После окончания школы при детдоме меня направили учиться профессии в П/О «Юность» — училище печально известное в Свердловской области своими вороватыми директором и воспитателями, тащившими у сирот всё подряд. Но рассказ мой не об этом.
В первый же месяц, в один из выходных осенних дней, нас, первый и второй курсы, отправили в колхоз на уборку картошки. Первый курс убирал свою полосу, второй — свою, рядом с нами. Земля свежевспаханная, грязно. И вот после часа работы, один из второкурсников (его звали кажется Саша) распрямился с хрустом и крикнул: «Попандопуло!». Мне сначала послышалось: «Лопнуло!», я долго думал, что же у него лопнуло? Но тут увидел здорового пацана, бежавшего к второкурснику. Саша говорит этому здоровяку: «Попандопуло, отдых!». Тот, ни слова не говоря, становится на землю на четвереньки (типа пони) и Саша садится на него, как на скамейку, отдыхать. Достаёт сигареты, закуривает, устраивается поудобнее, кладёт ногу на ногу, и всё это на виду у двух курсов. Но почему-то никто ничего не говорит, мало того, подошли ещё три пацана и тоже уселись на живую скамейку — Попандопуло. Тот стоит в грязи, в земле и не делает никаких попыток, встать. Я понял, что это всё уже в порядке вещей, Попандопуло — это слуга особо крутых пацанов училища.
Хоть он был и здоровый, но вчетвером парням было тесно на нём сидеть, и один из них — Антон пересел ему на плечи, почти на шею, так, что голова Попандопуло оказалась у него между толстых ляжек. Антон сидел и лениво курил, изредка щёлкая Попандопуло по ушам. Потом положил ляжку ему на затылок и сказал: «Ну-ка покивай пацанам!» Попан (так его звали кратко) начал кивать и так получалось, что он одновременно качал Антона, тот стал надавливать ногой на затылок, Попану становилось всё тяжелее кивать. Тогда Антон ради прикола поставил ноги, обутые в кирзовые сапоги, ему на кисти рук и стал привставать. Попан заорал: «Больно!» Антон сел обратно на шею, потом снова встал. Попан заорал. Но тут крикнули, что перерыв закончен, пацаны нехотя встали и разошлись по местам.
Я стал украдкой наблюдать за Попаном и его хозяевами, ведь мне вливаться в это училище и надо знать «кто есть кто». Такие посиделки были практически после каждого часа работы, ещё раза 2—3, причём даже когда сели перекусить, парни снова оказались на Попане, сидели на нём и спокойно ели. А до этого у одного из ребят попала земля в ботинок, а когда он пошёл, то наступил на шнурок и затянул его, чуть не упав. Пацан сразу направился к Попану, выставил перед ним ногу и сказал: «Землю вытряхни!» Попандопуло сначала пытался развязать шнурок, но мокрая верёвка рукам не поддавалась, и он был вынужден встать на колени и зубами развязывать шнурок. С трудом расшнуровал, при этом обтёр изрядную долю грязи с ботинка, снял ботинок и стал вытряхать. Пацан, чтобы не упасть, упёрся ногой ему в плечо. Затем Попан снова одел ему ботинок и завязал красивым бантом, заправив концы шнурка в голенище ботинок.
И всё это без всяких слов, уговоров. Причём было видно, что Попан всё делает тщательно, если вытрясает землю, так ещё рукой в ботинке пошуршит, чтоб, всё выпало.
И ещё меня поразил тогда один эпизод: закончили работу надо грузиться в автобус, а у пацанов обувь чуть не по колено в грязи. Сашка заходит в лужу и кричит «Попан!» и тот опять, всё понимая без слов (отдрессировали его что ли так?), садиться на корточки начинает мыть Сашкины сапоги, тщательно, приподымая его ногу, промывая липкую грязь с подошв. Затем в лужу заходит следующий, затем следующий и так пока почти у десяти парней сапоги не заблестели.
Тут меня чёрт дёрнул, я тоже подошёл к Попандопуло, он не поднимая головы, стал мыть и мои сапоги, мне почему-то стало и стыдно и в тоже время приятно. Никто из старшаков мне не сказал ни слова. Может устали?
В дальнейшем я часто видел Попандопуло в училище, про него видимо знали ребята со всех групп. Поэтому его день начинался так:
Перед занятиями пацаны обычно кто стоит, а кто сидит на подоконниках, беседуют про разные вещи. И вот по коридору идёт Попан. И тот, кто его более-менее знает, кричит: «Привет, Попандопуло!». А Попан в ответ подходит к крикнувшему и двумя руками берёт ногу за ботинок или кроссовку, и здоровается, как будто ему подали руку. Долго трясёт ступню и идёт дальше. Некоторые парни (особо выдающиеся) после такого приветствия ему говорили что-то вроде: «Ты что меня не уважаешь?» И Попандопуло кроме потрясания ноги, ещё несколько раз целовал пацанячью обувку в носок. Это доставляло всем массу хорошего настроения, присутствующие весело смеялись и просили чмокнуть ещё раз и погромче.
Но были приколы и менее безобидные. Как-то раз я стоял в туалете и курил с пацанами со второго курса — Сашей, Антоном и другими. И вдруг заходит Попандопуло. Наша тусовка резко оживилась. Сначала Попан со всеми вежливо поздоровался — подержался у каждого за лениво поднятую, или почти не поднятую ступню. Двум-трём пацанам он поцеловал кроссовки. Затем Антон поставил его на «четыре кости» у окошка и продолжили курить в цивильных условиях — сидя на «диване», который изображал Попандопуло. Затем Сашка вдруг спросил его: «Попан, пить хочешь?». Тот ответил «Хочу»
— А сильно хочешь?
— Да, сильно.
— Ну, сейчас мы тебя попоим.
Сашка поднял парней с Попана и подвинул его под туалетный светильник, встал ему на спину и открутил плафон. Знаете, наверное, такие круглые шары, объёмом около литра.
Расстегнул ширинку, достал свой крепенький член и стал ссать прямо в плафон. Его сразу же поняли: ещё трое пацанов по очереди отлили в шар. Он наполнился больше половины жёлтой, густой жидкостью.
— На, Попан, пей.
— Да, я что-то расхотел, Саш, не хочу больше, — ответил Попандопуло, хотя как-то вяло, видимо чисто для поддержания имиджа.
— Пей, пей! Мы что зря для тебя старались?
Попан взял плафон и не торопясь стал пить из него мочу.
— Пей до дна, пей до дна! — заорали пацаны. И под такое подбадривание Попан выпил почти всё, то немногое, что осталось, Сашка вылил ему на голову со словами: «Освежись!»
Видимо такая картина основательно возбудила молодых е$унчиков, и они стали заставлять Попана взять у них в рот. Расстегнув ширинки, опустив джинсы до колен, они сели на подоконник и Попандопуло стал сосать у них. У одного сосёт, у двух соседних подрочит. Затем всё перешло в более серьёзную стадию, и парни стали по очереди кончать ему в рот.
— Ну, вот мы тебя накормили и напоили! — подвёл итог Сашка, засовывая опавший член в штаны.
Тут прозвенел звонок, и все стали расходиться по кабинетам. Антон запрыгнул на спину Попандопуло и тот, взяв в руки его мешок с тетрадями, повёз на занятия.
Позже я узнал про Попана гораздо больше, но это в следующем рассказе.
В первый же месяц, в один из выходных осенних дней, нас, первый и второй курсы, отправили в колхоз на уборку картошки. Первый курс убирал свою полосу, второй — свою, рядом с нами. Земля свежевспаханная, грязно. И вот после часа работы, один из второкурсников (его звали кажется Саша) распрямился с хрустом и крикнул: «Попандопуло!». Мне сначала послышалось: «Лопнуло!», я долго думал, что же у него лопнуло? Но тут увидел здорового пацана, бежавшего к второкурснику. Саша говорит этому здоровяку: «Попандопуло, отдых!». Тот, ни слова не говоря, становится на землю на четвереньки (типа пони) и Саша садится на него, как на скамейку, отдыхать. Достаёт сигареты, закуривает, устраивается поудобнее, кладёт ногу на ногу, и всё это на виду у двух курсов. Но почему-то никто ничего не говорит, мало того, подошли ещё три пацана и тоже уселись на живую скамейку — Попандопуло. Тот стоит в грязи, в земле и не делает никаких попыток, встать. Я понял, что это всё уже в порядке вещей, Попандопуло — это слуга особо крутых пацанов училища.
Хоть он был и здоровый, но вчетвером парням было тесно на нём сидеть, и один из них — Антон пересел ему на плечи, почти на шею, так, что голова Попандопуло оказалась у него между толстых ляжек. Антон сидел и лениво курил, изредка щёлкая Попандопуло по ушам. Потом положил ляжку ему на затылок и сказал: «Ну-ка покивай пацанам!» Попан (так его звали кратко) начал кивать и так получалось, что он одновременно качал Антона, тот стал надавливать ногой на затылок, Попану становилось всё тяжелее кивать. Тогда Антон ради прикола поставил ноги, обутые в кирзовые сапоги, ему на кисти рук и стал привставать. Попан заорал: «Больно!» Антон сел обратно на шею, потом снова встал. Попан заорал. Но тут крикнули, что перерыв закончен, пацаны нехотя встали и разошлись по местам.
Я стал украдкой наблюдать за Попаном и его хозяевами, ведь мне вливаться в это училище и надо знать «кто есть кто». Такие посиделки были практически после каждого часа работы, ещё раза 2—3, причём даже когда сели перекусить, парни снова оказались на Попане, сидели на нём и спокойно ели. А до этого у одного из ребят попала земля в ботинок, а когда он пошёл, то наступил на шнурок и затянул его, чуть не упав. Пацан сразу направился к Попану, выставил перед ним ногу и сказал: «Землю вытряхни!» Попандопуло сначала пытался развязать шнурок, но мокрая верёвка рукам не поддавалась, и он был вынужден встать на колени и зубами развязывать шнурок. С трудом расшнуровал, при этом обтёр изрядную долю грязи с ботинка, снял ботинок и стал вытряхать. Пацан, чтобы не упасть, упёрся ногой ему в плечо. Затем Попан снова одел ему ботинок и завязал красивым бантом, заправив концы шнурка в голенище ботинок.
И всё это без всяких слов, уговоров. Причём было видно, что Попан всё делает тщательно, если вытрясает землю, так ещё рукой в ботинке пошуршит, чтоб, всё выпало.
И ещё меня поразил тогда один эпизод: закончили работу надо грузиться в автобус, а у пацанов обувь чуть не по колено в грязи. Сашка заходит в лужу и кричит «Попан!» и тот опять, всё понимая без слов (отдрессировали его что ли так?), садиться на корточки начинает мыть Сашкины сапоги, тщательно, приподымая его ногу, промывая липкую грязь с подошв. Затем в лужу заходит следующий, затем следующий и так пока почти у десяти парней сапоги не заблестели.
Тут меня чёрт дёрнул, я тоже подошёл к Попандопуло, он не поднимая головы, стал мыть и мои сапоги, мне почему-то стало и стыдно и в тоже время приятно. Никто из старшаков мне не сказал ни слова. Может устали?
В дальнейшем я часто видел Попандопуло в училище, про него видимо знали ребята со всех групп. Поэтому его день начинался так:
Перед занятиями пацаны обычно кто стоит, а кто сидит на подоконниках, беседуют про разные вещи. И вот по коридору идёт Попан. И тот, кто его более-менее знает, кричит: «Привет, Попандопуло!». А Попан в ответ подходит к крикнувшему и двумя руками берёт ногу за ботинок или кроссовку, и здоровается, как будто ему подали руку. Долго трясёт ступню и идёт дальше. Некоторые парни (особо выдающиеся) после такого приветствия ему говорили что-то вроде: «Ты что меня не уважаешь?» И Попандопуло кроме потрясания ноги, ещё несколько раз целовал пацанячью обувку в носок. Это доставляло всем массу хорошего настроения, присутствующие весело смеялись и просили чмокнуть ещё раз и погромче.
Но были приколы и менее безобидные. Как-то раз я стоял в туалете и курил с пацанами со второго курса — Сашей, Антоном и другими. И вдруг заходит Попандопуло. Наша тусовка резко оживилась. Сначала Попан со всеми вежливо поздоровался — подержался у каждого за лениво поднятую, или почти не поднятую ступню. Двум-трём пацанам он поцеловал кроссовки. Затем Антон поставил его на «четыре кости» у окошка и продолжили курить в цивильных условиях — сидя на «диване», который изображал Попандопуло. Затем Сашка вдруг спросил его: «Попан, пить хочешь?». Тот ответил «Хочу»
— А сильно хочешь?
— Да, сильно.
— Ну, сейчас мы тебя попоим.
Сашка поднял парней с Попана и подвинул его под туалетный светильник, встал ему на спину и открутил плафон. Знаете, наверное, такие круглые шары, объёмом около литра.
Расстегнул ширинку, достал свой крепенький член и стал ссать прямо в плафон. Его сразу же поняли: ещё трое пацанов по очереди отлили в шар. Он наполнился больше половины жёлтой, густой жидкостью.
— На, Попан, пей.
— Да, я что-то расхотел, Саш, не хочу больше, — ответил Попандопуло, хотя как-то вяло, видимо чисто для поддержания имиджа.
— Пей, пей! Мы что зря для тебя старались?
Попан взял плафон и не торопясь стал пить из него мочу.
— Пей до дна, пей до дна! — заорали пацаны. И под такое подбадривание Попан выпил почти всё, то немногое, что осталось, Сашка вылил ему на голову со словами: «Освежись!»
Видимо такая картина основательно возбудила молодых е$унчиков, и они стали заставлять Попана взять у них в рот. Расстегнув ширинки, опустив джинсы до колен, они сели на подоконник и Попандопуло стал сосать у них. У одного сосёт, у двух соседних подрочит. Затем всё перешло в более серьёзную стадию, и парни стали по очереди кончать ему в рот.
— Ну, вот мы тебя накормили и напоили! — подвёл итог Сашка, засовывая опавший член в штаны.
Тут прозвенел звонок, и все стали расходиться по кабинетам. Антон запрыгнул на спину Попандопуло и тот, взяв в руки его мешок с тетрадями, повёз на занятия.
Позже я узнал про Попана гораздо больше, но это в следующем рассказе.
