По дороге из Москвы в Жуковский есть место, где с одной стороны забор аэропорта «Быково», а с другой — густо засаженная деревьями аллея, отгораживающая поле от дороги. Точнее, это раньше там было поле, теперь-то все давно застроено дачами. Я проходил на эту аллею мимо старой керосиновой лавки и шел влево по аллее, которая тянулась километра на полтора. Я любил там гулять, так как народу там ходило мало, и можно было разглядывать разные машины, проносившиеся по шоссе.
А самая главная причина, тащившая меня туда, заключалась в том, что там я спускал до колен штаны, задирал майку, зажав ее подбородком, и, засунув член между ног, шел по тропинке. Трусиков я специально не надевал. Чтобы штаны не упали до щиколоток, приходилось идти, немного расставив ноги, и при этом еще стараться не выпустить член «на свободу».
При одной только мысли о том, что сейчас меня бесшумно догонит какой-нибудь велосипедист и ВСЕ увидит, меня охватывала такая сладостная дрожь, что я просто не мог идти дальше — приходилось останавливаться и пережидать это восторженное ощущение: одновременно и страха быть застуканным и желания, чтобы тебя в таком виде застала какая-нибудь женщина... Красивая, но суровая. Лет так 35—40. Хотя я даже боялся представить, что могло бы быть, когда она меня увидит. Боялся, но подсознательно желал такой встречи больше всего на свете.
Однажды я шел на такую прогулку по дороге на автобусную остановку, которая располагается как раз в этой аллее, и откуда я начинал свои прогулки, мимо только недавно разломанной старой керосиновой лавки и вдруг ну очень сильно захотел отлить. Я решил зайти в кусты, росшие слева от развалин лавки. Когда я в них пролез, обнаружилось, что поле, которое тут всегда было, уже начали застраивать, а именно я уперся в глухой забор. От забора до зарослей было метра полтора, а в длину площадка тянулась метра на 3—4. Я очистил ее от мусора и навел некое подобие порядка, решив, что это будет моим тайным местом. С одного торца площадка была отгорожена от внешнего мира кустами, а на другом конце был просвет... но потом опять шли кусты и с дороги этой площадки видно почти не было.
В основном, я придумывал там себе новые «наряды», притихая всякий раз, когда в полутора метрах от меня с остановки мимо шли люди. Но как-то раз я решил провести передачу из «новой студии» и впервые полностью разделся, аккуратно повесив всю одежду на гвоздь, торчащий из забора. Постепенно я все больше возбуждался от мыслей о том, что кто-то может увидеть меня тут абсолютно голым, да еще и с гладко выбритым членом между ног. И, в конце концов, даже стал подходить к просвету в зарослях, когда по дороге шла женщина или даже девочка, которая была мне хоть чуть-чуть симпатична. Я подходил обязательно с зажатым между ног членом, втайне желая лишь, чтобы она обернулась и увидела меня в таком виде. От всего этого я испытывал чувство просто неописуемого восторга.
Как оказалось, это был еще не предел. Однажды, во время «передачи» я объяснял «зрителям» порядок действий, если вы вдруг немножко выпустили член из зажатого состояния. Законы королевства разрешали незаметным движением вернуть член на место, и я как раз отрабатывал эти незаметные движения, показывая их зрителям и объясняя, что и как надо делать. Я повернулся поудобнее... и в полутора метрах от себя увидел стоящую боком ко мне женщину, которая снимала висячий замок с калитки, проходом к которой и служил тот просвет в зарослях. Я остолбенел и даже, наверное, забыл дышать. Это была та женщина, о которой я всегда мечтал... лет 35—40, не костлявая, но и не толстая, с большой грудью и офигенной попкой, с хорошей талией и в обтягивающей юбке чуть-чуть ниже колен, которая подчеркивала прекрасный силуэт ее замечательных ножек. Что будет, если она сейчас повернет голову и увидит абсолютно голого пацана 12 лет, да еще и с гладко выбритым лобком и членом, зажатым между ног? Что произойдет? Воображение рисовало картины одну за другой.
Вот она поворачивает голову в мою сторону... и из моей головы напрочь вылетают все мысли.
— Ой, а что ты тут делаешь... голая?! — На ее лице было некоторое удивление, и даже небольшая растерянность. — Ну-ка, подойди сюда! — Теперь в голосе слышалась требовательность и желание понять, что происходит.
Этот требовательный голос немного вывел меня из ступора, и я смог заставить ноги сделать пару шагов. Причем я даже не сообразил, что она меня приняла за девочку, и подошел к ней, не выпуская члена.
— ... Так ты мальчик? — теперь в ее голосе слышалось еще большее удивление. — А что у тебя с..
— У меня просто пися зажата между ног, — вдруг перебил ее я, чуть не подавившись неизвестно откуда взявшимся комком в горле.
— Пися? — переспросила женщина.
— Да, смотрите... вот так она берется, заводится за ногу и зажимается, остается только поправить яички, — с этими словами я все наглядно продемонстрировал. — Можно даже ходить — она не выскользнет, — и я прошел примерно на то место, где стоял, и обратно. Но на последнем шаге член предательски начал выскальзывать, и я отрабатывавшимся только что «незаметным движением» поправил его.
— Ты же говорил, что не выскользнет — она улыбнулась, заметив мое движение.
— Но по закону изредка можно поправлять.
— По какому еще закону?
И я начал подробно излагать ей законы моего королевства.
— Ладно, пойдем в мое королевство. Там все и расскажешь, — перебила она меня и, заметив мое движение выпустить член, чтобы одеться, тут же прикрикнула:
— Э, нет! В моем королевстве мальчики тоже ходят голышом и с писей, зажатой между ног, — она опять улыбнулась. — Так что соблюдай законы, а то придется тебя наказать.
— У меня одежда тебе не нужна, давай ее сюда! — это уже было сказано почти приказным тоном. Она сняла с гвоздя штаны и майку и спросила:
— А где твои трусики?
— Под кроватью дома, я их стараюсь никогда не одевать, — она снова улыбнулась и заскрипела калиткой, открывая дорогу во что-то неизвестное, но безумно мною желанное.
Калитка заскрипела, закрываясь, и я очнулся. Видела меня та женщина или нет, так и осталось загадкой.
Я ждал ее до вечера, сидя там голышом, с твердым намерением обратить на себя ее внимание хрустом ветки или чем-либо еще, но она так и не вышла.
А самая главная причина, тащившая меня туда, заключалась в том, что там я спускал до колен штаны, задирал майку, зажав ее подбородком, и, засунув член между ног, шел по тропинке. Трусиков я специально не надевал. Чтобы штаны не упали до щиколоток, приходилось идти, немного расставив ноги, и при этом еще стараться не выпустить член «на свободу».
При одной только мысли о том, что сейчас меня бесшумно догонит какой-нибудь велосипедист и ВСЕ увидит, меня охватывала такая сладостная дрожь, что я просто не мог идти дальше — приходилось останавливаться и пережидать это восторженное ощущение: одновременно и страха быть застуканным и желания, чтобы тебя в таком виде застала какая-нибудь женщина... Красивая, но суровая. Лет так 35—40. Хотя я даже боялся представить, что могло бы быть, когда она меня увидит. Боялся, но подсознательно желал такой встречи больше всего на свете.
Однажды я шел на такую прогулку по дороге на автобусную остановку, которая располагается как раз в этой аллее, и откуда я начинал свои прогулки, мимо только недавно разломанной старой керосиновой лавки и вдруг ну очень сильно захотел отлить. Я решил зайти в кусты, росшие слева от развалин лавки. Когда я в них пролез, обнаружилось, что поле, которое тут всегда было, уже начали застраивать, а именно я уперся в глухой забор. От забора до зарослей было метра полтора, а в длину площадка тянулась метра на 3—4. Я очистил ее от мусора и навел некое подобие порядка, решив, что это будет моим тайным местом. С одного торца площадка была отгорожена от внешнего мира кустами, а на другом конце был просвет... но потом опять шли кусты и с дороги этой площадки видно почти не было.
В основном, я придумывал там себе новые «наряды», притихая всякий раз, когда в полутора метрах от меня с остановки мимо шли люди. Но как-то раз я решил провести передачу из «новой студии» и впервые полностью разделся, аккуратно повесив всю одежду на гвоздь, торчащий из забора. Постепенно я все больше возбуждался от мыслей о том, что кто-то может увидеть меня тут абсолютно голым, да еще и с гладко выбритым членом между ног. И, в конце концов, даже стал подходить к просвету в зарослях, когда по дороге шла женщина или даже девочка, которая была мне хоть чуть-чуть симпатична. Я подходил обязательно с зажатым между ног членом, втайне желая лишь, чтобы она обернулась и увидела меня в таком виде. От всего этого я испытывал чувство просто неописуемого восторга.
Как оказалось, это был еще не предел. Однажды, во время «передачи» я объяснял «зрителям» порядок действий, если вы вдруг немножко выпустили член из зажатого состояния. Законы королевства разрешали незаметным движением вернуть член на место, и я как раз отрабатывал эти незаметные движения, показывая их зрителям и объясняя, что и как надо делать. Я повернулся поудобнее... и в полутора метрах от себя увидел стоящую боком ко мне женщину, которая снимала висячий замок с калитки, проходом к которой и служил тот просвет в зарослях. Я остолбенел и даже, наверное, забыл дышать. Это была та женщина, о которой я всегда мечтал... лет 35—40, не костлявая, но и не толстая, с большой грудью и офигенной попкой, с хорошей талией и в обтягивающей юбке чуть-чуть ниже колен, которая подчеркивала прекрасный силуэт ее замечательных ножек. Что будет, если она сейчас повернет голову и увидит абсолютно голого пацана 12 лет, да еще и с гладко выбритым лобком и членом, зажатым между ног? Что произойдет? Воображение рисовало картины одну за другой.
Вот она поворачивает голову в мою сторону... и из моей головы напрочь вылетают все мысли.
— Ой, а что ты тут делаешь... голая?! — На ее лице было некоторое удивление, и даже небольшая растерянность. — Ну-ка, подойди сюда! — Теперь в голосе слышалась требовательность и желание понять, что происходит.
Этот требовательный голос немного вывел меня из ступора, и я смог заставить ноги сделать пару шагов. Причем я даже не сообразил, что она меня приняла за девочку, и подошел к ней, не выпуская члена.
— ... Так ты мальчик? — теперь в ее голосе слышалось еще большее удивление. — А что у тебя с..
— У меня просто пися зажата между ног, — вдруг перебил ее я, чуть не подавившись неизвестно откуда взявшимся комком в горле.
— Пися? — переспросила женщина.
— Да, смотрите... вот так она берется, заводится за ногу и зажимается, остается только поправить яички, — с этими словами я все наглядно продемонстрировал. — Можно даже ходить — она не выскользнет, — и я прошел примерно на то место, где стоял, и обратно. Но на последнем шаге член предательски начал выскальзывать, и я отрабатывавшимся только что «незаметным движением» поправил его.
— Ты же говорил, что не выскользнет — она улыбнулась, заметив мое движение.
— Но по закону изредка можно поправлять.
— По какому еще закону?
И я начал подробно излагать ей законы моего королевства.
— Ладно, пойдем в мое королевство. Там все и расскажешь, — перебила она меня и, заметив мое движение выпустить член, чтобы одеться, тут же прикрикнула:
— Э, нет! В моем королевстве мальчики тоже ходят голышом и с писей, зажатой между ног, — она опять улыбнулась. — Так что соблюдай законы, а то придется тебя наказать.
— У меня одежда тебе не нужна, давай ее сюда! — это уже было сказано почти приказным тоном. Она сняла с гвоздя штаны и майку и спросила:
— А где твои трусики?
— Под кроватью дома, я их стараюсь никогда не одевать, — она снова улыбнулась и заскрипела калиткой, открывая дорогу во что-то неизвестное, но безумно мною желанное.
Калитка заскрипела, закрываясь, и я очнулся. Видела меня та женщина или нет, так и осталось загадкой.
Я ждал ее до вечера, сидя там голышом, с твердым намерением обратить на себя ее внимание хрустом ветки или чем-либо еще, но она так и не вышла.
