— А что же ты тут один, Волченька? — спросила девка, с зазывной улыбкой глядя на Волка, стоявшего у берёзы. — Айда со мной! Там весело, костры яркие, высокие... — протянула руку, пальцы тонкие, длинные, словно выточенные.
И вся она такая ладная, как молодая берёза. Волк* залюбовался Красой. Краса... Красава... Высокая, статная, с гривой огненно-рыжих волос, с грудью, которая так и рвётся из-под рубашки. А глаза!... Зелёные словно воды вот этого озера, так бы и утонул в них.
— Идём! — кинула в него венком и бросилась прочь, крикнув со смехом: — Коль хочешь меня, так догоняй!
Тонкая льняная рубашка взметнулась, оголяя стройные крепкие ноги.
— А если догоню?! — он оживился, придя в себя, и кинулся в след за хохочущей девкой.
— А ты сперва догони! — отвечала хохотунья, убегая всё дальше.
Ночь на Купалу выдалась ясной. Да и высокие костры, разведённые на просторной лесной поляне, добавляли свету. Парни и девки с гиканьем и смехом сигали через высокое пламя. Некоторые парочки разбрелись по кустам. То и дело слышалось их прерывистое дыхание и томные стоны. Раздвинув ветви, Волк едва не нарушил покой одной пары. Русоволосая девка, раскинув длинные стройные ноги, стонала:
— Ой, Даренушка, любый мой, посильнее...
А кудрявый детина, устроившись между раздвинутых бёдер красавицы, ударялся в неё что есть силы и мял большие увесистые груди своей возлюбленной.
Мысленно выругавшись, Волк шагнул назад, потирая вспотевший лоб. Душно ему было. То ли от червеньской ** жары, то ли от костров, подогревавших и без того густой и тягучий воздух летней ночи. Но нет. Он знал истинную причину — его сердце уже давно пылало, томилось в желании к Красе. А она всё смеялась над ним — то подпустит к себе, бери, мол, то вдруг сорвётся и растворится среди берёзовых зарослей. И смех её преследовал его повсюду. Но уж сегодня-то он не позволит ей насмехаться! Сам Купала ему в помощь.
Двинулся в противоположную сторону и вскоре вышел к поляне, где горели костры. Парни и девки, взявшись за руки, смеясь, хороводами двигались вокруг огненных купальских цветов, а потом, разогнавшись, по очереди прыгали через высокое пламя. Красаву он увидел сразу. Её нельзя было не заметить — цветом волосы соперничали с пламенем. Встретившись с ним глазами, засмеялась громко, разогналась и прыгнула, задрав подол, выше коленей обнажая ноги. Волк прыгнул за ней точно коршун за белой лебедью. А Краса с громким заливистым смехом уже бежала от него дальше.
Он догнал её в берёзовой роще. Прижав спиной к белому стволу, медленно повёл ладонями по огненным кудрям.
— Красавушка, истомила ты меня, — хриплым шёпотом обдал румяные щеки девушки, склоняясь к её лицу.
— Ой, да что ты? — лукаво засмеялась девка, обнажая ряд жемчужных зубов, облизала свои полные губы. — Ну, коли так... — оборвала фразу на полуслове, прищурилась по-кошачьи, обжигая зелёным взором, и вдруг вскинула ему на шею руки, притянула его голову к себе и прижалась губами к его рту, который сразу раскрылся, по-голодному жадно принимая её поцелуй. Всё его тело вмиг напряглось и затвердело.
А когда она чуть прикусила ему нижнюю губу, Волк застонал, пошатнувшись, подался к ней, и её язык соприкоснулся с его языком, словно выпивая его стон. Упираясь в мягкий девичий живот своим восставшим естеством, он рукой забрался за вышитый ворот льняной сорочки, сжал тёплую трепещущую девичью грудь с напрягшимся соском.
— Не спеши... — выдохнула Красава, отрываясь от его губ и потираясь о него крутыми бёдрами, рукой как бы невзначай касаясь напряжённого бугра в штанах.
Надела ему на голову свой венок и вдруг выскользнула из его объятий.
— Айда к озеру! — позвала, исчезая в густых зарослях.
Выйдя на берег озера, Волк позвал негромко:
— Красаа! Красавушка?
Но девки и след простыл. Закручинился молодец, скинув рубашку и штаны, вошёл в озеро. Прохладная вода остудила пыл разгорячённого тела, но томление в плоти не проходило — она стояла, будто каменная, и не желала слушаться доводов рассудка.
Знал, да, знал Волк, что Краса лишь играет с ним.
— Ой, сынок, нахлебаешься ты с ней горюшка, коли в жёны возьмёшь, — говорила ему матушка. — Красива, горяча, да душа у неё с надломом. Опасная это красота, сынок, точно ярко-синий цветок волкобоя, *** замутит, закружит и потеряешь ты себя.
Да только не слушал Волк ни матушку, ни разум свой. Думалось ему, что сердце он слушает. Сегодня Купальская ночь, в которую принято заключать браки. Если возьмёт девку сегодня, будет она ему женой. Будет! Или он не Волк из рода Войта. **** Его предки испокон веку были призваны надзирать за порядком.
Краса, скинув одежду, кралась вдоль озёрного берега. Смешной он, этот Волк! Будто пёс следует за ней и делает, что она пожелает. Да, видный парень — никто и не спорит. Высок, силён, стиснет в объятиях, аж сердце захолонёт. Опять же, старого Войта сын. Пожалуй, она подарит ему свой цветок этой ночью.
Она увидела его. Волк стоял посередине озера, и вода, от лунного света белая точно молоко, доходила ему до талии. Жемчужные капли блестели в тёмных кудрях и в аккуратной небольшой бороде.
С хитрой улыбкой, предвкушая предстоящее удовольствие, Краса осторожно скользнула в озеро. Бесшумно двинулась к Волку и, подплыв сзади, закрыла ему ладонями глаза.
— Краса... — простонал он, поворачиваясь к ней лицом.
— А ты другую ждал? — хихикнула девка, прижимаясь к нему.
Он приподнял её, охватив ладонями за талию, а она обхватила ногами его бёдра и посмотрела в глаза. Задрожала, поражённая силой его желания, которым полыхал его взгляд.
— Возьми меня, Волченька, — прошептала Краса, обнимая его шею.
От этой её просьбы карие глаза Волка стали чёрными, он заскрежетал зубами, сдерживаясь, боясь всё испортить. Девка изогнулась в его руках, потёрлась носом о колючую щеку и ощутила у себя между ног его твёрдый, буквально каменный немалый член. Он сразу вонзился в её набухшее, влажное лоно, уже готовое принять его. Краса застонала, откидывая назад голову. Боль обожгла горячей волной и растворилась в удовольствии.
— Воолк! — его имя слетело с её губ.
А он, раздувая ноздри крупного прямого носа, поддерживая её под ягодицы, медленно вышел, но только для того, чтобы вновь ворваться в неё, уже смелее, настойчивее.
— Ох, какой же ты огромный, Волченька! — выдохнула Краса с улыбкой, а её лоно жадно всасывало в себя его член, обволакивая своим влажным теплом.
Он выходил из неё и вновь входил, до упора наполняя её собой, так, что у неё всякий раз перехватывало дыхание. Она держалась на нём, оплетая его руками и ногами, обнимая широкие плечи, прижималась к нему, потиралась своими упругими грудями о его вспотевшую грудь с густой порослью вьющихся волос. Волк владел ею безраздельно, его глухой рык вырывался при каждом новом толчке, а хриплое дыхание раздавалось всякий раз, как он вытаскивал свою плоть из тугого лона Красы.
Зажатая в тисках его объятий, она ощущала себя покорённой им. Прижавшись лицом к его шее, Краса вдыхала несравненный запах его кожи и ощущала, как неистово бьётся его сердце.
— Ты... моя! — выкрикнул Волк, в последнем яростном порыве насаживая её на себя, и, выгнувшись, запрокинув голову, содрогнулся, изливая в неё своё семя.
Даже прохладные воды озера не могли заглушить жар, обдавший её лоно. И вдруг это пламя поглотило все её тело и, казалось, проникло даже в душу, заставляя закричать и забиться в его руках.
***
Мария открыла глаза. Георгий, положив голову на сложенные на столе руки, спал. Ой, как нехорошо! Она же заняла его кровать и вот уже вторые сутки бесцеремонно валяется на ней! Девушка, осторожно спустив на пол ноги, хотела встать.
Вдруг засигналила рация, лежавшая на столе.
— Да, слушаю, — мужчина сразу проснулся и ответил.
Мария наблюдала за его лицом. Он хмурился. Складка залегла между бровями, губы сжались в тонкую линию.
— Да, сейчас буду...
Заметив стоящую босиком девушку, строго приказал, буравя её тёмными глазами:
— Надень-ка быстро валенки, вон, в углу стоят. Я специально принёс маленькие. Как раз впору будут, — и усмехнулся чему-то.
— Что-то случилось?
— Да... — он вновь нахмурился. — Волки...
— Волки? — переспросила Мария, глядя на него, пыталась что-то понять, но его лицо оставалось непроницаемым, только в глубине глаз затаилась тревога. — Кто-то погиб?
— Да, на одного старика напали.
— Дедушка?! — Маша словно окаменела.
— Нет! Успокойся! С Трофимычем всё в порядке...
И вдруг, взяв маленький валенок, он присел перед ней и приказал:
— Надевай.
— Но я... мне не холодно, — смутившись пробормотала она.
— Без разговоров! — он уколол её взглядом и тут же надел ей валенок.
Прикосновение его пальцев к лодыжке обожгло, вызывая уже знакомые чувства во всём теле. Это приводило в смятение. Девушка покраснела и опустила глаза. Он усмехнулся. Неужели угадал её чувства? Только этого не хватало? Ну, почему она так воспринимает его прикосновения и этот его обжигающий, пронзающий взгляд?
— Вот так-то лучше, — с улыбкой заметил Георгий. — Я скоро вернусь. Мне надо в деревню съездить. Заодно привезу тебе одежду. Твой пуховик в ужасном состоянии. Ты же, падая, все сучья на себя собрала.
На пороге он обернулся и сказал:
— Суп на печке. Поешь.
И вновь сверкнув жемчужной улыбкой, добавил:
— А трусики в сенцах на верёвке висят.
Она вспыхнула так, что на глазах выступили слёзы.
Едва за ним захлопнулась дверь, Мария подошла к окну, посмотрела, как он сел на снегоход и уехал.
— Есть, поесть суп! — пробормотала она и приложила ладонь к голове, будто отдавала честь.
Ведь правда, он разговаривал с ней так, словно распоряжался ею и имел на это право. Обычно Мария терпеть не могла подобного обращения — характер у неё ещё тот, но... Но именно в нём такая привычка не раздражала. Это казалось каким-то естественным и даже вполне закономерным, как будто иначе и быть не могло. Она быстро выскочила в сени, натянула на себя так бесцеремонно похищенное у неё вчера бельё и вернулась в тёплую избу.
Поела, убрала посуду и подмела пол. Потом забралась на кровать и, охватив колени руками, стала размышлять. Случившееся с ней было странным. Неужели она действительно чуть не стала жертвой волка? Если бы она не узнала о происшествии в деревне, то решила бы, что ей всё привиделось от сильного ушиба. Но теперь те два волка уже не казались плодом воображения. Неужели её правда спас волк? Разве может быть, чтобы один зверь напал на другого, спасая человека? Впрочем... Девушку вдруг осенило. Точно! Её никто не спасал! Она была добычей! Добычей, которую не поделили два хищника. От этого открытия ей стало страшно. Какой-то суеверный ужас холодком прошёлся по спине.
И вдруг послышался протяжный заунывный вой. Волки! Среди бела дня?! Мария кинулась к дверям и закрыла их на замок. Надо бы зажечь лампу, но на неё нашло оцепенение. Забившись в угол на кровать, она сидела, подобравшись, словно затаившийся зверёк. Кто-то ходил вокруг избы — девушка явственно слышала, как скрипит снег. И вдруг шаги замерли у дверей, Мария вжалась в кровать. Послышался звук отпираемого замка. И когда на пороге выросла фигура Георгия, Мария кинулась к нему.
— Опа! Что случилось? — он явно не ожидал, что девушка сама повиснет у него на шее. — Э, да ты дрожишь! Ну, вот, стоило мне отлучиться на несколько часов, как опять испугалась, — его руки сжали её плечи.
Запах, исходивший от него — мороз, снег и что-то ещё неуловимое, тёплое — успокаивал. И Маша прижималась к нему всё сильнее, забыв обо всём. Он смотрел, удерживая взглядом, притягивая, заставляя погружаться в его пламя. Кажется, на дне тёмного омута в самом деле мелькали кроваво-огненные отблески. Подняв руку, Мария ладонью провела по влажной от растаявшего снега бороде. Уже в который раз признаваясь себе, что всей душой желает прикасаться к нему так. А ещё ей хотелось бы распустить его длинные волосы, освободить их от тугой резинки, пропустить сквозь пальцы кудрявящиеся пряди. Но пальцы запутались только в бороде, словно не решаясь двинуться дальше.
И вдруг он издал какой-то всхлипывающий возглас, и его губы накрыли её рот. Поцелуй, неожиданный, жадный, яростный, заставил девушку застонать. И это стало сигналом к новому натиску — его язык раздвинул мягкие податливые губы девушки и проник в её рот. Он терзал, устанавливая своё право на неё, подчинял, вызывая дрожь, пробуждая желание покориться ему и покорить его. Языки встретились, лаская друг друга, сплелись в жарком танце.
— Нет! — Георгий вдруг оттолкнул её. — Нет! Прости...
Мария смотрела на него с удивлением. Почему? После того, что он вчера сделал, ей начало казаться, что он сам хочет большего. Неужели она ошиблась? Или вообще всё придумала себе. Ну конечно, он не из тех кому нужна женщина, вешающаяся на шею.
— Ты здесь ни при чём, — будто отвечая на её немой вопрос, сказал он. — Просто я не должен поступать так...
— А если... я хочу этого? — она и сама удивилась своей смелости.
— Вот, — он указал на сумку, — тут твоя одежда. Я отвезу тебя в деревню...
— Хм, — Мария усмехнулась, сдерживая подступившие слёзы, — прогоняешь?
— Ты просто... Так надо... Всё. Одевайся!
И опять окатил своим взглядом, словно уколол, пригвождая, ставя на место. Она не могла ослушаться. Да что же такое?! Почему она не может отивиться его глазам?!
Быстро натянула джинсы и свитер, вжикнула молнией пуховика.
— Ну вот и молодчинка, — он усмехнулся уголками губ. — Идём.
***
Он бежал. Холод снега совсем не ощущался босыми ногами. Голое тело хлестали ветки, но он, казалось, не замечал этого. Всё стало привычным за долгие годы такого существования. Человек... Нет, он уже давно не был им. Хотя иногда он оставался в человеческом теле. Но его душа стала уже иной. Так, сейчас на опушку, подальше от жилья, подальше от этих тварей, именующих себя людьми. Впрочем, он тоже когда-то был таким, хотя всегда знал о своём даре. Но его отвергли, не приняли, изгнали. И хотя это было очень давно, он ничего не забыл. Сейчас у него только одно желание — убивать их. И он убивал, просто так, ради удовольствия, ради запаха крови. Эта жажда крови была сродни голоду. Он понимал, что с ними надо быть осторожным. Но удача изменила ему.
Нужна была кровь девственницы. Только это давало ему силы — раз в полстолетия напиться крови нетронутой юной девы. И всё — можно жить дальше, сохранив свою молодость и силу. Из века в век. Для этого он и вселился в новое тело человека. Но он просчитался. Войт вновь идёт по его следу. Опять. Уже в который раз. Это проклятое семейство никак не оставит его. Они — причина всех его несчастий! Но ничего, он найдёт выход. Он устранит опасность, которая встала на его пути.
__________________________________________
* Волк — мужское имя у древних славян.
** Червень (июнь) 13 (14) — 20 (21); Купало — божество влаги и росы. Его день отмечается в летнее солнцестояние.
*** Волкобой (борец-корень, волчий корень, иссык-кульский корень, царь-зелье, царь-трава, чёрный корень, чёрное зелье, козья смерть, железный шлем, шлемник, каска, капюшон, лошадка, туфелька, лютик голубой, синеглазка, прострел-трава, прикрыш-трава) — Акони́т (лат. Acónítum) — род многолетних травянистых ядовитых растений семейства Лютиковых.
**** Слово «войт» произошло от Польского «woit», немецкого «Vogt» и от латинского «vocatus», что в переводе означает — «призванный».
Иллюстрации автора, при их создании использованы рисунки Николая Фомина из серии «Вожделение и страсть».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
И вся она такая ладная, как молодая берёза. Волк* залюбовался Красой. Краса... Красава... Высокая, статная, с гривой огненно-рыжих волос, с грудью, которая так и рвётся из-под рубашки. А глаза!... Зелёные словно воды вот этого озера, так бы и утонул в них.
— Идём! — кинула в него венком и бросилась прочь, крикнув со смехом: — Коль хочешь меня, так догоняй!
Тонкая льняная рубашка взметнулась, оголяя стройные крепкие ноги.
— А если догоню?! — он оживился, придя в себя, и кинулся в след за хохочущей девкой.
— А ты сперва догони! — отвечала хохотунья, убегая всё дальше.
Ночь на Купалу выдалась ясной. Да и высокие костры, разведённые на просторной лесной поляне, добавляли свету. Парни и девки с гиканьем и смехом сигали через высокое пламя. Некоторые парочки разбрелись по кустам. То и дело слышалось их прерывистое дыхание и томные стоны. Раздвинув ветви, Волк едва не нарушил покой одной пары. Русоволосая девка, раскинув длинные стройные ноги, стонала:
— Ой, Даренушка, любый мой, посильнее...
А кудрявый детина, устроившись между раздвинутых бёдер красавицы, ударялся в неё что есть силы и мял большие увесистые груди своей возлюбленной.
Мысленно выругавшись, Волк шагнул назад, потирая вспотевший лоб. Душно ему было. То ли от червеньской ** жары, то ли от костров, подогревавших и без того густой и тягучий воздух летней ночи. Но нет. Он знал истинную причину — его сердце уже давно пылало, томилось в желании к Красе. А она всё смеялась над ним — то подпустит к себе, бери, мол, то вдруг сорвётся и растворится среди берёзовых зарослей. И смех её преследовал его повсюду. Но уж сегодня-то он не позволит ей насмехаться! Сам Купала ему в помощь.
Двинулся в противоположную сторону и вскоре вышел к поляне, где горели костры. Парни и девки, взявшись за руки, смеясь, хороводами двигались вокруг огненных купальских цветов, а потом, разогнавшись, по очереди прыгали через высокое пламя. Красаву он увидел сразу. Её нельзя было не заметить — цветом волосы соперничали с пламенем. Встретившись с ним глазами, засмеялась громко, разогналась и прыгнула, задрав подол, выше коленей обнажая ноги. Волк прыгнул за ней точно коршун за белой лебедью. А Краса с громким заливистым смехом уже бежала от него дальше.
Он догнал её в берёзовой роще. Прижав спиной к белому стволу, медленно повёл ладонями по огненным кудрям.
— Красавушка, истомила ты меня, — хриплым шёпотом обдал румяные щеки девушки, склоняясь к её лицу.
— Ой, да что ты? — лукаво засмеялась девка, обнажая ряд жемчужных зубов, облизала свои полные губы. — Ну, коли так... — оборвала фразу на полуслове, прищурилась по-кошачьи, обжигая зелёным взором, и вдруг вскинула ему на шею руки, притянула его голову к себе и прижалась губами к его рту, который сразу раскрылся, по-голодному жадно принимая её поцелуй. Всё его тело вмиг напряглось и затвердело.
А когда она чуть прикусила ему нижнюю губу, Волк застонал, пошатнувшись, подался к ней, и её язык соприкоснулся с его языком, словно выпивая его стон. Упираясь в мягкий девичий живот своим восставшим естеством, он рукой забрался за вышитый ворот льняной сорочки, сжал тёплую трепещущую девичью грудь с напрягшимся соском.
— Не спеши... — выдохнула Красава, отрываясь от его губ и потираясь о него крутыми бёдрами, рукой как бы невзначай касаясь напряжённого бугра в штанах.
Надела ему на голову свой венок и вдруг выскользнула из его объятий.
— Айда к озеру! — позвала, исчезая в густых зарослях.
Выйдя на берег озера, Волк позвал негромко:
— Красаа! Красавушка?
Но девки и след простыл. Закручинился молодец, скинув рубашку и штаны, вошёл в озеро. Прохладная вода остудила пыл разгорячённого тела, но томление в плоти не проходило — она стояла, будто каменная, и не желала слушаться доводов рассудка.
Знал, да, знал Волк, что Краса лишь играет с ним.
— Ой, сынок, нахлебаешься ты с ней горюшка, коли в жёны возьмёшь, — говорила ему матушка. — Красива, горяча, да душа у неё с надломом. Опасная это красота, сынок, точно ярко-синий цветок волкобоя, *** замутит, закружит и потеряешь ты себя.
Да только не слушал Волк ни матушку, ни разум свой. Думалось ему, что сердце он слушает. Сегодня Купальская ночь, в которую принято заключать браки. Если возьмёт девку сегодня, будет она ему женой. Будет! Или он не Волк из рода Войта. **** Его предки испокон веку были призваны надзирать за порядком.
Краса, скинув одежду, кралась вдоль озёрного берега. Смешной он, этот Волк! Будто пёс следует за ней и делает, что она пожелает. Да, видный парень — никто и не спорит. Высок, силён, стиснет в объятиях, аж сердце захолонёт. Опять же, старого Войта сын. Пожалуй, она подарит ему свой цветок этой ночью.
Она увидела его. Волк стоял посередине озера, и вода, от лунного света белая точно молоко, доходила ему до талии. Жемчужные капли блестели в тёмных кудрях и в аккуратной небольшой бороде.
С хитрой улыбкой, предвкушая предстоящее удовольствие, Краса осторожно скользнула в озеро. Бесшумно двинулась к Волку и, подплыв сзади, закрыла ему ладонями глаза.
— Краса... — простонал он, поворачиваясь к ней лицом.
— А ты другую ждал? — хихикнула девка, прижимаясь к нему.
Он приподнял её, охватив ладонями за талию, а она обхватила ногами его бёдра и посмотрела в глаза. Задрожала, поражённая силой его желания, которым полыхал его взгляд.
— Возьми меня, Волченька, — прошептала Краса, обнимая его шею.
От этой её просьбы карие глаза Волка стали чёрными, он заскрежетал зубами, сдерживаясь, боясь всё испортить. Девка изогнулась в его руках, потёрлась носом о колючую щеку и ощутила у себя между ног его твёрдый, буквально каменный немалый член. Он сразу вонзился в её набухшее, влажное лоно, уже готовое принять его. Краса застонала, откидывая назад голову. Боль обожгла горячей волной и растворилась в удовольствии.
— Воолк! — его имя слетело с её губ.
А он, раздувая ноздри крупного прямого носа, поддерживая её под ягодицы, медленно вышел, но только для того, чтобы вновь ворваться в неё, уже смелее, настойчивее.
— Ох, какой же ты огромный, Волченька! — выдохнула Краса с улыбкой, а её лоно жадно всасывало в себя его член, обволакивая своим влажным теплом.
Он выходил из неё и вновь входил, до упора наполняя её собой, так, что у неё всякий раз перехватывало дыхание. Она держалась на нём, оплетая его руками и ногами, обнимая широкие плечи, прижималась к нему, потиралась своими упругими грудями о его вспотевшую грудь с густой порослью вьющихся волос. Волк владел ею безраздельно, его глухой рык вырывался при каждом новом толчке, а хриплое дыхание раздавалось всякий раз, как он вытаскивал свою плоть из тугого лона Красы.
Зажатая в тисках его объятий, она ощущала себя покорённой им. Прижавшись лицом к его шее, Краса вдыхала несравненный запах его кожи и ощущала, как неистово бьётся его сердце.
— Ты... моя! — выкрикнул Волк, в последнем яростном порыве насаживая её на себя, и, выгнувшись, запрокинув голову, содрогнулся, изливая в неё своё семя.
Даже прохладные воды озера не могли заглушить жар, обдавший её лоно. И вдруг это пламя поглотило все её тело и, казалось, проникло даже в душу, заставляя закричать и забиться в его руках.
***
Мария открыла глаза. Георгий, положив голову на сложенные на столе руки, спал. Ой, как нехорошо! Она же заняла его кровать и вот уже вторые сутки бесцеремонно валяется на ней! Девушка, осторожно спустив на пол ноги, хотела встать.
Вдруг засигналила рация, лежавшая на столе.
— Да, слушаю, — мужчина сразу проснулся и ответил.
Мария наблюдала за его лицом. Он хмурился. Складка залегла между бровями, губы сжались в тонкую линию.
— Да, сейчас буду...
Заметив стоящую босиком девушку, строго приказал, буравя её тёмными глазами:
— Надень-ка быстро валенки, вон, в углу стоят. Я специально принёс маленькие. Как раз впору будут, — и усмехнулся чему-то.
— Что-то случилось?
— Да... — он вновь нахмурился. — Волки...
— Волки? — переспросила Мария, глядя на него, пыталась что-то понять, но его лицо оставалось непроницаемым, только в глубине глаз затаилась тревога. — Кто-то погиб?
— Да, на одного старика напали.
— Дедушка?! — Маша словно окаменела.
— Нет! Успокойся! С Трофимычем всё в порядке...
И вдруг, взяв маленький валенок, он присел перед ней и приказал:
— Надевай.
— Но я... мне не холодно, — смутившись пробормотала она.
— Без разговоров! — он уколол её взглядом и тут же надел ей валенок.
Прикосновение его пальцев к лодыжке обожгло, вызывая уже знакомые чувства во всём теле. Это приводило в смятение. Девушка покраснела и опустила глаза. Он усмехнулся. Неужели угадал её чувства? Только этого не хватало? Ну, почему она так воспринимает его прикосновения и этот его обжигающий, пронзающий взгляд?
— Вот так-то лучше, — с улыбкой заметил Георгий. — Я скоро вернусь. Мне надо в деревню съездить. Заодно привезу тебе одежду. Твой пуховик в ужасном состоянии. Ты же, падая, все сучья на себя собрала.
На пороге он обернулся и сказал:
— Суп на печке. Поешь.
И вновь сверкнув жемчужной улыбкой, добавил:
— А трусики в сенцах на верёвке висят.
Она вспыхнула так, что на глазах выступили слёзы.
Едва за ним захлопнулась дверь, Мария подошла к окну, посмотрела, как он сел на снегоход и уехал.
— Есть, поесть суп! — пробормотала она и приложила ладонь к голове, будто отдавала честь.
Ведь правда, он разговаривал с ней так, словно распоряжался ею и имел на это право. Обычно Мария терпеть не могла подобного обращения — характер у неё ещё тот, но... Но именно в нём такая привычка не раздражала. Это казалось каким-то естественным и даже вполне закономерным, как будто иначе и быть не могло. Она быстро выскочила в сени, натянула на себя так бесцеремонно похищенное у неё вчера бельё и вернулась в тёплую избу.
Поела, убрала посуду и подмела пол. Потом забралась на кровать и, охватив колени руками, стала размышлять. Случившееся с ней было странным. Неужели она действительно чуть не стала жертвой волка? Если бы она не узнала о происшествии в деревне, то решила бы, что ей всё привиделось от сильного ушиба. Но теперь те два волка уже не казались плодом воображения. Неужели её правда спас волк? Разве может быть, чтобы один зверь напал на другого, спасая человека? Впрочем... Девушку вдруг осенило. Точно! Её никто не спасал! Она была добычей! Добычей, которую не поделили два хищника. От этого открытия ей стало страшно. Какой-то суеверный ужас холодком прошёлся по спине.
И вдруг послышался протяжный заунывный вой. Волки! Среди бела дня?! Мария кинулась к дверям и закрыла их на замок. Надо бы зажечь лампу, но на неё нашло оцепенение. Забившись в угол на кровать, она сидела, подобравшись, словно затаившийся зверёк. Кто-то ходил вокруг избы — девушка явственно слышала, как скрипит снег. И вдруг шаги замерли у дверей, Мария вжалась в кровать. Послышался звук отпираемого замка. И когда на пороге выросла фигура Георгия, Мария кинулась к нему.
— Опа! Что случилось? — он явно не ожидал, что девушка сама повиснет у него на шее. — Э, да ты дрожишь! Ну, вот, стоило мне отлучиться на несколько часов, как опять испугалась, — его руки сжали её плечи.
Запах, исходивший от него — мороз, снег и что-то ещё неуловимое, тёплое — успокаивал. И Маша прижималась к нему всё сильнее, забыв обо всём. Он смотрел, удерживая взглядом, притягивая, заставляя погружаться в его пламя. Кажется, на дне тёмного омута в самом деле мелькали кроваво-огненные отблески. Подняв руку, Мария ладонью провела по влажной от растаявшего снега бороде. Уже в который раз признаваясь себе, что всей душой желает прикасаться к нему так. А ещё ей хотелось бы распустить его длинные волосы, освободить их от тугой резинки, пропустить сквозь пальцы кудрявящиеся пряди. Но пальцы запутались только в бороде, словно не решаясь двинуться дальше.
И вдруг он издал какой-то всхлипывающий возглас, и его губы накрыли её рот. Поцелуй, неожиданный, жадный, яростный, заставил девушку застонать. И это стало сигналом к новому натиску — его язык раздвинул мягкие податливые губы девушки и проник в её рот. Он терзал, устанавливая своё право на неё, подчинял, вызывая дрожь, пробуждая желание покориться ему и покорить его. Языки встретились, лаская друг друга, сплелись в жарком танце.
— Нет! — Георгий вдруг оттолкнул её. — Нет! Прости...
Мария смотрела на него с удивлением. Почему? После того, что он вчера сделал, ей начало казаться, что он сам хочет большего. Неужели она ошиблась? Или вообще всё придумала себе. Ну конечно, он не из тех кому нужна женщина, вешающаяся на шею.
— Ты здесь ни при чём, — будто отвечая на её немой вопрос, сказал он. — Просто я не должен поступать так...
— А если... я хочу этого? — она и сама удивилась своей смелости.
— Вот, — он указал на сумку, — тут твоя одежда. Я отвезу тебя в деревню...
— Хм, — Мария усмехнулась, сдерживая подступившие слёзы, — прогоняешь?
— Ты просто... Так надо... Всё. Одевайся!
И опять окатил своим взглядом, словно уколол, пригвождая, ставя на место. Она не могла ослушаться. Да что же такое?! Почему она не может отивиться его глазам?!
Быстро натянула джинсы и свитер, вжикнула молнией пуховика.
— Ну вот и молодчинка, — он усмехнулся уголками губ. — Идём.
***
Он бежал. Холод снега совсем не ощущался босыми ногами. Голое тело хлестали ветки, но он, казалось, не замечал этого. Всё стало привычным за долгие годы такого существования. Человек... Нет, он уже давно не был им. Хотя иногда он оставался в человеческом теле. Но его душа стала уже иной. Так, сейчас на опушку, подальше от жилья, подальше от этих тварей, именующих себя людьми. Впрочем, он тоже когда-то был таким, хотя всегда знал о своём даре. Но его отвергли, не приняли, изгнали. И хотя это было очень давно, он ничего не забыл. Сейчас у него только одно желание — убивать их. И он убивал, просто так, ради удовольствия, ради запаха крови. Эта жажда крови была сродни голоду. Он понимал, что с ними надо быть осторожным. Но удача изменила ему.
Нужна была кровь девственницы. Только это давало ему силы — раз в полстолетия напиться крови нетронутой юной девы. И всё — можно жить дальше, сохранив свою молодость и силу. Из века в век. Для этого он и вселился в новое тело человека. Но он просчитался. Войт вновь идёт по его следу. Опять. Уже в который раз. Это проклятое семейство никак не оставит его. Они — причина всех его несчастий! Но ничего, он найдёт выход. Он устранит опасность, которая встала на его пути.
__________________________________________
* Волк — мужское имя у древних славян.
** Червень (июнь) 13 (14) — 20 (21); Купало — божество влаги и росы. Его день отмечается в летнее солнцестояние.
*** Волкобой (борец-корень, волчий корень, иссык-кульский корень, царь-зелье, царь-трава, чёрный корень, чёрное зелье, козья смерть, железный шлем, шлемник, каска, капюшон, лошадка, туфелька, лютик голубой, синеглазка, прострел-трава, прикрыш-трава) — Акони́т (лат. Acónítum) — род многолетних травянистых ядовитых растений семейства Лютиковых.
**** Слово «войт» произошло от Польского «woit», немецкого «Vogt» и от латинского «vocatus», что в переводе означает — «призванный».
Иллюстрации автора, при их создании использованы рисунки Николая Фомина из серии «Вожделение и страсть».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
