Это произошло в новогоднюю ночь. Я тогда учился на четвертом курсе филфака.

Помню, ездили закупать продукты на Лыбидскую. Как сумасшедший, бегал по всем магазинам, искал стомиллиметровый «Camel»...

... На одной нудной лекции вышел в туалет. Здесь курили. Попросил папироску —

незнакомый блондин с расстёгнутой ширинкой протянул длинную, только что

начатую пачку с верблюдами. Затянулся. Неплохие сигареты, однако.

Добив бычок и сбросив с подоконника кем-то оставленный шприц, я вернулся в

аудиторию. Обязательно прикуплю их на Новый год...

... Не купил. Не было ни в одном магазине. Обычный и без фильтра, а стомиллиметрового нет.

Возвращался в общежитие, когда уже стемнело. Зашёл в полупустой двенадцатый троллейбус, отыскал место поудобней, сел. Уставился в окно. Мелькали рекламные щиты, вывески магазинов, люди. Светофор чаще подмигивал красным, поэтому останавливались на каждом перекрёстке.

Вспомнилась Ирина. Прогулки по лесу. Наш спор, что я с десяти метров попаду снежками в три тонких дерева. Попал. И попытался заняться с ней любовью прямо на снегу. Ира долго сопротивлялась, но я снова попал. А потом два месяца лечил простатит...

Рядом со мной в жёлтом плаще и розовых джинсах примостился какой-то очкарик. Спросил, который час. Я не ответил. Пролепетав ещё что-то о природе, о птицах, он вдруг положил руку на моё колено и слащаво произнёс...

— Меня зовут Альберт Николаевич, а Вас?

— Пётр, — соврал я.

— Очень приятно, Пётр. Вы не желаете проехать ко мне, выпить рюмочку коньяка?..

... Сошёл, как только открылись двери. Ну, конечно. Как я сразу не догадался! Очки, розовые джинсы...

Сорок минут добирался пешком. Ветер, снег, минус по Цельсию. И всё из-за какого-то педераста!..

Повсюду царит атмосфера предстоящего праздника... крики, смех, песни. Туда-сюда снуют девочки в банных халатах, мальчики с полотенцами наперевес. Все — в душ. Ритуал девственной чистоты перед ночью соблазнов и пороков.

Проходит час, бьют куранты. Двухтысячный год наступил.

Сменяют друг друга тосты, звенит посуда. Первокурсник Митя то ли от неопытности, то ли от волнения перед старшими роняет стакан водки в картошку.

Иван уже заплетающимся языком пытается объяснить, чем салат «Столичный» отличается от оливье. Правда, его никто не слушает, но тем не менее он с завидной настойчивостью продолжает выкрикивать...

— Зелёный горошек, пацаны, это вам никакие не Баунти...

Макар, одной рукой обняв косоглазую Светку, другую запустил ей под юбку.

Светлана, периодически вздрагивая, делает вид, что смотрит по телевизору новогодний концерт...

— Сыграем в карты?

На пороге появилась Катя. Она училась на втором курсе факультета английского языка и психологии, а проживала на третьем этаже в сорок четвёртой комнате. Девушку знали все. Вернее, она выделялась среди всех своими огромными габаритами, за что и получила прозвище — Годзилла. К тому же Катерина умела петь.

Мы угрюмо замолчали. Кто чистил апельсин, кто ковырялся зубочисткой во рту. На крошку Кэт внимания не обращали. Она уже собралась, было, уходить, когда я крикнул...

— Пойдём, — и побрёл следом за своей прекрасной феминой. Вначале налево по коридору, а потом вниз по лестнице на третий этаж.

Зашли в комнату. Я банально предложил сыграть в дурака на раздевание. Она охотно согласилась.

С кассетника доносились голоса «Иванушек Интернейшнл». Катя сидела передо мной в трусиках, бюстгалтере и колготках, усердно подпевала. Я же снял только рыжие ковбойские туфли и молчал. Старался не обращать внимание на её груди. Это, признаться, удавалось мне с трудом. Неоднократно ловил себя на мысли, что пытаюсь угадать размер Катиного лифа. Четвёртый или пятый? А может гораздо больше? Бывают же на свете чудеса!

— Один раз играем и на сегодня хватит!

У меня вспотели ноги... такого удара судьбы я не ожидал. Организм настойчиво требовал продолжения вечера...

Поддался. Катрин немного успокоилась.

Так, следующую партию выиграю — она снимет колготки. Снова начнёт нервничать. Я её попробую уговорить, мол, Бог дал, Бог взял, сегодня — ты, а

завтра — я. Сыграем ещё разок, а там... Куда она уже денется!

Но следующей партии я не выиграл. Более того, проиграл подряд три. Катя ликовала... она увидела мои белые в ромашку семейки.

Мне же, наоборот, сделалось нехорошо. В голову полезли всякие ужасы... как-будто я стою на деревянном столе в обнажённом виде, а Катерина, вульгарно развалившись на стуле, орёт в хмельном угаре...

— Шибче чечётку отбивай, жеребец, шибче!

Дрожащей рукой раздал карты. Вспотели не только ноги. Медленно начал открывать... Дама пик, семёрка бубён, трефовая девятка, пиковый туз с королём и бубновый валет. Ну, вот и всё, дорогуша! Пощады не жди...

Я обхватил её руками сзади. Девочка заартачилась, а затем коротко, без замаха, ударила меня локтем в грудную клетку. Потом — в печень. Ещё и ещё. Понял, что долго не выдержу. Мозг судорожно перебирал всевозможные варианты и комбинации. Протрезвел окончательно. Рука потянулась к... Удары ослабли.

Она швырнула моё дистрофичное тело на кровать. Легла рядом — сетка прогнулась до самого пола. Сколько не целился — всё мимо. Не выдержав моего бесполезного ёрзанья, Катя строго отчеканила...

— Матрац на пол!

Прикрыв свой срам простынкой, я послушно выполнил приказ.

Катерина повела себя неординарно. Наверно, высмотрела в каком-нибудь голливудском синематографе. Подойдя к окну, она вылила на голову полный чайник воды.

Меньше всего хотелось в тот зимний вечер принимать холодный душ. Но Катя считала, что это придаст нашим отношениям особенную изюминку, и меня не спрашивала.

Навалилась сверху — дышать стало трудно. Сказывалась разница в весовых категориях. Я робко предложил сменить позу. Не помогло... жёсткий ковёр натирал колени.

Поднялись ко мне. Новая кровать и три матраца вселили уже угасшую, было, веру в успех. Мы опять сплелись в порыве буйной страсти.

Поначалу всё шло удачно. В некоторых моментах я даже получал удовольствие. Когда за спиной неожиданно раздался звук рвущейся бумаги.

Я обернулся. Моя сексуальная дьяволица задела ногой висевшую на стене карту Соединённых Штатов.

Что это была за карта! Месяц назад мне подарила её одна американка. В тот день я ходил по всему общежитию под впечатлением. Хвастался. Неоднократно рассказывал, как я шутил, и как она смеялась. Зазывал каждого встречного к себе в комнату оценить презент. Короче, всем надоел.

Теперь на месте Нью-Йорка с Вашингтоном виднелись пожелтевшие от времени обои.

— Залезай на стол!

Катерина распласталась в ожидании, чему-то глупо улыбаясь. Я заработал, как энерджайзер. С тройной скоростью и силой.

Тикали часики. По стенке пробежал таракан. Катюша стонала в такт.

Хрясь!!!

— Єгор, будь обережн_ше з лампою, добре? Вона знайомих моєї сестри, — такое напутствие выдал мне сосед Толик, уезжая на праздники домой.

— Не суетись, Толян, — успокоил я его. — Всё под контролем...

... Лампа лежала скрюченная на полу и не подавала признаков жизни. Как потом выяснилось, её вообще не стало...

Я проводил Катю к двери. Усталость навевала сон.

— При желании заходи.

Она поглядела на меня сверху вниз, поправила на халате пояс и охрипшим голосом проскрипела...

— А ты злой, зайчуган.

Я закрыл дверь. Посмотрел на разбитую комнату, затем на свои окровавленные колени и, уже укутываясь в пуховое одеяло, прошептал...

— Да, милая, я такой!