комнатой? А она даст мне какой-то знак, или дальше мне надо к ней приставать? А если начну приставать, и она в крик ударится, скандал устроит? А если не пристану, потом буду мучиться нереализованной возможностью, ведь я еще ни с кем не занимался сексом, а мне больше 19 лет. А вдруг у меня не получится, она поймет что я девственник, и поднимет на смех? А вдруг она тоже девственна? Вдруг забеременеет и заставит на ней жениться, а то будет угрожать посадить в тюрьму за изнасилование? А она согласится еще встречаться или сегодня первый и последний шанс?
В таких вот раздумьях, но стараясь все равно вести галантную беседу, прошло у нас перемещение к ее району: сперва на метро, потом на автобусе. В какой-то момент, видимо, меня сильно одолели думы, Люси что-то спросила, я не ответил сразу, она удивленно посмотрела на меня, и спросила:
— DD, ты о чем думаешь?
— О тебе, — честно ответил я.
— Ой, правда? — она покраснела, отвернула лицо, но одновременно как бы приникла ко мне на грудь, держась за поручень на задней площадке автобуса, и я ее поцеловал. Хотел конечно в губы, но попал в щечку. Судя по тому, что не отдернулась и не стала негодовать, ее тоже волновали не только мои банные процедуры, а интимные тоже.
Член у меня вскочил как по команде. Пришлось имитировать кашель, отворачивание к окну, доставание платка из кармана, и постараться незаметно поправить член, чтоб не торчал явно бугром в брюках. Эх, молодость, молодость! Подумал только о сексе и поцеловал, уже вскочил член! А сейчас бывает и сосут, да и то медлит с поднятием. Ну ладно, это я отвлекся.
Наконец доехали. Я до высадки из автобуса успел еще дважды чмокнуть ее в щечку (думал, подставит губы, но она не торопилась), при высадке якобы случайно тронул за попочку, и еще раз, когда входили в подъезд, но быстро отдернул, чтоб если что, сказать, случайно задел.
Вошли в квартиру. Пока я расшнуровывал ботинки, снимал и вешал на вешалку китель и галстук, она быстренько побежала на кухню, наполнила вазу водой, поставила цветы и понесла в комнату. Стою в прихожей и мнусь. Приглашения «заходи» не было, ванная комната явно видно, в другой стороне, перед кухней, типа жду обещанного полотенца.
Люси вышла в прихожую уже без кофточки, и еще одна была расстегнута пуговица на блузке, помимо самой верхней, с накинутым на плечо полотенцем. Полотенце быстро перекочевало мне на плечо, она приподнялась на цыпочки и сказав «Спасибо за цветы. И кафе. И конфеты» (хотя шоколадки я не ей, а ее напарницам дарил, видимо, в смущении перепутала), поцеловала меня в губы. Я так был поражен, что наверное, пару секунд просто стоял с прижатыми губами, пока не сообразил, что надо раскрыть рот, двигать губами, трогать языком ее язык, в общем целоваться. Член уперся через мою ширинку ей в живот, уже не было смысла поправлять или стесняться. Параллельно поцелую я стал гладить ей волосы и лицо, потом погладив спину, опустил руку ей на попу. Как было возбудительно это путешествие от затылка к ягодицам, особенно учитывая, что по пути были нащупаны ремни лифчика и резинка трусиков.
Тут она опомнилась, оторвалась от моих губ, да еще и легонько хлопнула по моей руке, тянущейся к ее ягодице. Включила свет в санузле.
— Давай, иди купаться!
В общем, сомнения насчет того, будет секс или нет, меня отпустили. Было понятно даже такому неопытному девственнику как я, что пойдя на такие ласки, она хочет меня. Быстрое раздевание, купание, особо тщательное намыливание члена, но и опасаюсь охватывающей истомы, как бы не кончить от своих рук, когда цель так близка.
Обмотанный полотенцем на бедрах, вхожу в комнату. Шторы задернуты, после ванной кажется что очень темно. Чуть погодя глаза привыкают, вижу расстеленный диван, напротив тумбочка с телевизором, левее шкаф с посудой и книгами, еще ближе к окну стол с двумя стульями. Люси сидит на диване в нижнем белье. Я первый раз вижу реальную девушку не в купальнике на пляже, а в обычных трусиках и лифчике, для меня сейчас они самые эротичные в мире атрибуты, а Люси — самая красивая и желанная.
Подхожу к ней, склоняюсь к губам. Долгий и сладкий поцелуй. Да, мне нравится целоваться, это я уже точно знаю. Мне нравится гладить девушку по плечам, вначале с опаской, потом все смелей глажу ту часть груди, которая виднеется над лифчиком. Не придерживаемое полотенце само собой спадает к ногам, выпуская на простор снедаемый желанием член. Люси гладит меня по бокам, параллельно опуская свои руки к моему тазу. Это мне тоже нравится. Мне вообще пока что все нравится, и Люси — самое очаровательное существо на свете. В мыслях пока что один посторонний вопрос, она руками все ближе и ближе к паху — возьмет в руку или не возьмет? Возьмет или не возьмет — вот в чем вопрос?!
О да, она это сделала! Как непривычно ощущать на члене не свою руку, слабые пожатия и движения вверх-вниз! Не бойся, моя девочка, смелей, мне не больно от твоих сжатий, мне это тоже нравится и будет нравиться всегда, я это знаю! Конечно, это только мои мысли, а не слова, ибо губы пока так и прижаты к ее губам, вкусный и нежный поцелуй все длится и длится. Дрочимый под нестандартным углом член возбужден до предела, и может брызнуть, но мне нужно больше!
Распаленный ее поцелуем и лаской члена, я нажимаю на ее плечи, опрокидывая на спину.
Как снимается этот лифчик, спереди или сзади, черт его знает, некогда разбираться! Тело рулит мозгом и реакциями, грудь наружу поверх лифчика, одну грудь сосу, другую трогаю, потом меняю. Это мне тоже нравится, и будет всегда нравиться, я это знаю! О, значит это не шутка была, когда пацаны говорили, что у девчонок не член встает, а соски? Как они классно отвердели, я играюсь с ними языком, и Люси первый раз тихонько застонала. Я же не кусал, это не стон боли, это она тоже кайфует, вот классно, значит, еще будем заниматься сексом.
Трусики — это вам не такой сложный агрегат, как бюстгальтер. Его намного легче стянуть, на нем нет кнопочек и застежек. Ну-ка, моя милая, приподними чуть попочку, я хочу ПЕРВЫЙ РАЗ увидеть реальную (а не на фото) пизду (ничего, что я так грубо, я же не вслух, это мои мысли), интересно, много ли волос у тебя, и вообще, ЧТО ЭТО ТАКОЕ — ЖИВАЯ ПИЗДА? И куда туда совать?
Люси чего-то говорит и почему-то пытается не помогать мне, приподнимая попочку, а делает движение, чтоб сесть и куда-то уйти.
— Подожди, ненормальный, я сама, аккуратно, порвешь! Мне еще надо пойти...
Еще чего, никуда ты не пойдешь, с DD такое DDинамо не пройдет! Она почему-то снимает трусики сидя, странно, девочкам значит так удобней? Мне удобно снимать лежа или стоя, но сидя даже не представляю.
— Дай я в ванную пойду хоть, ненормальный!
Никаких ванн! Знаю я вас, пойдешь в ванну, вернешься одетая и выпроводишь. Чего думать, трахаться надо! А вот интересно, почему мне нравится из ее уст такое явно оскорбительное слово «ненормальный»?
Цель близка, и ничего уже не может меня оставить. Жаль, что в комнате полумрак, да и мое тело закрывает ее лобок, ничего толком и не видно. Ничего, ввяжемся, там будет видно. И вот Люси на спине, я на ней. Еще один поцелуй, еще одно сосание груди, потом второй. Смирившись с моим напором, она раздвигает ноги. Мои мысли теперь внизу. Что делать? Брать рукой, направлять? А куда? Ни черта же не видно!
Чувствую на члене ее руку, снова онанирующие движения. Люси, пожалуйста, не хочу чтоб ты мне отдрочила, хочу тебя трахнуть — заклинаю ее мысленно. И словно услышав мои мысли, ее рука с зажатым членом куда-то двигается, двигается, двигается, и член вдруг вдвигается, и вокруг так мокро и приятно. Есть? Есть! Я в ней! Я трахаю! Я мужчина!
Как классно! И какая жалость, что теперь твое лицо на уровне моей шеи. Я так благодарен тебе, Люси, за это блаженство! Я хочу целовать твои губы и сосать соски, а мне удается только касаться губами волос на голове. О, ну что ты делаешь, маленькая развратница, ты хочешь, чтоб я заплакал от умиления? Твои губы целуют мою шею, а язык облизывает ходящий вверх-вниз кадык. Это я так нравлюсь тебе? Или тебе нравится секс? Или мы нравимся друг другу? Или это любовь?
Взрыв! Он не снаружи, а внутри меня! Я гибну? Или я рождаюсь? Это я кончаю! Это я трахнул девчонку и сейчас кончаю! Это я выебал пизду и сейчас спускаю! Мальчик dd умер, родился мужчина DD!
Я хочу увидеть, ну или пощупать, если из-за темноты не будет видно. Вытаскиваю член, с усилием выдавливаю из него еще одну каплю на лобок (ага, все-таки волосатый, но не чрезмерно), ложусь боком к ней, и на автомате глажу волосики, размазывая эту каплю.
Возбуждение схлынуло, дыханье восстановилось. Внезапно мне становится противно. Что я делаю тут, рядом с краснолицей толстухой? Да еще и туповатой. Вспомнилось, как еще в кафе, когда она говорила про экзамен по химии, я для интереса спросил, какая будет реакция NaCl+H2О? Наморщив лобик, она выдала ответ NaOH+HCl, но коэффициенты устно не может расставить. Ага, если растворить в воде обычную поваренную соль, то получится ядовитый едкий натр, и не менее ядовитая соляная кислота. О горе мне, о горе стране, куда катимся, и ведь поступит, и будет лечить людей. И наверное шлюха, раз так легко с первого раза дала. Вдруг сифилисом больна, или даже СПИД-ом? Мне стыдно за свои романтичные мысли, мне стыдно, что я целовал и ласкал такую особу.
Мои грустные мысли прервал ее вопрос:
— Доволен, DD?
Доволен ли я? А ведь правда, по большому счету доволен. Сам хотел, сам добивался, сам трахнул без ее помощи (ну почти). Логика начинает занимать обычную для моей личности главенствующую роль, оттесняя на задворки эмоции. Шлюха и вензаболевания — да нет, маловероятно. Не блещет умом и красотой? Да ничего страшного, вспомни своих одногруппниц, проучившихся до 3 курса, вряд ли хотя бы половина опередит Люси по совокупному шарму. А трахнуть я бы трахнул любую, будь хоть малейший шанс. Некрасиво, некультурно, неинтеллигентно наезжать (пусть даже мысленно) на девушку, которая тяжким трудом зарабатывает свой хлеб, помогает матери (а не наоборот), не имеет личной жизни, но лелеет светлую мечту стать врачом и делать добро людям.
Я смотрю ей в глаза и нежно улыбаюсь:
— Да, мое солнышко!
— Ну ты даешь! Как ненормальный набросился, в ванную не дал сходить, белье чуть не порвал, в меня кончил, хорошо еще, что сегодня можно, а если б нельзя было? — вроде ругает, но чувствую и одобрение, мол из-за нее голову потерял. — У вас в части все такие бешеные или ты один такой? Как будто первый раз женщину увидел, честное слово.
Улыбаюсь еще шире:
— Ага, так и есть!
— Что так и есть?
— Ты моя первая!
Даже в полумраке видно, как у нее округлились глаза.
— Что, серьезно? Не врешь?
Я мотаю головой отрицательно, мол, все честно говорю.
Заливается смехом, но не обидным, чего я боялся, а радостным, как будто в лотерею выиграла. Ложится на меня, целует лицо, щеки, шею, зарывается лицом в мех на груди, хватает губами мои соски.
— Ой как здорово! Я тебе правда понравилась? Ты меня уже никогда не забудешь? Первые навсегда запоминаются, да?
Я солидно киваю, глажу ее по спине до попы, ухватываю одну ягодицу в руку, потом для полноты ощущений другой рукой беру вторую. Плотно прижатый к ней член начинает показывать признаки оживления. Из юношеского максимализма решаюсь задать аналогичный вопрос:
— А я у тебя какой?
На секунду ее улыбка гаснет, вроде пытается посчитать, затем снова озаряет ее лицо. Честно глядя мне в глаза, она отвечает:
— Второй!
Послесловие к «Первой»
Мы с Люси встречались до самого моего дембеля, календарно получается год и несколько месяцев. У нее были свои, как бы сказали сейчас, фишки или тараканы. Она без стеснения позволяла себя разглядывать, разводила половые губки руками, объясняла их устройство, как получают удовольствие женщины, фактически тихой сапой научила меня, как пальцами мастурбировать клитор и доводить ее до оргазма. Лежа на спине, задирала высоко ноги, разводила ягодицы, и такой же анатомический урок проводила касательно ануса, сфинктера и прямой кишки. В попу с гримасой боли разочек пропустила палец, но от анального секса с ужасом отказалась, да еще и меня стращала последствиями. Очень любила онанировать мой член, в те дни, когда для нее была опасность забеременеть, вагинальный секс длился совсем чуть-чуть, потом она говорила вынуть из нее и доделывала рукой.
Не любила позу «раком». Считала, что она в ней выглядит ужасно и непривлекательно, а секс в этой позе не человеческий, а животный, лишь только похоть без чувств. Остальные — я на ней, она на мне, боком лицом к лицу, боком я со спины, амазонкой — воспринимала вполне лояльно.
Принципиально не брала в рот, считала минет (а также куни) омерзительным явлением. Каждый мой намек на оральные ласки воспринимался в штыки, и мог послужить поводом для размолвки. Как-то в беседе полунамеком прозвучало, что была в их городке то ли в школе, то ли во дворе какая-то минетчица, и все ее знали, показывали пальцем, оскорбляли, и ее ужасная участь уберегла других девочек от повторения ее опыта. Мои заинтересованные вопросы она тут же пресекла, мол, зачем интересуешься этой гадостью, неужели мало остального, что приятно всем.
Накануне моего увольнения я записался на операцию в клинике Федорова. Через полгода очередь настала, я приехал в Москву (но не один, а с отцом). Меня прооперировали на второй день, дальше неделю я ездил на перевязки и реабилитацию. Отец меня не отпускал ни на шаг, к Люси я поехать не мог, но звонил ей на работу, с какой-то попытки попал на ее смену и уговорил вахтершу позвать ее. Она конечно обрадовалась, и просто услышав меня, и узнав об успешной операции. С ее слов, никаких изменений не было, работа да подготовка к экзаменам. Про новых парней я спрашивать не стал, да она, думаю, и не ответила бы.
Еще через полтора года я стал чувствовать, что резко падает зрение правого глаза. Снова поехал в Москву (уже один), в клинике подтвердили некачественную работу и назначили внепланово корректирующую, которую через день провел сам академик Святослав Федоров. Он показал мастер-класс, зрение у меня до сих пор отличное, но я сейчас не про это. Немного оклемавшись, я позвонил на работу Люси. На вахте с удивлением переспросили ФИО, сказали, что такая не работает, и на памяти вахтера (а он полгода уже работает там) такой не было.
Предположив, что может она поступила в вуз, но живет еще на квартире, я и туда поехал. Вечером, чтоб заведомо была дома. Увы, в подъезде все было неизменно, кроме того, что на звонки дверь ее квартиры никто не открыл. Набравшись наглости, позвонил в дверь соседям. Был ответ, что эту девушку (даже имя не знали ее) они уже несколько месяцев не видели, возможно, что съехала.
Больше я ее контактных данных не знал. Она, в свою очередь, знала и мой домашний адрес, и телефон, но за полтора года в промежутке между первой и второй операциями я получил только одну поздравительную открытку на свой день рождения с самым стандартным набором поздравительных фраз. Попытался дозвониться тогда ей на работу, чтоб поблагодарить, но то на смену ее не попадал, то злая вахтерша попадалась и не звала, так и миновало.
Что еще написать? Да наверное уже ничего, все сказано, все понятно, дай бог, чтоб у нее все в жизни сложилось отлично, я безусловно рад и благодарен милой Люси за все, что у нас с ней было!
Мои первая и вторая женщины жили в Москве. И, будучи недавно в столице, проезжая по кое-каким знакомым местам (которые, конечно же, очень сильно изменились по сравнению с тем, какими были 20—25 лет назад), всплыли в памяти воспоминания, которыми захотелось поделиться и сохранить не только в ОЗУ, но и на физическом носителе (уж простите за техницизмы, но в наш просвещенный век, думаю, что мысль мою поняли все).
Первая
— Какие самые зверские войска? Десант, спецназ, егеря?..
— Нее, это стройбат. Им даже оружие не выдают.
(русский народный анекдот)
Военная составляющая моего рассказа обусловлена тем, что в период описываемых событий я служил в армии. Однако автомат нам дали подержать (и то скорей всего учебный) один раз, во время принятия присяги. Остальное время оружие стройбатовца — как у зэка сталинских времен — кирка и лопатка. Я тоже некоторое время потрудился: и на заводе рабочим, и на стройке кровельщиком. Потом загремел с травмой в госпиталь, месяц пролежал, еще месяц дали отпуск при части. И вот, когда уже этот второй месяц подходил к концу, меня, постоянно болтающегося по части в парадке, приметил наш зам. по тылу, уточнил, что я студент, и дал заполнить какую-то ведомость. С той поры моим оружием бойца СА стала ручка и иногда пишущая машинка.
Горбачевские реформы проникали и в армию. На некоторые должности, на которых раньше работали гражданские, было официально разрешено брать солдат, которые могли бы с ними справиться. Хорошо было всем: и офицерам, потому что солдаты всегда при части, а не работают 8 часов в сутки и уходят домой; и солдатам, потому что сидеть в штабе, оформляя документацию, или выезжая по снабсбытделам совсем не то же, что вкалывать на стройке; и государству, потому что не надо было платить 120—130 рублей реальному человеку, а солдатам как зарплату начисляли 60 рублей, которые потом благополучно снимали за питание и обмундирование.
Опять, чувствую, что затягивается мое повествование, короче говоря, стал я заниматься снабжением части всем, кроме питания (этим лейтенант-пиджак занимался). Уголь, бензин, транспорт, одежда, стройматериалы для самой части (стройки снабжал другой диспетчер), канцтовары, пресса и литература, что только я не получал, и потом не оформлял и актировал. Одной из моих обязанностей также было заключение договоров с прачечными и организация сдачи грязного и получения чистого белья. Был налажен четкий график, привязанный к нашему банному дню.
И вдруг, в один день, из-за какого-то мудака-генерала из округа, которому вздумалось проверить состояние солдатских бань, график решили сместить на 1 день (банный день был назначен не на четверг, а на среду), чтоб после помывки еще было время для приведения бань в вид приятный для генеральского ока и «покраски в зеленый цвет».
Начался аврал. Одна смена белья в прачечной, стирается потихоньку с прицелом на готовность к четвергу, другая на солдатах. Полтыщи комплектов нового не набиралось никак, и чтоб поторопить прачечную, я в ночь со вторника на среду поехал в прачечную.
Нажимать на них, орать и качать права было бессмысленно и бесполезно: они свои обязанности согласно договору выполняли, да и ночью никого из начальства было бы не найти. Надо было найти тонкие подходы к тем, от кого зависела очередность исполнения заказа.
Мне повезло в том, что белье уже было выстирано (то есть со стиральным цехом ничего не надо было решать), и находилось в гладильном цехе. Нашел я девушку, которая ночью исполняла обязанности начальницы цеха, рассказал ситуацию, попросил помочь, все очень вежливо, культурно, на «вы». Догадливые читатели наверняка поняли, что она и стала героиней рассказа, но я, честно говоря, в тот момент, несмотря на юношеский возраст и солдатский спермотоксикоз, ни о чем таком не думал, надо было решать вопрос.
Она бедная, аж покраснела и засмущалась, когда я стал говорить с ней, как с большой начальницей, и когда я высокопарно сказал, что «Советская Армия не забывает оказанные ей услуги и всегда приличествующим образом благодарит», она пролепетала «ну что вы, мы с девочками все сделаем, ничего не надо», и так виновато улыбнулась, эта улыбка стала для меня первым поводом посмотреть на нее с точки зрения мужчины, а не заказчика.
Она не была красива в моих тогдашних представлениях (конечно, мои эстетические представления о женской красоте за последние четверть века не изменились, но просто я стал со временем понимать, что это далеко не самое главное в женщине). Она была почти на голову ниже меня, с короткой стрижкой, русоволосая с серо-голубыми глазами, толстенькая и краснощекая, в некрасивом рабочем халате. Надо ли говорить, что длинноволосые белокожие брюнетки с меня ростом и в обтягивающих платьях нравились мне с сексуальной точки зрения намного больше?
Однако любовь приходит и уходит, а трахать хочется всегда, и также за неимением гербовой пишем на клозетной. Мысль той секунды так и осталась просто мыслью, я поблагодарил ее, вышел покурил на крыльцо, и с вахты позвонил своему начальству, зам. по тылу, мол задание выполнено, можно ли возвращаться в часть и ложиться спать?
Ответ был длинным и развернутым, касался характеристик как работников бытового обслуживания комбината услуг, так и высокопоставленных военных округа. Если же опустить все нецензурные слова, команда была весьма краткая — никакой части и никакого сна, пока белье не будет выглажено, сложено, перевязано и готово к погрузке в машину, которая будет отправлена завтра утром.
На самом деле опытные работницы пресса и утюга потратили всего пару часов, чтоб справиться с огромной (на дилетантский взгляд) кипой белья. Еще до полуночи было все готово, девчонки угостили меня чаем с печеньем (вместе с и. о. начальницы цеха их было трое), я одну из них сигаретой, вполне успел на метро и все-таки заночевал в казарме, а не как хотел майор, за гладильным прессом.
Утром с парой солдат и водителем грузовика мы приехали забирать белье. Пока солдаты грузили тюки, я еще раз подошел в ней и поблагодарил. Она пожаловалась, что настоящая начальница гладильного цеха, узнав о сдвиге очереди, поругала ее, и не отпустила их в 8 часов утра, когда кончалась ее суточная смена, а задержала, подкинув дополнительно работы на 2—3 часа. Меня эта задержка, если честно, обрадовала. Потому что в 8 утра в то время даже в Москве трудно было найти открытые магазины, а уже в 10 — совсем другое дело.
Грузовик я отпустил без меня, сам купил, что хотел, и около 10—30 вошел в гладильный цех, вручил коллегам по шоколадной плитке, а ей — красивый букет роз. Думаю, что за давностью лет могу назвать ее имя-отчество, и для солидности именно так и обратился к ней:
— Людмила Михайловна, позвольте Вас поблагодарить! Вы очень нас выручили, огромное спасибо и вам, и вашему коллективу.
Как она обрадовалась! Как запищали от восторга девчонки «Ой, Люська, какой красивый букет!» И как засмущалась, вплоть до «ой, он наверное дорогой, я не возьму». Сто раз поблагодарила, я даже в душе удивился, неужели ей никто до той поры цветов не дарил.
Девчонки снова хотели чаем угостить, но я вышел, сказав Люсе, что подожду ее на улице, когда закончится ее смена. Вышла она минут через 15, в уже нормальной одежде, блузка-юбка-кофточка, а не балахоноподобный халат. Цветы в руке, улыбка на лице, смущение во взгляде заставили меня еще раз, более пристально и оценивающе посмотреть и на немалую грудь, и на симпатичную попочку, и румяные щечки. И у Штирлица появился план...
Старожилы Москвы, помните ли, что было на Пушкинской площади до Макдональдса? Верно, в это кафе я ее и пригласил. Тоже было интересно, но также приятно смотреть, как она с удивлением смотрит на интерьер (хотя и сказала, что была с девчонками один раз), как внимательно читает меню, обращая внимания на цифры справа, и при выборе каждого пункта спрашивает «а можно то или это». Разговорились, она рассказала о себе. Родилась в маленьком сибирском городке, училась хорошо, лелеяла мечту поступить в мединститут в Москве. Естественно, провалилась на вступительных, но обратно не уехала, поступила на работу, и смогла каким-то чудом снять недорогую квартиру на окраине Москвы. Работа ее хоть и тяжелая, но неплохо оплачивалась, она жила сама и платила за квартиру, даже иногда посылала матери 10—20 рублей, но на репетиторов конечно не хватало, и она упорно читала школьные учебники и пособия по химии, биологии и литературе. И так продолжалось уже пятый год, ей было 23. Узнав, что в школе она проходила французский язык, я стал ее называть «Люси», с ударением на «и». Тоже засмущалась, но было видно, что ей приятно. И мое внимание, и сам я тоже ей понравился, не так часто выпадало молодой девушке внимание парней. Домой за 5 лет 2 раза только поехала, там ее мать на старости лет с какой-то сектой связалась, пыталась и ее туда вовлечь, но ее это совсем не привлекло.
Я тоже рассказал о себе, о семестрах и сессиях студентов, о компьютерах, которые только-только стали ввозиться в СССР, о перспективах, которые они сулят. Рассказывал о части и армейских буднях, конечно и хвастался тем, какой я незаменимый для части специалист. Когда я рассказал ей причину спешки с глажкой белья, она вдруг задумалась, и говорит, даже неожиданно для меня:
— Так ты, получается, сегодня пропустишь банный день из-за того, что меня в кафе пригласил?
— Ну ничего, грязным не останусь, — отшутился я, не говоря, что в баню мы, штабные работники, и не ходили, потому что на примыкающем к части заводе были душевые.
— Нет, ты что, гигиена важна. Давай мы сейчас поедем ко мне, искупаешься, у меня горячая вода всегда есть, и полотенце чистое дам.
— Неудобно, вдруг твоя хозяйка квартирная придет, что подумает?
— Ничего она не придет, она раз в месяц ходит, деньги забирает и на счетчик смотрит, на прошлой неделе была, — Люси заторопилась, стремясь побыстрей сделать доброе дело, и даже встала, чтоб уходить.
— Хорошо, не спеши, надо сначала рассчитаться же.
Это вам легко, читатели, достоверно зная, что секс был. А меня терзали сомнения. Она хочет секса? Или просто по душевной доброте предлагает воспользоваться ее ванной комнатой? А она даст мне какой-то знак, или дальше мне надо к ней приставать? А если начну приставать, и она в крик ударится, скандал устроит? А если не пристану, потом буду мучиться нереализованной возможностью, ведь я еще ни с кем не занимался сексом, а мне больше 19 лет. А вдруг у меня не получится, она поймет что я девственник, и поднимет на смех? А вдруг она тоже девственна? Вдруг забеременеет и заставит на ней жениться, а то будет угрожать посадить в тюрьму за изнасилование? А она согласится еще встречаться или сегодня первый и последний шанс?
В таких вот раздумьях, но стараясь все равно вести галантную беседу, прошло у нас перемещение к ее району: сперва на метро, потом на автобусе. В какой-то момент, видимо, меня сильно одолели думы, Люси что-то спросила, я не ответил сразу, она удивленно посмотрела на меня, и спросила:
— DD, ты о чем думаешь?
— О тебе, — честно ответил я.
— Ой, правда? — она покраснела, отвернула лицо, но одновременно как бы приникла ко мне на грудь, держась за поручень на задней площадке автобуса, и я ее поцеловал. Хотел конечно в губы, но попал в щечку. Судя по тому, что не отдернулась и не стала негодовать, ее тоже волновали не только мои банные процедуры, а интимные тоже.
Член у меня вскочил как по команде. Пришлось имитировать кашель, отворачивание к окну, доставание платка из кармана, и постараться незаметно поправить член, чтоб не торчал явно бугром в брюках. Эх, молодость, молодость! Подумал только о сексе и поцеловал, уже вскочил член! А сейчас бывает и сосут, да и то медлит с поднятием. Ну ладно, это я отвлекся.
Наконец доехали. Я до высадки из автобуса успел еще дважды чмокнуть ее в щечку (думал, подставит губы, но она не торопилась), при высадке якобы случайно тронул за попочку, и еще раз, когда входили в подъезд, но быстро отдернул, чтоб если что, сказать, случайно задел.
Вошли в квартиру. Пока я расшнуровывал ботинки, снимал и вешал на вешалку китель и галстук, она быстренько побежала на кухню, наполнила вазу водой, поставила цветы и понесла в комнату. Стою в прихожей и мнусь. Приглашения «заходи» не было, ванная комната явно видно, в другой стороне, перед кухней, типа жду обещанного полотенца.
Люси вышла в прихожую уже без кофточки, и еще одна была расстегнута пуговица на блузке, помимо самой верхней, с накинутым на плечо полотенцем. Полотенце быстро перекочевало мне на плечо, она приподнялась на цыпочки и сказав «Спасибо за цветы. И кафе. И конфеты» (хотя шоколадки я не ей, а ее напарницам дарил, видимо, в смущении перепутала), поцеловала меня в губы. Я так был поражен, что наверное, пару секунд просто стоял с прижатыми губами, пока не сообразил, что надо раскрыть рот, двигать губами, трогать языком ее язык, в общем целоваться. Член уперся через мою ширинку ей в живот, уже не было смысла поправлять или стесняться. Параллельно поцелую я стал гладить ей волосы и лицо, потом погладив спину, опустил руку ей на попу. Как было возбудительно это путешествие от затылка к ягодицам, особенно учитывая, что по пути были нащупаны ремни лифчика и резинка трусиков.
Тут она опомнилась, оторвалась от моих губ, да еще и легонько хлопнула по моей руке, тянущейся к ее ягодице. Включила свет в санузле.
— Давай, иди купаться!
В общем, сомнения насчет того, будет секс или нет, меня отпустили. Было понятно даже такому неопытному девственнику как я, что пойдя на такие ласки, она хочет меня. Быстрое раздевание, купание, особо тщательное намыливание члена, но и опасаюсь охватывающей истомы, как бы не кончить от своих рук, когда цель так близка.
Обмотанный полотенцем на бедрах, вхожу в комнату. Шторы задернуты, после ванной кажется что очень темно. Чуть погодя глаза привыкают, вижу расстеленный диван, напротив тумбочка с телевизором, левее шкаф с посудой и книгами, еще ближе к окну стол с двумя стульями. Люси сидит на диване в нижнем белье. Я первый раз вижу реальную девушку не в купальнике на пляже, а в обычных трусиках и лифчике, для меня сейчас они самые эротичные в мире атрибуты, а Люси — самая красивая и желанная.
Подхожу к ней, склоняюсь к губам. Долгий и сладкий поцелуй. Да, мне нравится целоваться, это я уже точно знаю. Мне нравится гладить девушку по плечам, вначале с опаской, потом все смелей глажу ту часть груди, которая виднеется над лифчиком. Не придерживаемое полотенце само собой спадает к ногам, выпуская на простор снедаемый желанием член. Люси гладит меня по бокам, параллельно опуская свои руки к моему тазу. Это мне тоже нравится. Мне вообще пока что все нравится, и Люси — самое очаровательное существо на свете. В мыслях пока что один посторонний вопрос, она руками все ближе и ближе к паху — возьмет в руку или не возьмет? Возьмет или не возьмет — вот в чем вопрос?!
О да, она это сделала! Как непривычно ощущать на члене не свою руку, слабые пожатия и движения вверх-вниз! Не бойся, моя девочка, смелей, мне не больно от твоих сжатий, мне это тоже нравится и будет нравиться всегда, я это знаю! Конечно, это только мои мысли, а не слова, ибо губы пока так и прижаты к ее губам, вкусный и нежный поцелуй все длится и длится. Дрочимый под нестандартным углом член возбужден до предела, и может брызнуть, но мне нужно больше!
Распаленный ее поцелуем и лаской члена, я нажимаю на ее плечи, опрокидывая на спину.
Как снимается этот лифчик, спереди или сзади, черт его знает, некогда разбираться! Тело рулит мозгом и реакциями, грудь наружу поверх лифчика, одну грудь сосу, другую трогаю, потом меняю. Это мне тоже нравится, и будет всегда нравиться, я это знаю! О, значит это не шутка была, когда пацаны говорили, что у девчонок не член встает, а соски? Как они классно отвердели, я играюсь с ними языком, и Люси первый раз тихонько застонала. Я же не кусал, это не стон боли, это она тоже кайфует, вот классно, значит, еще будем заниматься сексом.
Трусики — это вам не такой сложный агрегат, как бюстгальтер. Его намного легче стянуть, на нем нет кнопочек и застежек. Ну-ка, моя милая, приподними чуть попочку, я хочу ПЕРВЫЙ РАЗ увидеть реальную (а не на фото) пизду (ничего, что я так грубо, я же не вслух, это мои мысли), интересно, много ли волос у тебя, и вообще, ЧТО ЭТО ТАКОЕ — ЖИВАЯ ПИЗДА? И куда туда совать?
Люси чего-то говорит и почему-то пытается не помогать мне, приподнимая попочку, а делает движение, чтоб сесть и куда-то уйти.
— Подожди, ненормальный, я сама, аккуратно, порвешь! Мне еще надо пойти...
Еще чего, никуда ты не пойдешь, с DD такое DDинамо не пройдет! Она почему-то снимает трусики сидя, странно, девочкам значит так удобней? Мне удобно снимать лежа или стоя, но сидя даже не представляю.
— Дай я в ванную пойду хоть, ненормальный!
Никаких ванн! Знаю я вас, пойдешь в ванну, вернешься одетая и выпроводишь. Чего думать, трахаться надо! А вот интересно, почему мне нравится из ее уст такое явно оскорбительное слово «ненормальный»?
Цель близка, и ничего уже не может меня оставить. Жаль, что в комнате полумрак, да и мое тело закрывает ее лобок, ничего толком и не видно. Ничего, ввяжемся, там будет видно. И вот Люси на спине, я на ней. Еще один поцелуй, еще одно сосание груди, потом второй. Смирившись с моим напором, она раздвигает ноги. Мои мысли теперь внизу. Что делать? Брать рукой, направлять? А куда? Ни черта же не видно!
Чувствую на члене ее руку, снова онанирующие движения. Люси, пожалуйста, не хочу чтоб ты мне отдрочила, хочу тебя трахнуть — заклинаю ее мысленно. И словно услышав мои мысли, ее рука с зажатым членом куда-то двигается, двигается, двигается, и член вдруг вдвигается, и вокруг так мокро и приятно. Есть? Есть! Я в ней! Я трахаю! Я мужчина!
Как классно! И какая жалость, что теперь твое лицо на уровне моей шеи. Я так благодарен тебе, Люси, за это блаженство! Я хочу целовать твои губы и сосать соски, а мне удается только касаться губами волос на голове. О, ну что ты делаешь, маленькая развратница, ты хочешь, чтоб я заплакал от умиления? Твои губы целуют мою шею, а язык облизывает ходящий вверх-вниз кадык. Это я так нравлюсь тебе? Или тебе нравится секс? Или мы нравимся друг другу? Или это любовь?
Взрыв! Он не снаружи, а внутри меня! Я гибну? Или я рождаюсь? Это я кончаю! Это я трахнул девчонку и сейчас кончаю! Это я выебал пизду и сейчас спускаю! Мальчик dd умер, родился мужчина DD!
Я хочу увидеть, ну или пощупать, если из-за темноты не будет видно. Вытаскиваю член, с усилием выдавливаю из него еще одну каплю на лобок (ага, все-таки волосатый, но не чрезмерно), ложусь боком к ней, и на автомате глажу волосики, размазывая эту каплю.
Возбуждение схлынуло, дыханье восстановилось. Внезапно мне становится противно. Что я делаю тут, рядом с краснолицей толстухой? Да еще и туповатой. Вспомнилось, как еще в кафе, когда она говорила про экзамен по химии, я для интереса спросил, какая будет реакция NaCl+H2О? Наморщив лобик, она выдала ответ NaOH+HCl, но коэффициенты устно не может расставить. Ага, если растворить в воде обычную поваренную соль, то получится ядовитый едкий натр, и не менее ядовитая соляная кислота. О горе мне, о горе стране, куда катимся, и ведь поступит, и будет лечить людей. И наверное шлюха, раз так легко с первого раза дала. Вдруг сифилисом больна, или даже СПИД-ом? Мне стыдно за свои романтичные мысли, мне стыдно, что я целовал и ласкал такую особу.
Мои грустные мысли прервал ее вопрос:
— Доволен, DD?
Доволен ли я? А ведь правда, по большому счету доволен. Сам хотел, сам добивался, сам трахнул без ее помощи (ну почти). Логика начинает занимать обычную для моей личности главенствующую роль, оттесняя на задворки эмоции. Шлюха и вензаболевания — да нет, маловероятно. Не блещет умом и красотой? Да ничего страшного, вспомни своих одногруппниц, проучившихся до 3 курса, вряд ли хотя бы половина опередит Люси по совокупному шарму. А трахнуть я бы трахнул любую, будь хоть малейший шанс. Некрасиво, некультурно, неинтеллигентно наезжать (пусть даже мысленно) на девушку, которая тяжким трудом зарабатывает свой хлеб, помогает матери (а не наоборот), не имеет личной жизни, но лелеет светлую мечту стать врачом и делать добро людям.
Я смотрю ей в глаза и нежно улыбаюсь:
— Да, мое солнышко!
— Ну ты даешь! Как ненормальный набросился, в ванную не дал сходить, белье чуть не порвал, в меня кончил, хорошо еще, что сегодня можно, а если б нельзя было? — вроде ругает, но чувствую и одобрение, мол из-за нее голову потерял. — У вас в части все такие бешеные или ты один такой? Как будто первый раз женщину увидел, честное слово.
Улыбаюсь еще шире:
— Ага, так и есть!
— Что так и есть?
— Ты моя первая!
Даже в полумраке видно, как у нее округлились глаза.
— Что, серьезно? Не врешь?
Я мотаю головой отрицательно, мол, все честно говорю.
Заливается смехом, но не обидным, чего я боялся, а радостным, как будто в лотерею выиграла. Ложится на меня, целует лицо, щеки, шею, зарывается лицом в мех на груди, хватает губами мои соски.
— Ой как здорово! Я тебе правда понравилась? Ты меня уже никогда не забудешь? Первые навсегда запоминаются, да?
Я солидно киваю, глажу ее по спине до попы, ухватываю одну ягодицу в руку, потом для полноты ощущений другой рукой беру вторую. Плотно прижатый к ней член начинает показывать признаки оживления. Из юношеского максимализма решаюсь задать аналогичный вопрос:
— А я у тебя какой?
На секунду ее улыбка гаснет, вроде пытается посчитать, затем снова озаряет ее лицо. Честно глядя мне в глаза, она отвечает:
— Второй!
Послесловие к «Первой»
Мы с Люси встречались до самого моего дембеля, календарно получается год и несколько месяцев. У нее были свои, как бы сказали сейчас, фишки или тараканы. Она без стеснения позволяла себя разглядывать, разводила половые губки руками, объясняла их устройство, как получают удовольствие женщины, фактически тихой сапой научила меня, как пальцами мастурбировать клитор и доводить ее до оргазма. Лежа на спине, задирала высоко ноги, разводила ягодицы, и такой же анатомический урок проводила касательно ануса, сфинктера и прямой кишки. В попу с гримасой боли разочек пропустила палец, но от анального секса с ужасом отказалась, да еще и меня стращала последствиями. Очень любила онанировать мой член, в те дни, когда для нее была опасность забеременеть, вагинальный секс длился совсем чуть-чуть, потом она говорила вынуть из нее и доделывала рукой.
Не любила позу «раком». Считала, что она в ней выглядит ужасно и непривлекательно, а секс в этой позе не человеческий, а животный, лишь только похоть без чувств. Остальные — я на ней, она на мне, боком лицом к лицу, боком я со спины, амазонкой — воспринимала вполне лояльно.
Принципиально не брала в рот, считала минет (а также куни) омерзительным явлением. Каждый мой намек на оральные ласки воспринимался в штыки, и мог послужить поводом для размолвки. Как-то в беседе полунамеком прозвучало, что была в их городке то ли в школе, то ли во дворе какая-то минетчица, и все ее знали, показывали пальцем, оскорбляли, и ее ужасная участь уберегла других девочек от повторения ее опыта. Мои заинтересованные вопросы она тут же пресекла, мол, зачем интересуешься этой гадостью, неужели мало остального, что приятно всем.
Накануне моего увольнения я записался на операцию в клинике Федорова. Через полгода очередь настала, я приехал в Москву (но не один, а с отцом). Меня прооперировали на второй день, дальше неделю я ездил на перевязки и реабилитацию. Отец меня не отпускал ни на шаг, к Люси я поехать не мог, но звонил ей на работу, с какой-то попытки попал на ее смену и уговорил вахтершу позвать ее. Она конечно обрадовалась, и просто услышав меня, и узнав об успешной операции. С ее слов, никаких изменений не было, работа да подготовка к экзаменам. Про новых парней я спрашивать не стал, да она, думаю, и не ответила бы.
Еще через полтора года я стал чувствовать, что резко падает зрение правого глаза. Снова поехал в Москву (уже один), в клинике подтвердили некачественную работу и назначили внепланово корректирующую, которую через день провел сам академик Святослав Федоров. Он показал мастер-класс, зрение у меня до сих пор отличное, но я сейчас не про это. Немного оклемавшись, я позвонил на работу Люси. На вахте с удивлением переспросили ФИО, сказали, что такая не работает, и на памяти вахтера (а он полгода уже работает там) такой не было.
Предположив, что может она поступила в вуз, но живет еще на квартире, я и туда поехал. Вечером, чтоб заведомо была дома. Увы, в подъезде все было неизменно, кроме того, что на звонки дверь ее квартиры никто не открыл. Набравшись наглости, позвонил в дверь соседям. Был ответ, что эту девушку (даже имя не знали ее) они уже несколько месяцев не видели, возможно, что съехала.
Больше я ее контактных данных не знал. Она, в свою очередь, знала и мой домашний адрес, и телефон, но за полтора года в промежутке между первой и второй операциями я получил только одну поздравительную открытку на свой день рождения с самым стандартным набором поздравительных фраз. Попытался дозвониться тогда ей на работу, чтоб поблагодарить, но то на смену ее не попадал, то злая вахтерша попадалась и не звала, так и миновало.
Что еще написать? Да наверное уже ничего, все сказано, все понятно, дай бог, чтоб у нее все в жизни сложилось отлично, я безусловно рад и благодарен милой Люси за все, что у нас с ней было!
