Поздний рабочий вечер в жаркой Москве. Раскаленные проспекты, наполненные выхлопным дымом и гарью плавленой резины. Заходящее за горизонт солнце почти не обжигает своими палящими лучами измученный летним зноем город, но почему-то температура воздуха и не думает спадать. Еще жарче и душнее кажется в метро, где каждый вагон везет домой десятки и десятки вспотевших разгоряченных тел, уставших после трудового дня. Среди них и тридцатилетняя Анастасия — чуть выше среднего роста шатенка с томными карими глазами. Природа не одарила ее «модельной» внешностью, но она никогда не была неблагодарна ей.
Стройные ноги, миловидное лицо, упругая грудь 3-го размера, выразительные глаза и припухлые розовые губы, особенно эффектно смотрящиеся на ее смугловатой коже, мало кого из мужчин могли оставить равнодушным. Общую картину добавляли струящиеся до плеч черной копной волнистые волосы, сейчас заколотые наверх, обнажая изящную шею. Никаких украшений, кроме голубых сережек в тон ее босоножкам на 12см. шпильке, и никакого нижнего белья — приказ ее Хозяина. Предельно короткая мини черного цвета и облегающая голубая маечка, через которую отчетливо видны напрягшиеся соски, завершают соблазнительный вид Насти.
Хозяин! До недавних пор женщина и представить себе не могла насколько сладким для нее будет это слово и насколько сильно она будет увлажняться, просто произнося это слово про себя. Так же не могла себе она вообразить и то, что ей будет нравиться разъезжать в общественном транспорте без нижнего белья с начисто выбритой промежностью и торчащими от постоянного возбуждения сосками. А теперь, теперь она просто сожалеет о том, что лето когда-нибудь кончится и рано или поздно придется надевать на себя что-то еще.
В очередной раз в открытые двери вагона вливается людской поток, прижимая возбужденную женщину к противоположной двери. Ей удается развернутся ко всем спиной: так никто не видит ее неприлично вздыбившиеся соски, а так же постоянную краску стыда на ее лице за собственный вид похотливой шлюхи.
Анастасия пытается сосредоточиться на чем-то другом, нейтральном, но все тщетно — мысли раз за разом возвращаются на дорогу ее собственного падения, такого низкого и непристойного, что даже себе бывает стыдно признаваться в этом. И особенно стыдно признаваться в том, что ей это ОЧЕНЬ нравится.
Пока поезд проносится под землей сквозь Москву мысленный затуманенный похотью взор женщины, обращается к недавнему прошлому, когда она была еще самоуверенной перспективной молодой начальницей отдела в крупной международной фирме, и когда она только-только повстречала Его. Высокий стройный молодой человек с теплыми голубыми глазами и немного застенчивой улыбкой пришел в ее отдел уже довольно опытным и высококвалифицированным специалистом.
Тогда она еще не знала, как эта синева глаз может превращаться в лед, холодный и бескомпромиссный, а улыбка — в надменную усмешку, и как она при виде этого будет дрожать от страха и вожделения. Расширяющаяся фирма возлагала и на нее и на него, в том числе, далеко идущие планы. Кто бы тогда мог предположить, что всего через месяц она превратится в покорную похотливую самку, в Его вещь, в Его игрушку. Настя не могла уже вспомнить, когда именно произошел перелом в ней и почему он произошел. Ее Хозяин говорит, что она была рождена такой, и что он лишь вытащил ее истинную сущность на поверхность, подарив свободу, свободу от самой себя.
У молодой женщины нету теперь собственного мнения, но, если бы оно было, она бы, безусловно, согласилась с таким утверждением ее Хозяина. Действительно, разве была она счастлива, когда добивалась успеха, когда видела зависть в глазах своих бывших соперников и соперниц, когда с каждой дорогой покупкой повышала в глазах окружающих свой социальный статус: машина, квартира, дача? Теперь-то женщина отчетливо понимала, что — нет. Каждая вновь завоеванная ступенька в карьерной лестнице давала лишь минутную радость, а затем наступала пустота и разочарование.
И вновь приходилось, сжав зубы, идти вперед, все выше и выше, упиваясь этими сиюминутными подобиями счастья после каждой завоеванной ступени, пока ее Господин не взял свою будущую бесправную вещь за пышную гриву и не стал спускать по совсем другой лестнице — лестнице счастья. Почему спускать? — потому что она падала с каждой ступенькой все ниже и ниже, а удовольствие от этого, к ее стыду, лишь нарастало.
Доведенная почти до пикового возбуждения от воспоминаний, женщина начинает тереться сосками о дверь вагона, пытаясь хоть так прогнать нестерпимый зуд в напряженных уже до боли сосках. К своему стыду, которое лишь усиливает до невозможности пожар между ног, она осознает, что при ходьбе будет слышно, как она хлюпает — смазка из нее течет ручьем, и остановить ее нет никакой возможности. От подобного унизительного положения Настя готова разревется на весь вагон или же кончить, а, скорее всего, и то и другое сразу. Тело ее не слушается: все попытки прекратить бесстыдное трение грудью о дверь вагона пропадают втуне. Еще чуть-чуть и с ее полуоткрытых губ будут срываться стоны.
Мысли вновь возвращаются в прошлое, в тот вечер, когда Он полушутя обронил, что такую красивую грудь, как у нее не стоит держать в тесном лифчике. Дело было на вечеринке по случаю дня рождения одной сотрудницы, и у многих тогда количество выпитого переходило через установленные корпоративные нормы, посему по офису тогда ходили и более грязные шуточки. Но, во-первых, все эти шутки как-то само собой обходили молодую начальницу, а, во-вторых, произнося эти слова со своей вечной полуулыбкой, Его глаза были абсолютно холодны и рассудительны, несмотря на количество выпитого алкоголя. Это Настя запомнила очень хорошо, так как сперва хотела принять вызов и встретить взгляд «зарвавшегося молодчика» — ведь он был на 5 лет ее младше — и ответить чем-то не менее «достойным», поставив Его на место.
Но не смогла. При встрече с Ним взглядом, женщина поняла, что не хочет ничего отвечать, а, наоборот, хочет согласиться. В тот вечер Анастасия ушла домой раньше запланированного, злясь на себя за то, что не может даже как следует возмутиться такой похабной вольностью в свой адрес, да еще при этом смущается, как школьница и малолетка. А, раздевшись и войдя в душ, Настя обнаружила, что ее промежность сильно увлажнена. И как-то уже совсем естественно получилось так, что возбужденная переживаниями того дня молодая начальница принялась ласкать себя, к своему стыду и ужасу представляя, как завтра в собственном кабинете будет перед Ним раздеваться, полностью.
А Он будет сидеть на ее кресле и пристально смотреть на унижение взрослой женщины. Наверное, весь дом мог слышать в ту ночь крики кончающей Насти. По крайней мере, так показалось самой Насте, когда небывалая волна наслаждения захлестнула ее с головой, верча и подбрасывая до неведомых прежде высот наслаждения. Как ни странно, возбуждение после такого оргазма не прошло, и к своему горькому стыду женщина призналась себе, что хочет еще. Весь дом был перерыт в поисках вещи, способной утолить голод проснувшейся в ней чувствительности — естественно, ни о каких «игрушках» в своем доме порядочная, исполнительная начальница и мысли допустить не могла. Ей стал лак для волос, чей округлый контур сумел-таки справиться с буйством женской плоти.
Сношая себя этим предметом косметики, женщина рисовала в своем воображении картины одна грязнее другой. Вернее, это проснувшееся подсознание услужливо показывала внутреннему взору то, что ей самой действительно должно нравиться. Жгучие слезы стыда полились из красивых глаз, когда Настя представляла, как Он ее берет, грубо и ненасытно, как трахает ее голую при всем офисе, а она слышит глумливые насмешки своих подчиненных по отделу в свой адрес, но при этом рука лишь усерднее задвигалась, заставляя флакон двигаться все быстрее и быстрее. Сколько раз тогда молодая женщина кончала, теперь уже и не вспомнить. Но точно не два и не три.
Конечно, на следующий день она не пришла без лифчика, конечно, она старалась забыть об этом, пытаясь себя убедить в том, что случившееся есть лишь глупое недоразумение и ничего более. Однако, ничего не получалось. Мысли вновь и вновь возвращались к переживаниям прошедшей ночи и к Его ледяной синевы глазам. Каждый раз, встречаясь теперь с ними при разговоре или приветствии, Анастасия упрекала себя в том, что до сих пор еще носит лифчик. Наконец, через три дня она сдалась.
Сейчас, стоя в поезде с торчащими как кол сосками и истекая соками порочной похоти, Настя лишь улыбается своим первым робким ощущениям, когда она все же решилась прийти на работу без этого предмета нижнего белья и, вроде как в шутку, сказать Ему, что Его желание исполнено, и под ее белоснежной блузкой больше ей ничего не жмет.
В тот же день Его крепкие пальцы сжимали соски женщины через плотную ткань блузки пока они ехали в лифте одни, а затем и вовсе им ничто не мешало выкручивать нежную чувствительную плоть, когда они находились в ее кабинете. Анастасия ничего не могла с собой поделать, ее тело отказывалось хоть как-то сопротивляться такому унизительному обращению молодого человека с ней, и вместо кричащих в голове слов «нет-нет!» с дрожащих губ срывалось тихое предательское «да». Через два дня женщина перестала по Его желанию носить и трусики, через три — она задержалась на работе только для того, чтобы, умирая со стыда, раздеться для Него в собственном кабинете и постыдно кончать от шлепков по промежности.
Через пять дней она с рвением достойным распутной шлюхи ублажала Его напрягшуюся плоть своим ротиком в подсобном помещении столовой, проклиная себя за то, что вот-вот кончит от подобного своего использования. Раньше женщина ни одному мужчине в своей жизни не позволяла такое, с Ним же она сама желала доставить удовольствие этим способом... Через неделю Он ее порол, называя нерадивой сукой, за то, что она пришла на 5 минут позже назначенного времени, а она стояла голая на шпильках, держа свою грудь за соски на весу, и клялась, что впредь будет исполнительной сукой, моля одновременно о прощении и о наказании за свой проступок.
Вскоре во всей фирме не осталось ни одного помещения, где бы ее не унизили, опустили, и грубо оттрахали, и не осталось ни одной стены, которая не впитала бы в себя крики оргазмирующей Насти от подобного обращения с собой. Каждый раз, приходя на работу, молодая начальница горько переживала свое очередное вчерашнее падение и настраивалась на то, чтобы прекратить это безумие. И каждый раз она осознавала, что не может сказать «нет» Ему, и что Он может делать с ней ВСЕ, что захочет. И от одной этой мысли внизу тут же становилось влажно и горячо.
Наконец людской поток идет на убыль, и с каждой остановкой в поезде пространства становится все больше и больше. Настя уже и не помнит, как доехала до нужной станции «Воробьевы Горы», ей казалось, что весь вагон смотрит на нее, как на последнюю шлюху, и что все знают, что на ней нету белья. Быстро перебирая стройными голыми ногами, она цокает шпильками в сторону верхнего выхода. Выйдя из метро, женщина подбегает к высокому светловолосому молодому человеку, и останавливается в полушаге от него.
— У Ваших ног, Хозяин, — говорит она не установленную фразу, а то, что подсказывает ей сердце.
Надменный взгляд скользит по всему ее телу, отмечая до неприличия напряженные соски и блеск смазки на внутренней стороне бедер, которую не могут скрыть даже тусклые фонари освещения. Настя не знает, куда со стыда спрятать глаза, но даже и мысли не допускает, чтобы прикрыть руками свидетельства своей распутности.
— За мной, сука, — бросает молодой человек строгим голосом, ничуть не беспокоясь, что кто-либо из редких прохожих может его услышать. И Насте приходится почти бежать, чтобы поспевать за Его широким шагом. Пунцовую краску на щеках не может скрыть ни смуглота кожи, ни подступающая темнота. Бичом стыда обжигает мысль, как это зрелище выглядит со стороны: молодой человек, идущий быстрым шагом по своим делам, и взрослая женщина, выглядящая дешевой шлюхой, которая пытается не отставать от него на своих высоких шпильках.
Асфальтовая дорога ведет наверх, в противоположную сторону от Смотровой площадки, где даже отсюда слышно, как гуляет народ. В это время суток здесь уже нет ни прогуливающихся парочек, ни любопытных туристов.
К своему удивлению Настя замечает, что здесь недавно прошел дождь: асфальт и вся листва мокрые, хотя в центре не было и тучки.
Вскоре молодой человек останавливается и бросает так же, будто никому в отдельности не обращаясь:
— Раздевайся, шлюха.
Настя бормочет что-то невнятное в ответ о том, что их могут заметить, что это может быть опасно, но руки сами собой уже стянули кофточку, освобождая ноющую и требующую терзаний грудь, и принялись стягивать короткую юбочку. Через пару мгновений оба предмета одежды оказались в черном пакете в руках Хозяина.
Настя себя чувствует абсолютно беззащитной, но возбуждение просто дикое: соски аж болят от напряжения, а смазка, по все видимости, готова достигнуть колен. Все же она решается спросить робким голосом:
— Мой Господин, а что, если нас вдруг кто-то заметит?
— Ну и что, шлюха? Мало ли народу по вечерам выгуливают своих собак? Вот и я выгуливаю свою суку.
От этого ответа, сказанного холодным равнодушным тоном, женщина чуть не кончает — горят со стыда не только щеки, но все лицо и даже уши.
— Кстати, чтобы картина была полной, — добавляет он с усмешкой, — одень вот это.
Перед Настей падает черный кожаный ошейник с металлическими заклепками, тускло блестящими в лучах далекого фонаря. К нему уже присоединен через колечко такого же вида длинный поводок. Дрожащими тонкими пальцами с красивым маникюром — в обязанность шлюхи обязательно входит уход за собой и своим телом, дабы услаждать взор Господина — женщина, пытаясь не расплакаться, надевает ошейник на себя, а поводок протягивает человеку, которого даже не любит — боготворит.
— За мной, сука, — вновь повторяет Он, и женщина понимает, что именно в таком виде она хочет с Ним дальше идти по жизни, и именно в этом ее счастье.
Каждое движение на четвереньках дается с трудом. И дело тут вовсе не в шаге Хозяина, нет — Он идет медленно, давая в полной мере насладиться Насте статусом суки и всеми теми необыкновенно сладостными чувствами, от осознания подобного статуса. Дело в том, что тело больше не может выдерживать подобного напряжения и готово просто взорваться от переполняющей его похоти и вожделения.
Воображение вновь услужливо подсказывает ей, как это должно выглядеть со стороны: теперь уже не бегущая за молодым человеком шлюха, а ползущая за ним бесправная обнаженная сука, готовая уже кончить от малейшего дуновения ветерка, и не могущая сдержать похотливые стоны.
Наконец, Хозяин замечает позорное состояние своей суки и, сжалившись над ней, велит ползти на небольшую поляну. После шершавого асфальта мокрая холодная трава кажется Насте мягчайшим из одеял. Здесь ее ждет еще одно унизительное задание — валятся в мокрой траве, чтобы отмыть свое тело от грязи асфальта и следов жаркого минувшего дня.
По идее голое тело должно уже давно покрыться мурашками холода, но ничего такого женщина не ощущает — лишь все возрастающую до бескрайних границ собственную страсть, неуправляемой лавиной сметающей последние остатки самоуважения и рационального мышления. Поэтому еще более унизительный приказ — кончить о Его ботинок — воспринимается как самый дорогой подарок на свете. Трясь, своей промежностью о поверхность его ботинка, женщина окончательно превращается в бесправную суку и больше ничто. Оргазмы бьют по ее телу один за другим, неописуемые волны наслаждения устраивают в ее теле настоящую бурю, стоны и крики кончающей самки слышны далеко окрест.
Затем она с искренней благодарностью вылизывает ботинки Хозяина, лишь за тем, чтобы через минуту окончательно пасть, позволив Ему с колкими насмешками сношать ее тело заостренным носком своей обуви. Слезы стыда все же полились из красивых глаз женщины, чертя черные дорожки поплывшей туши на горящих щеках. Но тело в очередной раз предало свою хозяйку, инстинктивно понимая, кому на самом деле принадлежит этот бездонный колодец похоти, и стало вопреки ее воле насаживаться все глубже и глубже. И вот уже женщина сама просит иметь ее именно так, еще и еще. В очередной раз в темноту московского неба унеслись крики полностью отдающейся своей страсти опущенной женщины.
Продолжение следует...
Если кого заинтересовала подобная тема, пишите: delrodon@mail.ru
Стройные ноги, миловидное лицо, упругая грудь 3-го размера, выразительные глаза и припухлые розовые губы, особенно эффектно смотрящиеся на ее смугловатой коже, мало кого из мужчин могли оставить равнодушным. Общую картину добавляли струящиеся до плеч черной копной волнистые волосы, сейчас заколотые наверх, обнажая изящную шею. Никаких украшений, кроме голубых сережек в тон ее босоножкам на 12см. шпильке, и никакого нижнего белья — приказ ее Хозяина. Предельно короткая мини черного цвета и облегающая голубая маечка, через которую отчетливо видны напрягшиеся соски, завершают соблазнительный вид Насти.
Хозяин! До недавних пор женщина и представить себе не могла насколько сладким для нее будет это слово и насколько сильно она будет увлажняться, просто произнося это слово про себя. Так же не могла себе она вообразить и то, что ей будет нравиться разъезжать в общественном транспорте без нижнего белья с начисто выбритой промежностью и торчащими от постоянного возбуждения сосками. А теперь, теперь она просто сожалеет о том, что лето когда-нибудь кончится и рано или поздно придется надевать на себя что-то еще.
В очередной раз в открытые двери вагона вливается людской поток, прижимая возбужденную женщину к противоположной двери. Ей удается развернутся ко всем спиной: так никто не видит ее неприлично вздыбившиеся соски, а так же постоянную краску стыда на ее лице за собственный вид похотливой шлюхи.
Анастасия пытается сосредоточиться на чем-то другом, нейтральном, но все тщетно — мысли раз за разом возвращаются на дорогу ее собственного падения, такого низкого и непристойного, что даже себе бывает стыдно признаваться в этом. И особенно стыдно признаваться в том, что ей это ОЧЕНЬ нравится.
Пока поезд проносится под землей сквозь Москву мысленный затуманенный похотью взор женщины, обращается к недавнему прошлому, когда она была еще самоуверенной перспективной молодой начальницей отдела в крупной международной фирме, и когда она только-только повстречала Его. Высокий стройный молодой человек с теплыми голубыми глазами и немного застенчивой улыбкой пришел в ее отдел уже довольно опытным и высококвалифицированным специалистом.
Тогда она еще не знала, как эта синева глаз может превращаться в лед, холодный и бескомпромиссный, а улыбка — в надменную усмешку, и как она при виде этого будет дрожать от страха и вожделения. Расширяющаяся фирма возлагала и на нее и на него, в том числе, далеко идущие планы. Кто бы тогда мог предположить, что всего через месяц она превратится в покорную похотливую самку, в Его вещь, в Его игрушку. Настя не могла уже вспомнить, когда именно произошел перелом в ней и почему он произошел. Ее Хозяин говорит, что она была рождена такой, и что он лишь вытащил ее истинную сущность на поверхность, подарив свободу, свободу от самой себя.
У молодой женщины нету теперь собственного мнения, но, если бы оно было, она бы, безусловно, согласилась с таким утверждением ее Хозяина. Действительно, разве была она счастлива, когда добивалась успеха, когда видела зависть в глазах своих бывших соперников и соперниц, когда с каждой дорогой покупкой повышала в глазах окружающих свой социальный статус: машина, квартира, дача? Теперь-то женщина отчетливо понимала, что — нет. Каждая вновь завоеванная ступенька в карьерной лестнице давала лишь минутную радость, а затем наступала пустота и разочарование.
И вновь приходилось, сжав зубы, идти вперед, все выше и выше, упиваясь этими сиюминутными подобиями счастья после каждой завоеванной ступени, пока ее Господин не взял свою будущую бесправную вещь за пышную гриву и не стал спускать по совсем другой лестнице — лестнице счастья. Почему спускать? — потому что она падала с каждой ступенькой все ниже и ниже, а удовольствие от этого, к ее стыду, лишь нарастало.
Доведенная почти до пикового возбуждения от воспоминаний, женщина начинает тереться сосками о дверь вагона, пытаясь хоть так прогнать нестерпимый зуд в напряженных уже до боли сосках. К своему стыду, которое лишь усиливает до невозможности пожар между ног, она осознает, что при ходьбе будет слышно, как она хлюпает — смазка из нее течет ручьем, и остановить ее нет никакой возможности. От подобного унизительного положения Настя готова разревется на весь вагон или же кончить, а, скорее всего, и то и другое сразу. Тело ее не слушается: все попытки прекратить бесстыдное трение грудью о дверь вагона пропадают втуне. Еще чуть-чуть и с ее полуоткрытых губ будут срываться стоны.
Мысли вновь возвращаются в прошлое, в тот вечер, когда Он полушутя обронил, что такую красивую грудь, как у нее не стоит держать в тесном лифчике. Дело было на вечеринке по случаю дня рождения одной сотрудницы, и у многих тогда количество выпитого переходило через установленные корпоративные нормы, посему по офису тогда ходили и более грязные шуточки. Но, во-первых, все эти шутки как-то само собой обходили молодую начальницу, а, во-вторых, произнося эти слова со своей вечной полуулыбкой, Его глаза были абсолютно холодны и рассудительны, несмотря на количество выпитого алкоголя. Это Настя запомнила очень хорошо, так как сперва хотела принять вызов и встретить взгляд «зарвавшегося молодчика» — ведь он был на 5 лет ее младше — и ответить чем-то не менее «достойным», поставив Его на место.
Но не смогла. При встрече с Ним взглядом, женщина поняла, что не хочет ничего отвечать, а, наоборот, хочет согласиться. В тот вечер Анастасия ушла домой раньше запланированного, злясь на себя за то, что не может даже как следует возмутиться такой похабной вольностью в свой адрес, да еще при этом смущается, как школьница и малолетка. А, раздевшись и войдя в душ, Настя обнаружила, что ее промежность сильно увлажнена. И как-то уже совсем естественно получилось так, что возбужденная переживаниями того дня молодая начальница принялась ласкать себя, к своему стыду и ужасу представляя, как завтра в собственном кабинете будет перед Ним раздеваться, полностью.
А Он будет сидеть на ее кресле и пристально смотреть на унижение взрослой женщины. Наверное, весь дом мог слышать в ту ночь крики кончающей Насти. По крайней мере, так показалось самой Насте, когда небывалая волна наслаждения захлестнула ее с головой, верча и подбрасывая до неведомых прежде высот наслаждения. Как ни странно, возбуждение после такого оргазма не прошло, и к своему горькому стыду женщина призналась себе, что хочет еще. Весь дом был перерыт в поисках вещи, способной утолить голод проснувшейся в ней чувствительности — естественно, ни о каких «игрушках» в своем доме порядочная, исполнительная начальница и мысли допустить не могла. Ей стал лак для волос, чей округлый контур сумел-таки справиться с буйством женской плоти.
Сношая себя этим предметом косметики, женщина рисовала в своем воображении картины одна грязнее другой. Вернее, это проснувшееся подсознание услужливо показывала внутреннему взору то, что ей самой действительно должно нравиться. Жгучие слезы стыда полились из красивых глаз, когда Настя представляла, как Он ее берет, грубо и ненасытно, как трахает ее голую при всем офисе, а она слышит глумливые насмешки своих подчиненных по отделу в свой адрес, но при этом рука лишь усерднее задвигалась, заставляя флакон двигаться все быстрее и быстрее. Сколько раз тогда молодая женщина кончала, теперь уже и не вспомнить. Но точно не два и не три.
Конечно, на следующий день она не пришла без лифчика, конечно, она старалась забыть об этом, пытаясь себя убедить в том, что случившееся есть лишь глупое недоразумение и ничего более. Однако, ничего не получалось. Мысли вновь и вновь возвращались к переживаниям прошедшей ночи и к Его ледяной синевы глазам. Каждый раз, встречаясь теперь с ними при разговоре или приветствии, Анастасия упрекала себя в том, что до сих пор еще носит лифчик. Наконец, через три дня она сдалась.
Сейчас, стоя в поезде с торчащими как кол сосками и истекая соками порочной похоти, Настя лишь улыбается своим первым робким ощущениям, когда она все же решилась прийти на работу без этого предмета нижнего белья и, вроде как в шутку, сказать Ему, что Его желание исполнено, и под ее белоснежной блузкой больше ей ничего не жмет.
В тот же день Его крепкие пальцы сжимали соски женщины через плотную ткань блузки пока они ехали в лифте одни, а затем и вовсе им ничто не мешало выкручивать нежную чувствительную плоть, когда они находились в ее кабинете. Анастасия ничего не могла с собой поделать, ее тело отказывалось хоть как-то сопротивляться такому унизительному обращению молодого человека с ней, и вместо кричащих в голове слов «нет-нет!» с дрожащих губ срывалось тихое предательское «да». Через два дня женщина перестала по Его желанию носить и трусики, через три — она задержалась на работе только для того, чтобы, умирая со стыда, раздеться для Него в собственном кабинете и постыдно кончать от шлепков по промежности.
Через пять дней она с рвением достойным распутной шлюхи ублажала Его напрягшуюся плоть своим ротиком в подсобном помещении столовой, проклиная себя за то, что вот-вот кончит от подобного своего использования. Раньше женщина ни одному мужчине в своей жизни не позволяла такое, с Ним же она сама желала доставить удовольствие этим способом... Через неделю Он ее порол, называя нерадивой сукой, за то, что она пришла на 5 минут позже назначенного времени, а она стояла голая на шпильках, держа свою грудь за соски на весу, и клялась, что впредь будет исполнительной сукой, моля одновременно о прощении и о наказании за свой проступок.
Вскоре во всей фирме не осталось ни одного помещения, где бы ее не унизили, опустили, и грубо оттрахали, и не осталось ни одной стены, которая не впитала бы в себя крики оргазмирующей Насти от подобного обращения с собой. Каждый раз, приходя на работу, молодая начальница горько переживала свое очередное вчерашнее падение и настраивалась на то, чтобы прекратить это безумие. И каждый раз она осознавала, что не может сказать «нет» Ему, и что Он может делать с ней ВСЕ, что захочет. И от одной этой мысли внизу тут же становилось влажно и горячо.
Наконец людской поток идет на убыль, и с каждой остановкой в поезде пространства становится все больше и больше. Настя уже и не помнит, как доехала до нужной станции «Воробьевы Горы», ей казалось, что весь вагон смотрит на нее, как на последнюю шлюху, и что все знают, что на ней нету белья. Быстро перебирая стройными голыми ногами, она цокает шпильками в сторону верхнего выхода. Выйдя из метро, женщина подбегает к высокому светловолосому молодому человеку, и останавливается в полушаге от него.
— У Ваших ног, Хозяин, — говорит она не установленную фразу, а то, что подсказывает ей сердце.
Надменный взгляд скользит по всему ее телу, отмечая до неприличия напряженные соски и блеск смазки на внутренней стороне бедер, которую не могут скрыть даже тусклые фонари освещения. Настя не знает, куда со стыда спрятать глаза, но даже и мысли не допускает, чтобы прикрыть руками свидетельства своей распутности.
— За мной, сука, — бросает молодой человек строгим голосом, ничуть не беспокоясь, что кто-либо из редких прохожих может его услышать. И Насте приходится почти бежать, чтобы поспевать за Его широким шагом. Пунцовую краску на щеках не может скрыть ни смуглота кожи, ни подступающая темнота. Бичом стыда обжигает мысль, как это зрелище выглядит со стороны: молодой человек, идущий быстрым шагом по своим делам, и взрослая женщина, выглядящая дешевой шлюхой, которая пытается не отставать от него на своих высоких шпильках.
Асфальтовая дорога ведет наверх, в противоположную сторону от Смотровой площадки, где даже отсюда слышно, как гуляет народ. В это время суток здесь уже нет ни прогуливающихся парочек, ни любопытных туристов.
К своему удивлению Настя замечает, что здесь недавно прошел дождь: асфальт и вся листва мокрые, хотя в центре не было и тучки.
Вскоре молодой человек останавливается и бросает так же, будто никому в отдельности не обращаясь:
— Раздевайся, шлюха.
Настя бормочет что-то невнятное в ответ о том, что их могут заметить, что это может быть опасно, но руки сами собой уже стянули кофточку, освобождая ноющую и требующую терзаний грудь, и принялись стягивать короткую юбочку. Через пару мгновений оба предмета одежды оказались в черном пакете в руках Хозяина.
Настя себя чувствует абсолютно беззащитной, но возбуждение просто дикое: соски аж болят от напряжения, а смазка, по все видимости, готова достигнуть колен. Все же она решается спросить робким голосом:
— Мой Господин, а что, если нас вдруг кто-то заметит?
— Ну и что, шлюха? Мало ли народу по вечерам выгуливают своих собак? Вот и я выгуливаю свою суку.
От этого ответа, сказанного холодным равнодушным тоном, женщина чуть не кончает — горят со стыда не только щеки, но все лицо и даже уши.
— Кстати, чтобы картина была полной, — добавляет он с усмешкой, — одень вот это.
Перед Настей падает черный кожаный ошейник с металлическими заклепками, тускло блестящими в лучах далекого фонаря. К нему уже присоединен через колечко такого же вида длинный поводок. Дрожащими тонкими пальцами с красивым маникюром — в обязанность шлюхи обязательно входит уход за собой и своим телом, дабы услаждать взор Господина — женщина, пытаясь не расплакаться, надевает ошейник на себя, а поводок протягивает человеку, которого даже не любит — боготворит.
— За мной, сука, — вновь повторяет Он, и женщина понимает, что именно в таком виде она хочет с Ним дальше идти по жизни, и именно в этом ее счастье.
Каждое движение на четвереньках дается с трудом. И дело тут вовсе не в шаге Хозяина, нет — Он идет медленно, давая в полной мере насладиться Насте статусом суки и всеми теми необыкновенно сладостными чувствами, от осознания подобного статуса. Дело в том, что тело больше не может выдерживать подобного напряжения и готово просто взорваться от переполняющей его похоти и вожделения.
Воображение вновь услужливо подсказывает ей, как это должно выглядеть со стороны: теперь уже не бегущая за молодым человеком шлюха, а ползущая за ним бесправная обнаженная сука, готовая уже кончить от малейшего дуновения ветерка, и не могущая сдержать похотливые стоны.
Наконец, Хозяин замечает позорное состояние своей суки и, сжалившись над ней, велит ползти на небольшую поляну. После шершавого асфальта мокрая холодная трава кажется Насте мягчайшим из одеял. Здесь ее ждет еще одно унизительное задание — валятся в мокрой траве, чтобы отмыть свое тело от грязи асфальта и следов жаркого минувшего дня.
По идее голое тело должно уже давно покрыться мурашками холода, но ничего такого женщина не ощущает — лишь все возрастающую до бескрайних границ собственную страсть, неуправляемой лавиной сметающей последние остатки самоуважения и рационального мышления. Поэтому еще более унизительный приказ — кончить о Его ботинок — воспринимается как самый дорогой подарок на свете. Трясь, своей промежностью о поверхность его ботинка, женщина окончательно превращается в бесправную суку и больше ничто. Оргазмы бьют по ее телу один за другим, неописуемые волны наслаждения устраивают в ее теле настоящую бурю, стоны и крики кончающей самки слышны далеко окрест.
Затем она с искренней благодарностью вылизывает ботинки Хозяина, лишь за тем, чтобы через минуту окончательно пасть, позволив Ему с колкими насмешками сношать ее тело заостренным носком своей обуви. Слезы стыда все же полились из красивых глаз женщины, чертя черные дорожки поплывшей туши на горящих щеках. Но тело в очередной раз предало свою хозяйку, инстинктивно понимая, кому на самом деле принадлежит этот бездонный колодец похоти, и стало вопреки ее воле насаживаться все глубже и глубже. И вот уже женщина сама просит иметь ее именно так, еще и еще. В очередной раз в темноту московского неба унеслись крики полностью отдающейся своей страсти опущенной женщины.
Продолжение следует...
Если кого заинтересовала подобная тема, пишите: delrodon@mail.ru
