Начало 90-х. Смутное время. Людей тянуло к чему-то надёжному и основательному. К земле, например. Потому мы с женой и купили за гроши эту хату, в дальней, полупустой деревне, на отшибе. Жили там летом, лес, грибы, рыбалка. Красота! В огородишке копались. В то суровое время — какое-никакое подспорье.

В хате напротив, через дорогу, тоже горожане обосновались, как говорили местные — дачники. Такая же молодая пара, Виталик и Антонина. По-простому — Тонька. Ну, сдружились быстро, вместе ходили на пруд купаться, вместе ужинали.

Потом Витальке нужно было в город уехать. Они вскоре планировали отправляться на работу заграницу и необходимо было какие-то документы дооформить, справки разные... Короче, уехал Виталька на три дня, а застрял на три недели. Это Тонька узнала, когда на пятый день ходила на почту домой звонить. Мобильников-то ещё не было. Грустная вернулась. Как же, столько дней без любимого мужа. Тем более, что с «этим делом» у пары, похоже, был чёткий порядок. Если не каждый день, то уж через день — обязательно. И вот вскоре мой опытный глаз уловил у Тоньки признаки нарастающего «недоёба».

Надо сказать, что Тонька девушка была весьма привлекательная. Миниатюрная, но отнюдь не худая натуральная блондинка, с хорошими круглыми грудками 2-го размера, крепкой попкой и стройными ножками, женственно полненькими выше колен.

Грудки я успел уже давно рассмотреть, ибо не упускал случая запустить глаз в отставший вырез футболки, когда Тонька, наклонившись, возилась на грядке. Я бы с удовольствием ознакомился и с тем, что скрывалось между полненькими ножками, но в этих условиях устраивать адюльтер было как-то неуместно. Друзья почитай, целый день друг у друга на виду, жена, опять же... Да и Тонька, казалось, была вполне довольна супружеской жизнью и меня воспринимала чисто по-дружески.

Но теперь, когда Виталька где-то болтался уже две недели, ситуация начала меняться. Несколько раз я ловил на себе такие, ну... особенные её взгляды. Да и стала Тонька какой-то нервной, капризной и агрессивной. Недоёб, господа, явный недоёб!

Тем не менее, жизнь наша текла по-прежнему, только общаться мы стали ещё теснее, стараясь окружить «соломенную вдову» вниманием и заботой.

В тот жаркий день я напахался больше обычного. После вечернего похода на пруд и ужина дамы отправились к Тоньке в хату смотреть по телеку какой-то сериал, и я потащился за ними.

Они расположились перед ящиком на старой деревенской кровати, игравшей роль тахты, а я забрался на невысокую лежанку у печи. В хате было жарко, сериал — отстойный. Очень скоро я задремал.

Проснулся я в полной темноте и тишине. Сначала не мог понять, где я. Потом начало доходить: сериал кончился, дамы отправились спать, а меня пожалели, будить не стали. Нужно было выбираться. Только в чужой хате и кромешном мраке я ориентировался плохо, боялся нашуметь или колено разбить об косяк какой-нибудь. Вспомнил, что на лежанке, в углу, видел свечку в майонезной баночке и спички. Тихо и осторожно пошарил.

Есть! Чиркнул спичку, зажёг фитиль. После секундного ослепления от пламени спички, в комнате стали проступать очертания предметов. Я тихо спустил ноги с лежанки и... сердце моё подступило к горлу. На той самой тахте, только теперь покрытой белой простыней, лежала совершенно голая Тонька.

Лежала она на спине, вытянувшись солдатиком, и отнюдь не спала, а смотрела на меня серьёзно и значительно. В мерцающем слабом свете она казалась изваянной из бледного мрамора. Но исходил от неё не холод камня, а такая живая, сексуальная энергия, что дух захватывало. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, потом, угадав мой вопрос — где моя жена? — она чуть заметно кивнула на дверь. Меня бросило в жар! Сейчас или никогда! Я слез с лежанки и невольно запустил руку под резинку своих шортов, где быстро становилось очень тесно. Видя моё замешательство, Тонька, всё так же серьёзно глядя мне в глаза, снова едва кивнула. Через мгновение, избавившись от шортов, я прыгнул на тахту.

Она раскрылась, нет — распахнулась мне навстречу, как книга, как распахивается окно в грозу, как крылья птицы перед полётом. Распахнулись нежные белые ляжки, открыв маленький лобок с нежными светлыми волосиками (я же говорил, что натуральная блондинка!) и аккуратную розовую щёлку, распахнулись руки, крепко охватившие меня за спину, мои ладони сами оказались на её крепких прохладных грудках, губы впились в губы. Нами овладело дикое возбуждение. Мой отвердевший член судорожно тыкался туда, между ляжек, и очень скоро попал. И вошёл! Нет, нырнул, ворвался, вонзился, в узкое, скользкое и удивительно горячее. — . Ах, какая же ты сладкая! — выдохнул я, снова и снова вонзаясь в женское тело. Тонька судорожно задышала сквозь сжатые зубы и принялась лихорадочно, невпопад подмахивать мне, яростно бросая бёдра навстречу члену. Но уже через 30 секунд она вдруг замерла, глаза её чуть закатились и я испугался, что у неё обморок, но головкой члена чувствовал, как в глубине короткого влагалища трепещет её матка.

Выждав несколько мгновений, пока взгляд Тоньки не прояснился, и уже более размеренно снова начал погружать свой отвердевший до боли член туда, поглубже, до упора. Наверное, Тоньке было даже немного больно, но она не отстранялась, а только глухо постанывала. Через минуту она скрестила ноги у меня за спиной, втискивая меня между своих раздвинутых ляжек, и её матка снова мощно запульсировала, пытаясь всосать отсутствующую сперму.

После её третьего оргазма, который тоже не заставил себя ждать, я почувствовал, что и сам уже не в силах сдерживаться. Непреодолимое желание излиться в это, такое желанное, женское тело охватило меня. Тонька поняла это по моим яростным толчкам и быстро зашептала: — Миленький, в меня нельзя, не надо в меня! Я в рот возьму!

И хотя моё сознание уже было затуманено подступающей спермой, я усилием воли вырвал член и стал на колени. Тонька вывернулась из-под меня, приподнялась на локте и всосала мой мокрый, блестящий в свете свечи член почти до основания. Техника глубокого минета была явно ей не чужда. Да, повезло Витальке!

На входе головка члена явственно ощущала узость горла, на выходе язычок бешено обрабатывал уздечку. В моём перевозбуждённом состоянии выносить такое наслаждение долго было невозможно. Стиснув зубы, я терпел сколько мог, но через 20 секунд сдался. Сперма хлынула толчками и, казалось, они никогда не прекратятся. Ни до, ни после в моей жизни я никогда так обильно не кончал. В том же ритме двигалось и горло Тоньки, глотающей скользкий напиток с явным удовольствием. Под конец она облизала обмякшую головку, поцеловала её и благодарно взглянула на меня. Взгляд её был безмятежен и просветлён. — Всё, теперь уходи! А то искать будут.

Я бы конечно задержался на часок-другой, но она была права. Пора было делать ноги. Я натянул шорты, пошёл к двери. Обернулся. Свеча горела. Тонька смотрела мне вслед. Её бледные соски казались прилипшими к телу лепестками розы.

Вернувшись в свою хату, я нашумел, чтобы проснулась жена, для порядка устроил ей выговор, что бросила меня в чужой хате, и с наслаждением плюхнулся в кровать. Заснул мгновенно.

Утром проснулся от шума мотора. Вернулся Виталька, даже раньше, чем ожидал. Все вопросы решил успешно. Через день они должны были быть уже в аэропорту. Собрались быстро, заперли хату, в полдень уехали. Встретиться с Тонькой хоть раз глазами не удалось. Больше я её никогда не видел.

Наш отпуск тоже вскоре заканчивался. Без соседей стало скучно и пусто. Оставшиеся дни я посвятил углублённой ловле карасей.