Эта история произошла во времена издыхающего Совка. Тогда не было ни мобильников, ни этих ваших пэйджеров, ни интернету, ни даже Sexytales.org.
По молодухе Елена Капушта тусовалась с простыми советскими панками, которые не гнушались периодически потрахивать её по кустам. Я сказал «периодически»? Исправляюсь, а каждодневного сношения в сракотан не хотели? Елена тоже не хотела. А ведь началось всё достаточно тривиально, с невинного ни к чему не обязывающего минетика за «Октябрём». Елена взяла, так сказать, копченую колбаску на пробу. Почвякала, поперекатывала во рту и неожиданно для себя обнаружила невероятную тягу к мужскому детородному органу. Именно этот момент можно смело считать отправной точкой в её половой жизни. Все невинные шалости с берёзовым дилдо не в счет, потому как Елена была еще той трусихой и никак не решалась дефлорировать себя.
Но все течёт, все меняется. Ленка-дырка — так стали величать ёе в новой компании. Путь же до этой шайки уличного сброда был труден и тернист. Времена-то были застойные и к такого рода личностям в закостенелом советском обществе относились с известной долей презрения и отвращения. Елену же бездомные аутсайдеры притягивали похлеще магнита. Стоило ей завидеть симпатичного обрыгана на улице, как она тут же теряла дар речи и не могла сдвинуться с места, хотя хотелось ей в этот момент визжать и обнимашек. Проблема заключалась в застенчивости нашей героини и в боязни расстроить свою религиознонутую маменьку. В голове у ней так и звучал материнский голос: «Не смей приводить в дом всякую шушеру, а не то я тебе покажу праведный гнев».
Елена была, скажем так, не красавица. Нос картошкой, пальцы как сардельки, губы такие тонкие, что их, можно считать, и не было. Угри не давали покоя еще с переходного возраста. Елена тогда еще надеялась, что они пройдут в ближайшее время, но даже не заметила, как те переросли в огромные чирии к сорока годам. Для того чтобы навести хоть какой-то лоск, ей приходилось пользоваться бабушкиными советами и гуашью (ну а хер ли, клеросилу-то тогда еще и в помине не было!) Косметикой тогда пользовались исключительно распутные девицы, а мать была категорически против подобного вида макияжа. Запрещала ей задирать подол выше щиколотки, оставлять открытые части тела. Ну а волосы специально стягивала в эдакую кукешку, чтобы Елена не могла моргать во время импровизированной проповеди.
«Октябрь» был точкой сбора в этом провинциальном городке, кинотеатр, вокруг которого тусовалась всякая разная молодежь. Кто в кальсонах одних, кто в трусах поверх штанов, как хрестоматийный забугорный супергерой, ну а кто и подавно в чем мать родила ходит. В общем, выделялись, как могли. Елена же никак не могла отыскать свою нишу среди этих разношерстных ребят. Запуталась в своих стремлениях и хотениях. Она понимала только одно: «Лягу под латиносов — дома не поймут, под черных — нацы затравят. Ну а с белыми зигзагами она связываться никак не хотела, у ейной маменьки был хахаль таджик, а ходить по лезвию бритвы она опасалась.
И так случилось, что она прибилась к пункерам.
Елена Капушта долго собиралась с духом перед тем, как подойти к толпе разномастных ублюдков (а как еще прикажете слово «punx» перевести?)
— Вы случайно не знаете, как продлить читательский билет? — выдала она.
— Извини, старушка, в душе не чаем. — было ей ответом.
— Какая я вам старушка? — возмутилась Капушта. — Мне 23 года!
— Соболезнуем.
— Так что там с читательским билетом? — переспросила она уже смелее. — Продлять будем?
— Я хз. Иди вон у Фридриха спроси. Он начитанный.
— У кого? — не поняла Елена.
— У Фридриха Шпица.
— У какого шприца?
— Тьфу, старая! Вон на газончике сидит с газеткой.
На лужку валялся, закинув нога за ногу, бородатый карапуз. В руке он держал пол-литровую банку, в которой еще оставалась пара добрых глотков янтарной жидкости.
— Прошу меня простить. — выпалила Елена. — Но даме требуется помощь.
— Помощь? — многозначительно хмыкнул карлик. — О чем речь вообще. Я тут пытаюсь спать, между прочим.
— Ох, простите меня великодушно, но я не ведала, что помешаю. — голос Капушты дрожал.
— Ницшу читала? — ни с того ни с сего поинтересовался бородач, отпив из баночки — А Кастанеду?
— Я... это... ммм... ну... только Пришвина.
— Одним Пришвиным сыт не будешь! Калоброд слушаешь?
— Кало... что? Прости, Господи, нет, такого не слыхала. — призналась честно Елена — Только Сябров.
Карлик посмотрел на Елену внимательно, привстал с примятой травы, выпрямился и отвесил той такую затрещину, какой Капуште даже мать не осмеливалась всадить, будучи в самом лютом православном припадке. Бедная Елена даже вскрякнула от неожиданности.
— Чего дерешься-то? — выпучив глазья, вопрошала она.
— Дура ты! — надменно произнес Шпиц. — Но, стоит заметить, симпатичная, если прищуриться.
Елена зарделась. Доподлинно неизвестно из-за чего прилила краска к лицу: то ли от неожиданного комплимента, то ли от выхваченных люлей, но в любом случае сердце Елены пело. Пело песню «Ты одна — любовь» на стихи Фета Афанасия Афанасьевича.
— Чую ты готова к общению, а точнее к близости интимной. — не долго думая, резюмировал Фридрих.
— Чегось? — осоловело отвечала наша героиня.
— За щеку возьмешь?
— За щеку? Чего надо-то? — не одуплялась 23-летняя девушка, но еще не женщина, Капушта. — Как хомяк орехи что ли?
— Петушка на палочке. — конкретизировал бородатый карлик, ввернув эвфемизм.
— О, парень хочет угостить девушку сластями! — Капушта еще не всосала к чему клонит Фридрих и, давя лыбу, простодушно представляла пломбир. — Я только за такой расклад.
— Так ты прямо сейчас возьмешь на клык? — не мог поверить своим ушам Шпиц. — И соснёшь?
— Ну а коли подтает, то и слизну.
Карлик не стал откладывать маячащий прямо перед носом бесплатный минетец и, схватив Елену за рукав блузы, потащил её подальше от глаз людских.
— Я тебе сейчас одно местечко покажу, там делают такие нажористые хот-доги — закачаешься!
— Со сметанкой люблю и чтоб побольше горчицы! — размечталась Капушта.
— А с хреном не хочешь? — прыснул смехом бородач.
— Только чтоб поядрёней, чтоб пронимало до слёз. — разулыбалась Елена, не подозревая, что ей через какую-то минуту предстоит заглатывать по гланды, давась не карликовых размеров пенисом.
Фридрих бежал, смешно семеня ножками, в то время как Елена смотрелась рядом с ним как грациозная кобылица. Даже привыкшие ко всякого рода фрикам прохожие покатывались со смеху при виде этой парочки. Один дедушка даже поперхнулся пломбиром при виде бегущих.
Заворачивая за угол кинотеатра «Октябрь» Фридрих властно распорядился:
— Разминай губы.
— Ооо, тут такие огромедные делают? — искренне изумлялась наша дурында.
— Такие, что рот порвешь. С охотничьей колбаской будешь?
— Не в моих правилах отказываться от угощения, тем более что от копченостей слюна у меня так и текёт!
— Тогда закрой глазья и присядь на пенек.
— Позвольте, но здесь и в помине нет никакого пенька.
— На мой дымящийся, я имею в виду. — горделиво заметил Фридрих выпячивая топорщащуюся шишку под брюками.
— Что это у вас, я стесняюсь спросить? Неужели то, о чем я только что подумала?
— То самое долгожданное угощение. — продолжал сыпать сальностями бородач. — Осталось только очистить от кожуры.
— Простите, но мне не позволяет заняться с вами ЭТИМ прекрасное воспитание и православная вера.
— Чего? Еще скажи, что мама запрещает брать у незнакомцев конфетки! — начал терять терпение Шпиц. — Какого хера тогда весь этот цирк с дрессированными медведями на велосипедах?
— Вы меня не так поняли. — принялась отнекиваться наша горе-героиня. — Я взаправду проголодалась.
— Соси давай!! — карлик не стал слушать дальше и, изловчившись, схватив Елену за волосы, принялся бесцеремонно принуждать к хую. — Но для начала брючки мне стегни. Я сам всё делать отказываюсь. Ленив по природе своей.
Сама того не желая, Капушта подчинилась. Руки сами оголили паховую зону Фридриха и «глазы уже было не отвесть». И пусть трусы Шпица представляли собой одну сплошную желтоватую корку, но наша героиня лихо с ними управилась, даже почти не повредив крайнюю плоть, плотно прилипшую к ткани закоревшего подгузника.
На секундочку она поймала себя на мысли, что всё это напоминает ей дурной сон. Но такой, где всё происходящее приходится ей по душе. Такое своеобразное извращение порядочной дурнушки.
Личность Шпица практически сразу же затуманила разум Елены. Величием такого человека как Фридрих проникаешься сразу и навсегда. И пусть Елена знала его не более 5-ти минут, но этого было уже вполне достаточно. Она была готова сделать для него всё. Скажет катиться колбаской — катиться, прикажет вывернуться наизнанку — вывернется, заблагорассудится ему прохладной газировки — мигом ринется к автомату по разливу лимонада.
— Я совестливый духом, — вещал Фридрих, — и в вопросах духа трудно найти кого-либо более меткого, более едкого и более твердого, чем я, исключая того, у кого я учился, самого Заратуштру.!
Как только пенис показался на свет Божий, Елена почуяла запах залежавшегося, заветренного мясца. Это напомнило её желудку о том, что с самого утра во рту у ней и маковой росинки не было. И вот уже целая полновесная сарделина в зяпу сама лезет. Это искушение оказалось больше Елены, терпеть не было никаких сил и... она куснула залупку в бок.
— Ииииииииияяяяяяяяяяяяя!! — заверещал бородатый карлик Фридрих. — Чтоб ты сдохла, мразь!!
— Прости-прости, Фридя! Я не хотела. Уж очень аппетитная у тебя пися.
Ответом ей был удар по темечку локтем с разворота.
— Лупи меня, не щади! Я того заслужила. — хрипела Капушта, принимая удары физиономией.
— А вот и буду пиздить! Буду!!
На крик уже бежали бравые молодчики, а при детальном рассмотрении оказалось, что молодчицы. «Свиномордые пэдры», как называл их Шпиц, уже во всю херачили Капушту по ребрам. Особенно взбесилась одна карлица. Она кинулась на Елену с кулаками, пытаясь добраться до физии, дабы наоставлять шрамов, которые поставят крест на Еленином будущем в качестве топ-модели. Хотя, если по чесноку, то я вообще не представляю никакого будущего для Елены.
— Вова, ты убьешь её! — кричали остальные свинюхи. Капушта не могла взять в толк, почему у той мужское имя.
— Лезбуха проклятая!! — вдруг сообразила Елена. — Тебя ждет чан с кипятком в геене огненной. Так и знай. Это говорю тебе я, Елена Капушта.
Дерущиеся так увлеклись, что не заметили как вляпались в собачьи экскременты, в большом количестве раскиданные повсюду. Ели бы вы обратили внимание на бездомных дворняг в этот момент, то наверняка бы заметили, как они бессовестно ухмылялись.
Фридрих же в отличии от своих жопомордых подруг радостно лицезрел развернувшееся перед ним действо. Бабьи драчки с потягушками за волосы его страшно распаляли. Вот и сейчас он потирал свои гениталии не от полученного увечья, а от накатывающего возбуждения.
— Не дала мне кончить, сучка! Вот я тебе задам сейчас. — и принялся открыто надрачивать своего раненого солдата. — Чихвости её, не дай воздуху выйти! — подначивал он Вову.
Вова же в свою очередь наносила удары то с одной, то с другой стороны, не давая оппонентке опомниться. Сложив ладошку в эдакую лодочку она от души отвесила сказочного пиздюля прямо по уху Елене. Той мало не показалось, это я вам как автор сего высера скажу. От давления в ушной раковине, сделавшего страдания невыносимыми, Капушта взвыла белугой. Кровь хлестала в лицо Вовы словно из брансбойта. Случайные зрители были шокированы, а бездомные псы бросились наутек. Елена второй раз в жизни испытала подобную травму. Впервые ей пришлось пережить это в несовершеннолетнем возрасте, когда у матери случился очередной религиозный припадок и Елене пришлось словить икону виском.
Да, определенно не этого ожидала Елена, отправляясь на вечерний променад.
— Что вы натворили, гиткие сучки?! — заорал Фридрих. — Совсем убогую слуха лишили. Ей еще жить и жить. Идите вы лучше все ко мне, чтобы я вас приласкал и залечил ваши раны, как душевные, так и телесные.
Избиение Капушты прекратилось так же неожиданно, как и началось. Юродивые потянулись косячком к бородатому проповеднику во имя любви и спасения. Кровятинка сочилась уже не так сильно, и Елена последовала примеру избивавших её пункерш, подкравшись сзади на карачках. Она прильнула своим, с позволения сказать, лицом к пятой точке Шпица и на секунду забылась.
Очнулась она уже в другом месте. Судя по всему, в каком-то бараке. Комнату тускло освещала сиротливая лампочка, с потолка капало какао. Капусту кто-то пёр прямо в задницу. И им был ни кто иной как бородатый карапуз. Он натужно пыхтел и обливался потом.
— Что, Леночка-дырочка, нравится тебе, когда раскупоривают твой кардан?
— Ой, Фридя, прекрати! У меня там всё в узлах и стяжках. — умоляла наша героиня. — Результат родовой травмы.
— Меня это не особо колышит. Возьми-ка лучше в ротик. У тебя это неплохо получается. Только на этот раз без зубов! — и Фридрих поднес свой крохотный кулачек к самому носу Елены, который был раза в два больше его культи.
— Ой, Фридя, мне пора домой! Маменька заждалась.
— Пока не заглотишь, домой не пущу! — сказал, как отрезал Шпиц.
Елена рыпнулась было в сторону дверного проема, но Фридрих крепко держал её за волосы.
— Куды поперла, кобыла? Давай-ка лучше на клык бери! Елена поняла, что если сейчас отдастся ему, то это обесценит её как женщину. Подстилкой в первый же день становиться как-то не очень хотелось и она, что есть мочи заверещала:
— Помогите!! Насильничают!!!
— Тише-тише, деточка! Что ты кандибоберы закатываешь? Никто тебя тут против силы не держит. Вот Бог, вот порог! — и бородач любезно указал на дверь.
Елена быстренько собрала свои монатки и рыбкой выскочила за дверь. Но на последок бросила роковой взгляд на карлика, мол мы еще увидимся, красавчик. Фридрих попытался отвесить царского поджопника в ответ, но поскользнулся и смешно упал на локоть, попутно сломав его.
Елена бежала домой прикрывая свой срам, в ушах гудело, между ног свербило. Она уже знала, чем займётся, придя домой. Но об этом, дорогие читатели, вы узнаете в следующий раз. Ну а я пока пойду напьюсь душистого ромашкового чаю и передерну на настоящую красавицу Клаудию Шкипер. Вы там тоже не отставайте. До новых встреч и попутного ветру, ласточки мои.
По молодухе Елена Капушта тусовалась с простыми советскими панками, которые не гнушались периодически потрахивать её по кустам. Я сказал «периодически»? Исправляюсь, а каждодневного сношения в сракотан не хотели? Елена тоже не хотела. А ведь началось всё достаточно тривиально, с невинного ни к чему не обязывающего минетика за «Октябрём». Елена взяла, так сказать, копченую колбаску на пробу. Почвякала, поперекатывала во рту и неожиданно для себя обнаружила невероятную тягу к мужскому детородному органу. Именно этот момент можно смело считать отправной точкой в её половой жизни. Все невинные шалости с берёзовым дилдо не в счет, потому как Елена была еще той трусихой и никак не решалась дефлорировать себя.
Но все течёт, все меняется. Ленка-дырка — так стали величать ёе в новой компании. Путь же до этой шайки уличного сброда был труден и тернист. Времена-то были застойные и к такого рода личностям в закостенелом советском обществе относились с известной долей презрения и отвращения. Елену же бездомные аутсайдеры притягивали похлеще магнита. Стоило ей завидеть симпатичного обрыгана на улице, как она тут же теряла дар речи и не могла сдвинуться с места, хотя хотелось ей в этот момент визжать и обнимашек. Проблема заключалась в застенчивости нашей героини и в боязни расстроить свою религиознонутую маменьку. В голове у ней так и звучал материнский голос: «Не смей приводить в дом всякую шушеру, а не то я тебе покажу праведный гнев».
Елена была, скажем так, не красавица. Нос картошкой, пальцы как сардельки, губы такие тонкие, что их, можно считать, и не было. Угри не давали покоя еще с переходного возраста. Елена тогда еще надеялась, что они пройдут в ближайшее время, но даже не заметила, как те переросли в огромные чирии к сорока годам. Для того чтобы навести хоть какой-то лоск, ей приходилось пользоваться бабушкиными советами и гуашью (ну а хер ли, клеросилу-то тогда еще и в помине не было!) Косметикой тогда пользовались исключительно распутные девицы, а мать была категорически против подобного вида макияжа. Запрещала ей задирать подол выше щиколотки, оставлять открытые части тела. Ну а волосы специально стягивала в эдакую кукешку, чтобы Елена не могла моргать во время импровизированной проповеди.
«Октябрь» был точкой сбора в этом провинциальном городке, кинотеатр, вокруг которого тусовалась всякая разная молодежь. Кто в кальсонах одних, кто в трусах поверх штанов, как хрестоматийный забугорный супергерой, ну а кто и подавно в чем мать родила ходит. В общем, выделялись, как могли. Елена же никак не могла отыскать свою нишу среди этих разношерстных ребят. Запуталась в своих стремлениях и хотениях. Она понимала только одно: «Лягу под латиносов — дома не поймут, под черных — нацы затравят. Ну а с белыми зигзагами она связываться никак не хотела, у ейной маменьки был хахаль таджик, а ходить по лезвию бритвы она опасалась.
И так случилось, что она прибилась к пункерам.
Елена Капушта долго собиралась с духом перед тем, как подойти к толпе разномастных ублюдков (а как еще прикажете слово «punx» перевести?)
— Вы случайно не знаете, как продлить читательский билет? — выдала она.
— Извини, старушка, в душе не чаем. — было ей ответом.
— Какая я вам старушка? — возмутилась Капушта. — Мне 23 года!
— Соболезнуем.
— Так что там с читательским билетом? — переспросила она уже смелее. — Продлять будем?
— Я хз. Иди вон у Фридриха спроси. Он начитанный.
— У кого? — не поняла Елена.
— У Фридриха Шпица.
— У какого шприца?
— Тьфу, старая! Вон на газончике сидит с газеткой.
На лужку валялся, закинув нога за ногу, бородатый карапуз. В руке он держал пол-литровую банку, в которой еще оставалась пара добрых глотков янтарной жидкости.
— Прошу меня простить. — выпалила Елена. — Но даме требуется помощь.
— Помощь? — многозначительно хмыкнул карлик. — О чем речь вообще. Я тут пытаюсь спать, между прочим.
— Ох, простите меня великодушно, но я не ведала, что помешаю. — голос Капушты дрожал.
— Ницшу читала? — ни с того ни с сего поинтересовался бородач, отпив из баночки — А Кастанеду?
— Я... это... ммм... ну... только Пришвина.
— Одним Пришвиным сыт не будешь! Калоброд слушаешь?
— Кало... что? Прости, Господи, нет, такого не слыхала. — призналась честно Елена — Только Сябров.
Карлик посмотрел на Елену внимательно, привстал с примятой травы, выпрямился и отвесил той такую затрещину, какой Капуште даже мать не осмеливалась всадить, будучи в самом лютом православном припадке. Бедная Елена даже вскрякнула от неожиданности.
— Чего дерешься-то? — выпучив глазья, вопрошала она.
— Дура ты! — надменно произнес Шпиц. — Но, стоит заметить, симпатичная, если прищуриться.
Елена зарделась. Доподлинно неизвестно из-за чего прилила краска к лицу: то ли от неожиданного комплимента, то ли от выхваченных люлей, но в любом случае сердце Елены пело. Пело песню «Ты одна — любовь» на стихи Фета Афанасия Афанасьевича.
— Чую ты готова к общению, а точнее к близости интимной. — не долго думая, резюмировал Фридрих.
— Чегось? — осоловело отвечала наша героиня.
— За щеку возьмешь?
— За щеку? Чего надо-то? — не одуплялась 23-летняя девушка, но еще не женщина, Капушта. — Как хомяк орехи что ли?
— Петушка на палочке. — конкретизировал бородатый карлик, ввернув эвфемизм.
— О, парень хочет угостить девушку сластями! — Капушта еще не всосала к чему клонит Фридрих и, давя лыбу, простодушно представляла пломбир. — Я только за такой расклад.
— Так ты прямо сейчас возьмешь на клык? — не мог поверить своим ушам Шпиц. — И соснёшь?
— Ну а коли подтает, то и слизну.
Карлик не стал откладывать маячащий прямо перед носом бесплатный минетец и, схватив Елену за рукав блузы, потащил её подальше от глаз людских.
— Я тебе сейчас одно местечко покажу, там делают такие нажористые хот-доги — закачаешься!
— Со сметанкой люблю и чтоб побольше горчицы! — размечталась Капушта.
— А с хреном не хочешь? — прыснул смехом бородач.
— Только чтоб поядрёней, чтоб пронимало до слёз. — разулыбалась Елена, не подозревая, что ей через какую-то минуту предстоит заглатывать по гланды, давась не карликовых размеров пенисом.
Фридрих бежал, смешно семеня ножками, в то время как Елена смотрелась рядом с ним как грациозная кобылица. Даже привыкшие ко всякого рода фрикам прохожие покатывались со смеху при виде этой парочки. Один дедушка даже поперхнулся пломбиром при виде бегущих.
Заворачивая за угол кинотеатра «Октябрь» Фридрих властно распорядился:
— Разминай губы.
— Ооо, тут такие огромедные делают? — искренне изумлялась наша дурында.
— Такие, что рот порвешь. С охотничьей колбаской будешь?
— Не в моих правилах отказываться от угощения, тем более что от копченостей слюна у меня так и текёт!
— Тогда закрой глазья и присядь на пенек.
— Позвольте, но здесь и в помине нет никакого пенька.
— На мой дымящийся, я имею в виду. — горделиво заметил Фридрих выпячивая топорщащуюся шишку под брюками.
— Что это у вас, я стесняюсь спросить? Неужели то, о чем я только что подумала?
— То самое долгожданное угощение. — продолжал сыпать сальностями бородач. — Осталось только очистить от кожуры.
— Простите, но мне не позволяет заняться с вами ЭТИМ прекрасное воспитание и православная вера.
— Чего? Еще скажи, что мама запрещает брать у незнакомцев конфетки! — начал терять терпение Шпиц. — Какого хера тогда весь этот цирк с дрессированными медведями на велосипедах?
— Вы меня не так поняли. — принялась отнекиваться наша горе-героиня. — Я взаправду проголодалась.
— Соси давай!! — карлик не стал слушать дальше и, изловчившись, схватив Елену за волосы, принялся бесцеремонно принуждать к хую. — Но для начала брючки мне стегни. Я сам всё делать отказываюсь. Ленив по природе своей.
Сама того не желая, Капушта подчинилась. Руки сами оголили паховую зону Фридриха и «глазы уже было не отвесть». И пусть трусы Шпица представляли собой одну сплошную желтоватую корку, но наша героиня лихо с ними управилась, даже почти не повредив крайнюю плоть, плотно прилипшую к ткани закоревшего подгузника.
На секундочку она поймала себя на мысли, что всё это напоминает ей дурной сон. Но такой, где всё происходящее приходится ей по душе. Такое своеобразное извращение порядочной дурнушки.
Личность Шпица практически сразу же затуманила разум Елены. Величием такого человека как Фридрих проникаешься сразу и навсегда. И пусть Елена знала его не более 5-ти минут, но этого было уже вполне достаточно. Она была готова сделать для него всё. Скажет катиться колбаской — катиться, прикажет вывернуться наизнанку — вывернется, заблагорассудится ему прохладной газировки — мигом ринется к автомату по разливу лимонада.
— Я совестливый духом, — вещал Фридрих, — и в вопросах духа трудно найти кого-либо более меткого, более едкого и более твердого, чем я, исключая того, у кого я учился, самого Заратуштру.!
Как только пенис показался на свет Божий, Елена почуяла запах залежавшегося, заветренного мясца. Это напомнило её желудку о том, что с самого утра во рту у ней и маковой росинки не было. И вот уже целая полновесная сарделина в зяпу сама лезет. Это искушение оказалось больше Елены, терпеть не было никаких сил и... она куснула залупку в бок.
— Ииииииииияяяяяяяяяяяяя!! — заверещал бородатый карлик Фридрих. — Чтоб ты сдохла, мразь!!
— Прости-прости, Фридя! Я не хотела. Уж очень аппетитная у тебя пися.
Ответом ей был удар по темечку локтем с разворота.
— Лупи меня, не щади! Я того заслужила. — хрипела Капушта, принимая удары физиономией.
— А вот и буду пиздить! Буду!!
На крик уже бежали бравые молодчики, а при детальном рассмотрении оказалось, что молодчицы. «Свиномордые пэдры», как называл их Шпиц, уже во всю херачили Капушту по ребрам. Особенно взбесилась одна карлица. Она кинулась на Елену с кулаками, пытаясь добраться до физии, дабы наоставлять шрамов, которые поставят крест на Еленином будущем в качестве топ-модели. Хотя, если по чесноку, то я вообще не представляю никакого будущего для Елены.
— Вова, ты убьешь её! — кричали остальные свинюхи. Капушта не могла взять в толк, почему у той мужское имя.
— Лезбуха проклятая!! — вдруг сообразила Елена. — Тебя ждет чан с кипятком в геене огненной. Так и знай. Это говорю тебе я, Елена Капушта.
Дерущиеся так увлеклись, что не заметили как вляпались в собачьи экскременты, в большом количестве раскиданные повсюду. Ели бы вы обратили внимание на бездомных дворняг в этот момент, то наверняка бы заметили, как они бессовестно ухмылялись.
Фридрих же в отличии от своих жопомордых подруг радостно лицезрел развернувшееся перед ним действо. Бабьи драчки с потягушками за волосы его страшно распаляли. Вот и сейчас он потирал свои гениталии не от полученного увечья, а от накатывающего возбуждения.
— Не дала мне кончить, сучка! Вот я тебе задам сейчас. — и принялся открыто надрачивать своего раненого солдата. — Чихвости её, не дай воздуху выйти! — подначивал он Вову.
Вова же в свою очередь наносила удары то с одной, то с другой стороны, не давая оппонентке опомниться. Сложив ладошку в эдакую лодочку она от души отвесила сказочного пиздюля прямо по уху Елене. Той мало не показалось, это я вам как автор сего высера скажу. От давления в ушной раковине, сделавшего страдания невыносимыми, Капушта взвыла белугой. Кровь хлестала в лицо Вовы словно из брансбойта. Случайные зрители были шокированы, а бездомные псы бросились наутек. Елена второй раз в жизни испытала подобную травму. Впервые ей пришлось пережить это в несовершеннолетнем возрасте, когда у матери случился очередной религиозный припадок и Елене пришлось словить икону виском.
Да, определенно не этого ожидала Елена, отправляясь на вечерний променад.
— Что вы натворили, гиткие сучки?! — заорал Фридрих. — Совсем убогую слуха лишили. Ей еще жить и жить. Идите вы лучше все ко мне, чтобы я вас приласкал и залечил ваши раны, как душевные, так и телесные.
Избиение Капушты прекратилось так же неожиданно, как и началось. Юродивые потянулись косячком к бородатому проповеднику во имя любви и спасения. Кровятинка сочилась уже не так сильно, и Елена последовала примеру избивавших её пункерш, подкравшись сзади на карачках. Она прильнула своим, с позволения сказать, лицом к пятой точке Шпица и на секунду забылась.
Очнулась она уже в другом месте. Судя по всему, в каком-то бараке. Комнату тускло освещала сиротливая лампочка, с потолка капало какао. Капусту кто-то пёр прямо в задницу. И им был ни кто иной как бородатый карапуз. Он натужно пыхтел и обливался потом.
— Что, Леночка-дырочка, нравится тебе, когда раскупоривают твой кардан?
— Ой, Фридя, прекрати! У меня там всё в узлах и стяжках. — умоляла наша героиня. — Результат родовой травмы.
— Меня это не особо колышит. Возьми-ка лучше в ротик. У тебя это неплохо получается. Только на этот раз без зубов! — и Фридрих поднес свой крохотный кулачек к самому носу Елены, который был раза в два больше его культи.
— Ой, Фридя, мне пора домой! Маменька заждалась.
— Пока не заглотишь, домой не пущу! — сказал, как отрезал Шпиц.
Елена рыпнулась было в сторону дверного проема, но Фридрих крепко держал её за волосы.
— Куды поперла, кобыла? Давай-ка лучше на клык бери! Елена поняла, что если сейчас отдастся ему, то это обесценит её как женщину. Подстилкой в первый же день становиться как-то не очень хотелось и она, что есть мочи заверещала:
— Помогите!! Насильничают!!!
— Тише-тише, деточка! Что ты кандибоберы закатываешь? Никто тебя тут против силы не держит. Вот Бог, вот порог! — и бородач любезно указал на дверь.
Елена быстренько собрала свои монатки и рыбкой выскочила за дверь. Но на последок бросила роковой взгляд на карлика, мол мы еще увидимся, красавчик. Фридрих попытался отвесить царского поджопника в ответ, но поскользнулся и смешно упал на локоть, попутно сломав его.
Елена бежала домой прикрывая свой срам, в ушах гудело, между ног свербило. Она уже знала, чем займётся, придя домой. Но об этом, дорогие читатели, вы узнаете в следующий раз. Ну а я пока пойду напьюсь душистого ромашкового чаю и передерну на настоящую красавицу Клаудию Шкипер. Вы там тоже не отставайте. До новых встреч и попутного ветру, ласточки мои.
