Я замечаю её издалека. Долговязая, сутулая, в очках — даже в темноте её тяжело не узнать. В сером пальтишке с закинутым на голову капюшоном она быстро семенит по дорожке в мою сторону. Она смотрит под ноги и активно машет правой рукой, чтобы не поскользнуться. Левой она придерживает сумку.

Здесь между детским садом и домом образовалась узкая натоптанная дорожка, ведущая к метро. Я уже иду по этой дорожке, между нами метров двадцать — не больше. Неожиданно я поскальзываюсь и картинно падаю. Я лежу на спине в сугробе, перекатываюсь на бок, хватаюсь за лодыжку.

В нерешительности она как будто останавливается, не удивлюсь, если сейчас она развернётся и побежит обратно. Но это глупо. Как я её понимаю! Тогда она предпринимает отчаянный ход: она ускоряется и пролетает мимо. Она смотрит чуть-чуть в сторону, придерживая капюшон, якобы заслоняясь от ветра. Делает вид, что не замечает меня. Молодец! Я не виню её, я бы на её месте поступил точно так же.

Молодой человек не умер, у него хватит сил, чтобы подняться и пойти дальше. А что она может сделать? Она хрупкая слабая девушка. Не потащит же она этого жлоба на руках.

Я издаю громкий стон. Мне больно, ужасно больно. Чёрт побери! Ты человек или такая же бессердечная сволочь, как все остальные? Ты можешь остановиться и хотя бы спросить, может ему нужна помощь.

Бедняжка. Её ломает на глазах. Каждый шаг стоит ей огромных усилий. Наконец, она не выдерживает и останавливается, как вкопанная. Медленно разворачивается и бредёт ко мне, виновато понурив голову, всё ещё надеясь, что я сейчас подскачу и ей не нужно будет вступать со мной в контакт. На моём лице гримаса боли, я сжимаю лодыжку обеими руками. Как долго она идёт.

Наконец, она подходит, и я встречаюсь с ней взглядом.

Вы в порядке? — на её лице застыло беспомощное виноватое выражение.

Я знаю, что сейчас нужно ей помочь и начинаю подниматься. Довольно быстро встаю на одну ногу, другая болтается в воздухе. Наступаю на неё, и острая боль вновь пронзает меня.

— Спасибо. Я, наверное, сам дойду. Вы идите, пожалуйста, я бы не хотел вас задерживать.

Я делаю красочный скачок на одной ноге в сторону метро, сумка соскальзывает с моего плеча и падает в сугроб. Наклоняться, стоя на одной ноге, очень неудобно.

— Давайте я помогу, — она жадно хватается за любую возможность быть полезной.

— Сумка тяжёлая. Лучше я сам, — совсем она не тяжёлая. Я специально сегодня в неё ничего не клал.

— Совсем она не тяжёлая, — радостно повторяет она мои мысли вслух и забирает у меня сумку.

У неё неправильный прикус. Я только сейчас это замечаю. Нижняя челюсть как будто вдавлена вглубь, а верхние два зубика смешно торчат наружу. Ротик у неё маленький. Когда она молчит, этот дефект почти незаметен. А когда шепелявит, верхняя губка подымается и образует кружок, в центре которого блестят острые зубки.

Я рад, что между нами возникло взаимопонимание. Мы медленно идём в сторону метро. От возбуждения я забываю ковылять. В такие моменты главное — не выдавать свои истинные намерения. Иначе она заподозрит неладное и навсегда захлопнет передо мной дверь.

Я не спрашиваю, как её зовут, не интересуюсь, учится она или работает и какие у неё планы на субботу. Боже упаси, спросить у неё про планы на субботу. Сейчас моя единственная забота — доковылять до дома. Чувство благодарности проснётся во мне ночью, поначалу меня будут терзать сомнения по поводу её внешности, затем угрызения совести, что я вообще думаю о внешности, я не смогу спать, буду ворочаться с боку на бок, думая о том, какой же я дурак, что даже не попросил у этой сострадательной девушки номер телефона.

Завтра я случайно встречу её в коридоре, сразу узнаю, хромая, подойду к ней, спрошу, как её зовут, назову своё имя. Поблагодарю от всего сердца. Так мы и познакомимся.