Ещё один рассказ по второй части. С диалогами, как обычно, немного вольничаю. Пожелаем персонажам счастья, а мне — процветания либо употребления йаду (это и прочее — на robbing-good@yandex.ru).
Внизу, у обрывистых утёсов, сверкало под солнечными лучами даже на вид тёплое море. Песок вод ногами шуршал, сковывал движения и набивался в тяжёлые ботинки. Но куда сильнее, чем в песке, Авелин Вален, капитан городской стражи Киркуолла, вязла в своих чувствах и сомнениях.
Вот же он, рядом — красивый, сильный, спокойный! Стоит только руку протянуть... Нет, рук как раз протягивать не надо, он же может невесть что подумать! Спокойно, Авелин, спокойно, всё идёт хорошо, вы наедине... В патруле. Ох, не зря ей казалось, что устроить из патруля объяснение — паршивая идея!
Авелин задумалась настолько, что заметила валяющийся на дороге булыжник только когда, споткнувшись о него, чуть было не плюхнулась лицом в песок. Помог он, идущий рядом — мгновенно отреагировал, подхватил под локоть, помог сохранить равновесие, но, едва убедившись, что она сама держится на ногах, тут же убрал руку. Капитан с трудом сдержала вздох разочарования. Конечно. Как всегда, сдержан и дисциплинирован. Настоящая мечта. Есть у мечты и имя. Донник. То самое имя, которое она даже произнести не может, не зная, как к нему обратиться и с чего начать! Ничего, у них ещё есть время поговорить — главное, чтобы никто не помешал. Рваный берег не без оснований считался самым опасным патрулём, но сегодня должно быть иначе!
Мысль о взмыленном Хоуке, несущемся впереди, чтобы заблаговременно устранить зловредное зверьё и не менее зловредных представителей разумных рас, способных нарушить располагающую к сердечным откровенностям идиллию патруля, изрядно повеселила бы Авелин, будь она сейчас в состоянии веселиться. Сейчас, однако, и эта мысль вызывала у неё только беспокойство. Они расписали всё по минутам, уже должен был гореть сигнальный огонь, давая знать, что первый участок пути свободен! Что они, потешиться над ней решили? Эта смуглокожая потаскушка, наверняка! Или?... Ферелденец, конечно, опытный боец, но мало ли что могло произойти...
... Хоук, вцепившись рукой в латной перчатке в горло опрокинувшему его боевому псу, другой дланью отчаянно дубасил того по голове, стараясь не подпустить к собственной шее. Изабелла, наклонившись к высокому костру из сухих дров, лихорадочно чиркала огнивом.
Авелин и Донник приблизились к очередному повороту настороже, готовые в любой момент выхватить оружие — городская стража не понаслышке знала, какие участки побережья опаснее всего. Капитан, несмотря на каменное лицо, разрывалась между беспокойством за друга и злостью на эту дурацкую затею.
Изабелла, бросив быстрый взгляд на проходящую внизу тропинку и две приближающиеся фигуры, шёпотом выругалась, и ещё раз ударила кремнём о кресало. Густой сноп искр рассыпался по загоревшемуся, наконец, труту, и огонь быстро побежал вверх по просмоленным дровам.
Даже архонт Гессариан на сожжении ненавистной пророчицы Андрасте не испытывал такого облегчения при виде вспыхнувшего пламени, как Авелин сейчас. Это не могло не отразиться на её лице, и очень хорошо что Донник смотрел в другую сторону, оглядывая открывшуюся глазам местность, не проявляющую никаких признаков враждебности.
— Спокойный патруль, — удивлённо заметил он, поворачиваясь к капитану. — Я бы сказал, необычайно... тихий.
Хоук десятком метров выше отчаянно стиснул горло псу, пресекая вырывающийся из звериной глотки рык.
Авелин растерянно улыбнулась.
— Очень хорошая... погода, — нашлась она. — И вечер, я думаю, будет дивный.
Донник озадаченно взглянул на неё.
— Как скажете, капитан.
— Да, — выдавила из себя пополам с фальшивым смешком Авелин, когда стражник, отвернувшись, продолжил осматривать дорогу, — как скажу...
Откуда-то со стороны пылающего костра послышался звук, напоминающий собачий скулёж. Пёс, воспользовавшись ослабшей хваткой Хоука, пробовал жалобно аккомпанировать своим попыткам вырваться из тесных объятий. Прежде, чем звук успел привлечь внимание стоящего внизу стражника, Изабелла прервала его выверенным ударом кинжала. Хоук, поблагодарив спутницу взглядом, свалил с себя тяжёлую тушу, перевернулся на живот и воззрился на дорогу.
— Создатель, — выдохнул он, — паршиво же у неё получается.
Патруль шёл по плану — тому, который заготовила Авелин, выполнял Хоук, и о котором близко не подозревал Донник. За маленьким, но ужасно принципиальным исключением — она до сих пор не решилась толком заговорить с ним! Второй сигнальный огонь зажёгся вовремя — значит, и этот участок пути безопасен. Вот он поворачивается к ней, явно опять удивлённый пустынностью маршрута, который почти никогда не обходился без неприятных встреч. Ну, Авелин, давай, надо сказать что-то! Рука бессознательно нащупала рукоять оружия...
— Мечи!... — выдохнула Авелин, уставившись спутнику в лицо.
Стражник застыл с полуоткрытым ртом.
— Мечи, кхм, — прочистила горло капитан. — Э-э, меч может быть слишком мягким, если он неправильно сделан. Ему подобает быть гибким, но вместе с тем твёрдым. Закалка — вот ключевой шаг, который может сотворить меч или сломать.
— Конечно, — осторожно согласился Донник.
— Меч... пригодный для разного. Что ты думаешь... о мечах?
Она отчаянно уставилась на соратника — проклятье, ну, может, он в глазах у неё прочтёт и всё поймёт! Напрасно — сильнее прежнего озадаченный стражник деликатно рассматривал носки кованых ботинок.
— Простите, капитан — аккуратно начал он, — но, боюсь, я чего-то не понял...
— Оу, — мило улыбнулась Авелин. — Ничего, то есть, в смысле, ерунда.
«Создатель, надеюсь, он не услышит, как у меня зубы скрипят».
Сверху донеслось нечто среднее между прерывистым рыданием, стоном и поскуливанием. Чья бы глотка это ни исторгла, владелец её явно испытывал вселенское отчаяние. И что-то подсказывало женщине-рыцарю, что в этот раз автором звука была не собака.
— Ужас, — прошептал Хоук и крепко сжал челюсти, чтобы не повторить свой непроизвольный номер.
— Ты говорил, в Ферелдене у неё был мужик? — так же тихо поинтересовалась Изабелла, присев радом на корточки. Разрез на тунике открыл отличный вид на загорелое бедро, на которое тут же уставился Хоук, радуясь любой возможности отвлечься от доставлявшего ему буквально физические страдания зрелища.
— Я бы руку... — задумчиво произнесла морячка, получив кивок от Хоука, и осеклась. — Нет, положим, рука мне слишком дорога, но ухо я бы на отсечение дала, чтобы посмотреть, как она его обхаживала.
Солнце, пройдя зенит медленно ползло к морю. Патруль подходил к концу. Ни одной случайности. Ни одного нападения. Ровно столько же слов о том, ради чего это всё затевалось.
— Что ж, — с деланной улыбкой проронила Авелин, — это был хороший патруль, стражник... Хоук?!
Донник, осматривавший другую сторону тропы, обернулся, чтобы напомнить, что его зовут иначе, и тотчас увидел того, кому восклицание адресовалось.
— Вот так сюрприз! — с жутковатой неестественной улыбкой процедила капитан. Несмотря на металл в голосе, в нём же отчётливо слышались нотки паники. — А что ты... тут делаешь?
— Авелин... — елейным голосом отозвался ферелденец.
— Хоук! — предостерегающе вскинула руку женщина едва ли не с мольбой в глазах.
— Может, кто-нибудь, пожалуйста, объяснить мне, что тут происходит? — обозначил своё присутствие как всегда сдержанный Донник.
Изабелла фыркнула, сверкнув белыми зубами, которые оттеняла смуглая кожа.
— Ну и парочка, гром и молния, вы стоите друг друга! Нагни её, наконец, и отжарь как следует!
Если предложение и нарушило каменное спокойствие стражника, виду тот постарался не подать.
— Мне... следует возвращаться в казармы, — нашёлся он. — Капитан, — неглубокий поклон. — Сэра Хоук, леди, — короткий кивок. Изабелла закатила глаза, услышав великосветское обращение. Повернувшись кругом, Донник быстро зашагал по песчаной тропинке.
— Ты настолько меня ненавидишь? — низким голосом поинтересовалась Авелин, исподлобья уставившись на Хоука. — Поверить не могу, что ты это сделал!
— Поверить не могу, что этого не сделала ты, — ухмыльнулся он в ответ.
— Ладно... — губы капитана сжались в одну тонкую черту. — Я с этим справлюсь. Будет иск... о домогательствах с использованием служебного положения. И... Да, мне придётся подать рапорт о переводе, так будет лучше. А тебя, — она снова воззрилась на Хоука, — я жду в крепости наместника. Хочу видеть твои глаза, когда это будет происходить.
* * *
Называть скопление толстых стен и мощных башен в самой высокой точке Киркуолла «крепостью наместника» было не совеем корректно — кроме собственно приёмной властителя города там располагались кое-какие церемониальные помещения, невостребованный в отсутствие монарха тронный зал, и, конечно, казармы городской стражи.
Хоук стоял, перекатываясь, с носков на пятки и обратно и сдерживая искушение насвистывать, а Авелин, не находя себе места, расхаживала взад-вперёд, словно зверь в клетке, перед дверью своего кабинета.
— Нужно уладить это прежде, чем дело дойдёт до наместника! Может, формальное извинение... Что-нибудь, чтобы стража поняла, что может по-прежнему полагаться на капитана.
— Попробуй ещё какой-нибудь неловкий анонимный подарок, — зевнул Хоук. — Учитывая, что ты наворотила дальше, это был даже не худший вариант.
— Молчи, Хоук! — отрезала Авелин. — Уж кто-то, а ты... Проклятье, куда подевался Донник?..
Ответ на её вопрос последовал незамедлительно: поскрипывая ремнями доспехов, в помещение вошёл широкоплечий стражник, направившийся прямо к ним.
— Простите, сэра Хоук, — уверенно обратился он к ферелденцу, — мне необходимо поговорить с капитаном.
— Стражник... Донник, — не нашла лучших слов Авелин.
— Капитан? — вопросительно наклонил голову стражник. Женщина-рыцарь затравленно оглянулась на приятеля, неубедительно пытавшегося выдать зевок за ободряющую улыбку, и сделала приглашающий жест. Донник закрыл за собой дверь. Хоук прислонился к дверному косяку и беспечно засвистел простенькую мелодию.
— Стражник, — начала она самым формальным тоном, повернувшись вошедшему за ней посетителю, — я должна...
Городская стража никогда не узнала, что должна была Авелин. Донник решительно шагнул вперёд, обхватил одной рукой её талию, положив другую на плечо, приблизил своё лицо к веснушчатому лицу капитана и одарил командира уверенным поцелуем.
Увидь кто-нибудь лицо Авелин, едва ли он узнал бы в этой обомлевшей женщине грозу Киркуолльской преступности. Опешила она, надо отдать ей должное, лишь на мгновение — практически сразу её горячей волной накрыло облегчение. Капитан стиснула бёдра. Судя по ощущениям, тепло этой волны, всё без остатка, сосредоточилось строго в одном месте.
Донник оторвался от губ капитана (а та отвечала с немалой страстью — сказывалась орлейская кровь) и взглянул ей прямо в глаза. Что именно ему там открылось, Авелин не бралась угадать — главное, что понял он всё правильно. Рука, избавившаяся от латной перчатки, так же медленно и уверенно, как раньше, потянулась к ремням, удерживающим капитанские наплечники.
Доннику, наконец, изменила его сдержанность — во всяком случае, от доспехов он избавлялся с той же лихорадочной поспешностью, что и Авелин. Нагрудники, поножи, ботинки — если бы с такой же скоростью стража Киркуолла облачалась, им не было бы равных в боеготовности во всей Вольной Марке. Фигуры, открывшиеся под одинаковыми латами, стоили друг друга. Литой торс и могучие руки стражника, конечно, угадывались и под бронёй, но воочию даже превосходили ожидания. Авелин, несмотря на командирскую должность, не утратила отличной формы — под одеждой переливались крепкие мускулы, дополнявшиеся очень выразительными округлостями там, где было нужно. Показаться во всей красе капитан не успела — ещё до того, как она смогла бы снять кожаный камзол и такие же штаны, оставшийся в одних портках Донник кинулся на непосредственного начальника и снова впился в неё поцелуем. Авелин, обхватив мощную шею стражника, откинулась назад, открывая свою, и по ней тоже не замедлили пройтись шершавые губы. Лицо Донника украшала всегдашняя щетина, но какие неудобства её прикосновения могли причинить той, что привыкла к жёстким ремням шлема? Даже и не будь, впрочем, такой привычки — что значили бы небритые щёки рядом с этими нежными и в то же время страстными прикосновениями?
Объятия длились недолго. Стражник нащупал запястья капитана и мгновением позже притиснул её руки к стене. Прижатая спиной к каменной кладке, Авелин сначала неосознанно рванулась навстречу любовнику, но потом замерла, тяжело дыша и глядя на удерживающего её Донника.
Тот не делал тайны из своих намерений. Ухватив зубами шнурок, удерживавший камзол на женской груди, стражник резко рванул его движением, напомнившим орлесианке льва, терзающего добычу.
Если и не в других отношениях, то по завидной крепости зубов Донник определённо заслуживал сравнения с хищником. Надёжная кожаная шнуровка лопнула и просела под давлением капитанского бюста, а после второго рывка вылетела из врезанных в кожу металлических колец. Грудь с задорно встопорщившимися сосками выскочила наружу, уже ничем не стеснённая — и, видит Создатель, прятать такое стражник считал грехом и заявил бы об этом перед всеми иерархами Церкви. За годы, которые их не касалась мужская рука, груди Авелин не утратили ни формы, ни упругости. Удержание запястий тотчас показалось крайне непроизводительной тратой сил, и ладони рьяного подчинённого мгновенно нашли себе более удачную мишень.
Пальцы стражника, привыкшие к рукояти меча, были, тем не менее, ловкими и нежными. Капитан, хрипло постанывая, извивалась под настойчивыми ласками любовника, привставала на цыпочки, сжимала ноги и елозила задом по стене, словно надеясь, что исходящая от камня прохлада сможет притушить тот пожар, что бушевал между крепких бёдер у самого их основания. При своей влажности, впрочем, происходившее там едва ли могло именоваться пожаром, но Авелин и на холодную голову была не в ладах в метафорами, а теперь её мысли занимало и вовсе другое. Оставалось надеяться, что на это «другое» Донника натолкнут манёвры, которые вытворяла нижняя часть её тела. Ну, или это сделают её руки, настойчиво царапающие широкую спину стражника.
Очередной затяжной поцелуй оборвался так же внезапно, как и в прошлый раз. Прежде, чем Авелин заметила, как её развернули, она уже опиралась ладонями о стену. Мгновением позже того, как затуманенный страстью мозг осознал этот факт, к нему добавился ещё один: одним резким движением подчинённый сдёрнул с неё штаны. Капитан машинально переступила ногами, выбираясь из одежды. Вызывающе округлые оголённые ягодицы оттопырилась назад, стремясь прижаться ко вполне конкретной детали. Встреча с ней оправдала ожидания. Меч Донника был более чем закалён.
Он вошёл в неё сразу, на всю глубину. Авелин с благодарным стоном приняла в себя напряжённую плоть и энергично задвигала бёдрами навстречу. Её лоно отвыкло от подобного обращения, но, к счастью, мышцы сохранили эластичность настолько, чтобы не причинить владелице острых неудобств — а те, что не были острыми, без следа растворялись в океане удовольствия. Мощные руки удерживали её непосредственно между талией и бёдрами, а тренированные мышцы стражника бросали его тело вперёд в более чем высоком темпе, который явно могли выдерживать долго.
Физической выносливости было не занимать и Авелин, но не могли не сказаться годы воздержания. Всего через несколько минут её прерывистое дыхание окончательно сменилось низкими хрипловатыми стонами, а ноги, привстав на цыпочки и переплетясь, прижались друг к другу с такой силой, что, казалось, вот-вот сведёт даже их выносливые мускулы. Неожиданно Донник перехватил её руки повыше локтей, вынудив оторвать ладони от каменной кладки, и притиснул грудью к стене. Резкий контраст между разгорячённым мужским телом, о которое шлёпались её ягодицы, и холодным камнем, в который упёрлись затвердевшие соски, оказался последней каплей. В голове словно взорвался фейерверк из тех, что устраивали на праздничных приёмах в Вал Руайо. Авелин забилась в экстазе — в тех скромных пределах, которыми ограничивали её движения стена и мощные мужские руки. Капитан с острым наслаждением впитывала полузабытые, восхитительные в своей остроте ощущения; они захлёстывали её, переполняя тело, изменяя сознание. Непоэтическая натура Авелин не смогла бы описать это, даже запомнив с протокольной точностью, а уж этим она точно не занималась — с неё хватало просто испытывать потрясающие мгновения. Когда, наконец, наслаждение схлынуло, покинув последнюю клеточку её трепещущего тела, она не съехала вниз по стене лишь благодаря всё тем же удерживающим её рукам.
Стражник замедлил движения, давая капитану опомниться. Результат не заставил себя ждать — вскоре та, опираясь уже на собственные ноги, повернулась к любовнику, насколько это позволяла её позиция, и положила ладонь на широкую грудь, словно пытаясь отстранить мужчину. Тот, удивлённо воззрившись на неё, приостановился, и это позволило Авелин вывернуться из рук Донника, развернуться к нему лицом и тут же опуститься перед ним на колени.
— Меч, пригодный для разного, — промурлыкала она, обхватив пальчиками оказавшуюся прямо перед лицом вздыбленную плоть.
Стражник очень быстро понял, что пальцы капитана тоже умеют обращаться не с одними только рукоятями клинков. Их действиями, однако, Авелин не ограничилась. Они нечасто занимались таким с погибшим мужем, но, проклятье, разве она не орлесианка?! А уж в Орлее женщины всегда знали, как следует благодарить мужчину за доставленное удовольствие.
Донник прерывисто выдохнул, когда женские уста присоединились к тому, что вытворяли пальцы и, вобрав его естество в рот, заскользили по нему кольцом плотно сомкнутых губ. Язык от них не отставал — может, для перепалок с Изабеллой он и не очень годился, но с тем, что делал сейчас, справлялся на совесть. Пальцы, губы, язык — всё сливалось в одну сплошную феерию прикосновений, и стражник, даже запустив руку в густые рыжие волосы, не пробовал контролировать движения Авелин, боясь нарушить сложный рисунок ласк.
Как честный человек, он ни за что не солгал бы, что это не было более чем приятно — но заканчивать на такой ноте Донник не собирался. Терпение, с которым он мог оставлять своё удовольствие на чужую волю, было небезгранично. Напряжение нарастало, готовясь выплеснуться, и, когда выдерживать любовные игры уже не было сил, он стиснул руками плечи Авелин, резко поднял её на ноги, опрокинул грудью на стол и, мгновенно примерившись, ворвался внутрь — командир только и успела, что вскрикнуть.
«Нагни её, наконец, и отжарь как следует!», — пронеслось в голове у женщины. Капитан едва ли призналась бы в этом даже самой себе, но сейчас она, в первый и единственный раз, была вполне согласна с Изабеллой. А уж Донник, видит Создатель, делал своё дело именно «как следует» — Авелин готова была подтвердить это под присягой! Недаром она всегда ценила стражника за ту основательность, с которой он брался за любую задачу.
Вместо того, чтобы просто двигаться навстречу усилиям любовника, как в прошлый раз, бёдра капитана стали совершать круговые движения — то ли для обострения ощущений, то ли стремясь ещё сильней раздразнить партнёра. Раззадоривать того не было необходимости, но аппетитный зад так и манил приложиться к нему ладонью. Звонкий шлепок и гортанный вскрик Авелин слились в один звук, и, спустя ещё с полдюжины рывков, доведённый до предела стражник вонзился в раскрытое перед ним лоно в последний раз и замер. Пульсирующий орган, как показалось Авелин, заполнил её целиком, но впечатление было ошибочным — её хватило и на то, чтобы принять в себя результаты бурного, горячего извержения.
В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая только громким дыханием утомившейся пары. Донник вышел из Авелин и поглаживал ладонью её ровную, прямую спину, а капитан, приподнявшись на локтях, повернула голову и наслаждалась действительно львиной грацией его неторопливых движений. Они отгородились от всего. В этот момент в целом мире не существовало ничего, кроме них — двух тел и двух душ, нашедших друг друга...
За дверью кто-то громко прочистил горло. Видимо, установившееся в комнате безмолвие настолько резко контрастировало с тем, что ранее доносилось из капитанского кабинета, что заметить его снаружи не составляло труда.
— Авелин, — вкрадчиво послышалось из-за двери, — если тебе всё ещё хочется посмотреть в мои глаза...
Женщина неизящно фыркнула, позаботившись сделать это достаточно громко для ушей вопрошающего. Затем мягко перекатилась на спину и, приподнявшись, обвила руками шею стражника. За дверью кто-то засвистел простой, весёленький мотив.
Внизу, у обрывистых утёсов, сверкало под солнечными лучами даже на вид тёплое море. Песок вод ногами шуршал, сковывал движения и набивался в тяжёлые ботинки. Но куда сильнее, чем в песке, Авелин Вален, капитан городской стражи Киркуолла, вязла в своих чувствах и сомнениях.
Вот же он, рядом — красивый, сильный, спокойный! Стоит только руку протянуть... Нет, рук как раз протягивать не надо, он же может невесть что подумать! Спокойно, Авелин, спокойно, всё идёт хорошо, вы наедине... В патруле. Ох, не зря ей казалось, что устроить из патруля объяснение — паршивая идея!
Авелин задумалась настолько, что заметила валяющийся на дороге булыжник только когда, споткнувшись о него, чуть было не плюхнулась лицом в песок. Помог он, идущий рядом — мгновенно отреагировал, подхватил под локоть, помог сохранить равновесие, но, едва убедившись, что она сама держится на ногах, тут же убрал руку. Капитан с трудом сдержала вздох разочарования. Конечно. Как всегда, сдержан и дисциплинирован. Настоящая мечта. Есть у мечты и имя. Донник. То самое имя, которое она даже произнести не может, не зная, как к нему обратиться и с чего начать! Ничего, у них ещё есть время поговорить — главное, чтобы никто не помешал. Рваный берег не без оснований считался самым опасным патрулём, но сегодня должно быть иначе!
Мысль о взмыленном Хоуке, несущемся впереди, чтобы заблаговременно устранить зловредное зверьё и не менее зловредных представителей разумных рас, способных нарушить располагающую к сердечным откровенностям идиллию патруля, изрядно повеселила бы Авелин, будь она сейчас в состоянии веселиться. Сейчас, однако, и эта мысль вызывала у неё только беспокойство. Они расписали всё по минутам, уже должен был гореть сигнальный огонь, давая знать, что первый участок пути свободен! Что они, потешиться над ней решили? Эта смуглокожая потаскушка, наверняка! Или?... Ферелденец, конечно, опытный боец, но мало ли что могло произойти...
... Хоук, вцепившись рукой в латной перчатке в горло опрокинувшему его боевому псу, другой дланью отчаянно дубасил того по голове, стараясь не подпустить к собственной шее. Изабелла, наклонившись к высокому костру из сухих дров, лихорадочно чиркала огнивом.
Авелин и Донник приблизились к очередному повороту настороже, готовые в любой момент выхватить оружие — городская стража не понаслышке знала, какие участки побережья опаснее всего. Капитан, несмотря на каменное лицо, разрывалась между беспокойством за друга и злостью на эту дурацкую затею.
Изабелла, бросив быстрый взгляд на проходящую внизу тропинку и две приближающиеся фигуры, шёпотом выругалась, и ещё раз ударила кремнём о кресало. Густой сноп искр рассыпался по загоревшемуся, наконец, труту, и огонь быстро побежал вверх по просмоленным дровам.
Даже архонт Гессариан на сожжении ненавистной пророчицы Андрасте не испытывал такого облегчения при виде вспыхнувшего пламени, как Авелин сейчас. Это не могло не отразиться на её лице, и очень хорошо что Донник смотрел в другую сторону, оглядывая открывшуюся глазам местность, не проявляющую никаких признаков враждебности.
— Спокойный патруль, — удивлённо заметил он, поворачиваясь к капитану. — Я бы сказал, необычайно... тихий.
Хоук десятком метров выше отчаянно стиснул горло псу, пресекая вырывающийся из звериной глотки рык.
Авелин растерянно улыбнулась.
— Очень хорошая... погода, — нашлась она. — И вечер, я думаю, будет дивный.
Донник озадаченно взглянул на неё.
— Как скажете, капитан.
— Да, — выдавила из себя пополам с фальшивым смешком Авелин, когда стражник, отвернувшись, продолжил осматривать дорогу, — как скажу...
Откуда-то со стороны пылающего костра послышался звук, напоминающий собачий скулёж. Пёс, воспользовавшись ослабшей хваткой Хоука, пробовал жалобно аккомпанировать своим попыткам вырваться из тесных объятий. Прежде, чем звук успел привлечь внимание стоящего внизу стражника, Изабелла прервала его выверенным ударом кинжала. Хоук, поблагодарив спутницу взглядом, свалил с себя тяжёлую тушу, перевернулся на живот и воззрился на дорогу.
— Создатель, — выдохнул он, — паршиво же у неё получается.
Патруль шёл по плану — тому, который заготовила Авелин, выполнял Хоук, и о котором близко не подозревал Донник. За маленьким, но ужасно принципиальным исключением — она до сих пор не решилась толком заговорить с ним! Второй сигнальный огонь зажёгся вовремя — значит, и этот участок пути безопасен. Вот он поворачивается к ней, явно опять удивлённый пустынностью маршрута, который почти никогда не обходился без неприятных встреч. Ну, Авелин, давай, надо сказать что-то! Рука бессознательно нащупала рукоять оружия...
— Мечи!... — выдохнула Авелин, уставившись спутнику в лицо.
Стражник застыл с полуоткрытым ртом.
— Мечи, кхм, — прочистила горло капитан. — Э-э, меч может быть слишком мягким, если он неправильно сделан. Ему подобает быть гибким, но вместе с тем твёрдым. Закалка — вот ключевой шаг, который может сотворить меч или сломать.
— Конечно, — осторожно согласился Донник.
— Меч... пригодный для разного. Что ты думаешь... о мечах?
Она отчаянно уставилась на соратника — проклятье, ну, может, он в глазах у неё прочтёт и всё поймёт! Напрасно — сильнее прежнего озадаченный стражник деликатно рассматривал носки кованых ботинок.
— Простите, капитан — аккуратно начал он, — но, боюсь, я чего-то не понял...
— Оу, — мило улыбнулась Авелин. — Ничего, то есть, в смысле, ерунда.
«Создатель, надеюсь, он не услышит, как у меня зубы скрипят».
Сверху донеслось нечто среднее между прерывистым рыданием, стоном и поскуливанием. Чья бы глотка это ни исторгла, владелец её явно испытывал вселенское отчаяние. И что-то подсказывало женщине-рыцарю, что в этот раз автором звука была не собака.
— Ужас, — прошептал Хоук и крепко сжал челюсти, чтобы не повторить свой непроизвольный номер.
— Ты говорил, в Ферелдене у неё был мужик? — так же тихо поинтересовалась Изабелла, присев радом на корточки. Разрез на тунике открыл отличный вид на загорелое бедро, на которое тут же уставился Хоук, радуясь любой возможности отвлечься от доставлявшего ему буквально физические страдания зрелища.
— Я бы руку... — задумчиво произнесла морячка, получив кивок от Хоука, и осеклась. — Нет, положим, рука мне слишком дорога, но ухо я бы на отсечение дала, чтобы посмотреть, как она его обхаживала.
Солнце, пройдя зенит медленно ползло к морю. Патруль подходил к концу. Ни одной случайности. Ни одного нападения. Ровно столько же слов о том, ради чего это всё затевалось.
— Что ж, — с деланной улыбкой проронила Авелин, — это был хороший патруль, стражник... Хоук?!
Донник, осматривавший другую сторону тропы, обернулся, чтобы напомнить, что его зовут иначе, и тотчас увидел того, кому восклицание адресовалось.
— Вот так сюрприз! — с жутковатой неестественной улыбкой процедила капитан. Несмотря на металл в голосе, в нём же отчётливо слышались нотки паники. — А что ты... тут делаешь?
— Авелин... — елейным голосом отозвался ферелденец.
— Хоук! — предостерегающе вскинула руку женщина едва ли не с мольбой в глазах.
— Может, кто-нибудь, пожалуйста, объяснить мне, что тут происходит? — обозначил своё присутствие как всегда сдержанный Донник.
Изабелла фыркнула, сверкнув белыми зубами, которые оттеняла смуглая кожа.
— Ну и парочка, гром и молния, вы стоите друг друга! Нагни её, наконец, и отжарь как следует!
Если предложение и нарушило каменное спокойствие стражника, виду тот постарался не подать.
— Мне... следует возвращаться в казармы, — нашёлся он. — Капитан, — неглубокий поклон. — Сэра Хоук, леди, — короткий кивок. Изабелла закатила глаза, услышав великосветское обращение. Повернувшись кругом, Донник быстро зашагал по песчаной тропинке.
— Ты настолько меня ненавидишь? — низким голосом поинтересовалась Авелин, исподлобья уставившись на Хоука. — Поверить не могу, что ты это сделал!
— Поверить не могу, что этого не сделала ты, — ухмыльнулся он в ответ.
— Ладно... — губы капитана сжались в одну тонкую черту. — Я с этим справлюсь. Будет иск... о домогательствах с использованием служебного положения. И... Да, мне придётся подать рапорт о переводе, так будет лучше. А тебя, — она снова воззрилась на Хоука, — я жду в крепости наместника. Хочу видеть твои глаза, когда это будет происходить.
* * *
Называть скопление толстых стен и мощных башен в самой высокой точке Киркуолла «крепостью наместника» было не совеем корректно — кроме собственно приёмной властителя города там располагались кое-какие церемониальные помещения, невостребованный в отсутствие монарха тронный зал, и, конечно, казармы городской стражи.
Хоук стоял, перекатываясь, с носков на пятки и обратно и сдерживая искушение насвистывать, а Авелин, не находя себе места, расхаживала взад-вперёд, словно зверь в клетке, перед дверью своего кабинета.
— Нужно уладить это прежде, чем дело дойдёт до наместника! Может, формальное извинение... Что-нибудь, чтобы стража поняла, что может по-прежнему полагаться на капитана.
— Попробуй ещё какой-нибудь неловкий анонимный подарок, — зевнул Хоук. — Учитывая, что ты наворотила дальше, это был даже не худший вариант.
— Молчи, Хоук! — отрезала Авелин. — Уж кто-то, а ты... Проклятье, куда подевался Донник?..
Ответ на её вопрос последовал незамедлительно: поскрипывая ремнями доспехов, в помещение вошёл широкоплечий стражник, направившийся прямо к ним.
— Простите, сэра Хоук, — уверенно обратился он к ферелденцу, — мне необходимо поговорить с капитаном.
— Стражник... Донник, — не нашла лучших слов Авелин.
— Капитан? — вопросительно наклонил голову стражник. Женщина-рыцарь затравленно оглянулась на приятеля, неубедительно пытавшегося выдать зевок за ободряющую улыбку, и сделала приглашающий жест. Донник закрыл за собой дверь. Хоук прислонился к дверному косяку и беспечно засвистел простенькую мелодию.
— Стражник, — начала она самым формальным тоном, повернувшись вошедшему за ней посетителю, — я должна...
Городская стража никогда не узнала, что должна была Авелин. Донник решительно шагнул вперёд, обхватил одной рукой её талию, положив другую на плечо, приблизил своё лицо к веснушчатому лицу капитана и одарил командира уверенным поцелуем.
Увидь кто-нибудь лицо Авелин, едва ли он узнал бы в этой обомлевшей женщине грозу Киркуолльской преступности. Опешила она, надо отдать ей должное, лишь на мгновение — практически сразу её горячей волной накрыло облегчение. Капитан стиснула бёдра. Судя по ощущениям, тепло этой волны, всё без остатка, сосредоточилось строго в одном месте.
Донник оторвался от губ капитана (а та отвечала с немалой страстью — сказывалась орлейская кровь) и взглянул ей прямо в глаза. Что именно ему там открылось, Авелин не бралась угадать — главное, что понял он всё правильно. Рука, избавившаяся от латной перчатки, так же медленно и уверенно, как раньше, потянулась к ремням, удерживающим капитанские наплечники.
Доннику, наконец, изменила его сдержанность — во всяком случае, от доспехов он избавлялся с той же лихорадочной поспешностью, что и Авелин. Нагрудники, поножи, ботинки — если бы с такой же скоростью стража Киркуолла облачалась, им не было бы равных в боеготовности во всей Вольной Марке. Фигуры, открывшиеся под одинаковыми латами, стоили друг друга. Литой торс и могучие руки стражника, конечно, угадывались и под бронёй, но воочию даже превосходили ожидания. Авелин, несмотря на командирскую должность, не утратила отличной формы — под одеждой переливались крепкие мускулы, дополнявшиеся очень выразительными округлостями там, где было нужно. Показаться во всей красе капитан не успела — ещё до того, как она смогла бы снять кожаный камзол и такие же штаны, оставшийся в одних портках Донник кинулся на непосредственного начальника и снова впился в неё поцелуем. Авелин, обхватив мощную шею стражника, откинулась назад, открывая свою, и по ней тоже не замедлили пройтись шершавые губы. Лицо Донника украшала всегдашняя щетина, но какие неудобства её прикосновения могли причинить той, что привыкла к жёстким ремням шлема? Даже и не будь, впрочем, такой привычки — что значили бы небритые щёки рядом с этими нежными и в то же время страстными прикосновениями?
Объятия длились недолго. Стражник нащупал запястья капитана и мгновением позже притиснул её руки к стене. Прижатая спиной к каменной кладке, Авелин сначала неосознанно рванулась навстречу любовнику, но потом замерла, тяжело дыша и глядя на удерживающего её Донника.
Тот не делал тайны из своих намерений. Ухватив зубами шнурок, удерживавший камзол на женской груди, стражник резко рванул его движением, напомнившим орлесианке льва, терзающего добычу.
Если и не в других отношениях, то по завидной крепости зубов Донник определённо заслуживал сравнения с хищником. Надёжная кожаная шнуровка лопнула и просела под давлением капитанского бюста, а после второго рывка вылетела из врезанных в кожу металлических колец. Грудь с задорно встопорщившимися сосками выскочила наружу, уже ничем не стеснённая — и, видит Создатель, прятать такое стражник считал грехом и заявил бы об этом перед всеми иерархами Церкви. За годы, которые их не касалась мужская рука, груди Авелин не утратили ни формы, ни упругости. Удержание запястий тотчас показалось крайне непроизводительной тратой сил, и ладони рьяного подчинённого мгновенно нашли себе более удачную мишень.
Пальцы стражника, привыкшие к рукояти меча, были, тем не менее, ловкими и нежными. Капитан, хрипло постанывая, извивалась под настойчивыми ласками любовника, привставала на цыпочки, сжимала ноги и елозила задом по стене, словно надеясь, что исходящая от камня прохлада сможет притушить тот пожар, что бушевал между крепких бёдер у самого их основания. При своей влажности, впрочем, происходившее там едва ли могло именоваться пожаром, но Авелин и на холодную голову была не в ладах в метафорами, а теперь её мысли занимало и вовсе другое. Оставалось надеяться, что на это «другое» Донника натолкнут манёвры, которые вытворяла нижняя часть её тела. Ну, или это сделают её руки, настойчиво царапающие широкую спину стражника.
Очередной затяжной поцелуй оборвался так же внезапно, как и в прошлый раз. Прежде, чем Авелин заметила, как её развернули, она уже опиралась ладонями о стену. Мгновением позже того, как затуманенный страстью мозг осознал этот факт, к нему добавился ещё один: одним резким движением подчинённый сдёрнул с неё штаны. Капитан машинально переступила ногами, выбираясь из одежды. Вызывающе округлые оголённые ягодицы оттопырилась назад, стремясь прижаться ко вполне конкретной детали. Встреча с ней оправдала ожидания. Меч Донника был более чем закалён.
Он вошёл в неё сразу, на всю глубину. Авелин с благодарным стоном приняла в себя напряжённую плоть и энергично задвигала бёдрами навстречу. Её лоно отвыкло от подобного обращения, но, к счастью, мышцы сохранили эластичность настолько, чтобы не причинить владелице острых неудобств — а те, что не были острыми, без следа растворялись в океане удовольствия. Мощные руки удерживали её непосредственно между талией и бёдрами, а тренированные мышцы стражника бросали его тело вперёд в более чем высоком темпе, который явно могли выдерживать долго.
Физической выносливости было не занимать и Авелин, но не могли не сказаться годы воздержания. Всего через несколько минут её прерывистое дыхание окончательно сменилось низкими хрипловатыми стонами, а ноги, привстав на цыпочки и переплетясь, прижались друг к другу с такой силой, что, казалось, вот-вот сведёт даже их выносливые мускулы. Неожиданно Донник перехватил её руки повыше локтей, вынудив оторвать ладони от каменной кладки, и притиснул грудью к стене. Резкий контраст между разгорячённым мужским телом, о которое шлёпались её ягодицы, и холодным камнем, в который упёрлись затвердевшие соски, оказался последней каплей. В голове словно взорвался фейерверк из тех, что устраивали на праздничных приёмах в Вал Руайо. Авелин забилась в экстазе — в тех скромных пределах, которыми ограничивали её движения стена и мощные мужские руки. Капитан с острым наслаждением впитывала полузабытые, восхитительные в своей остроте ощущения; они захлёстывали её, переполняя тело, изменяя сознание. Непоэтическая натура Авелин не смогла бы описать это, даже запомнив с протокольной точностью, а уж этим она точно не занималась — с неё хватало просто испытывать потрясающие мгновения. Когда, наконец, наслаждение схлынуло, покинув последнюю клеточку её трепещущего тела, она не съехала вниз по стене лишь благодаря всё тем же удерживающим её рукам.
Стражник замедлил движения, давая капитану опомниться. Результат не заставил себя ждать — вскоре та, опираясь уже на собственные ноги, повернулась к любовнику, насколько это позволяла её позиция, и положила ладонь на широкую грудь, словно пытаясь отстранить мужчину. Тот, удивлённо воззрившись на неё, приостановился, и это позволило Авелин вывернуться из рук Донника, развернуться к нему лицом и тут же опуститься перед ним на колени.
— Меч, пригодный для разного, — промурлыкала она, обхватив пальчиками оказавшуюся прямо перед лицом вздыбленную плоть.
Стражник очень быстро понял, что пальцы капитана тоже умеют обращаться не с одними только рукоятями клинков. Их действиями, однако, Авелин не ограничилась. Они нечасто занимались таким с погибшим мужем, но, проклятье, разве она не орлесианка?! А уж в Орлее женщины всегда знали, как следует благодарить мужчину за доставленное удовольствие.
Донник прерывисто выдохнул, когда женские уста присоединились к тому, что вытворяли пальцы и, вобрав его естество в рот, заскользили по нему кольцом плотно сомкнутых губ. Язык от них не отставал — может, для перепалок с Изабеллой он и не очень годился, но с тем, что делал сейчас, справлялся на совесть. Пальцы, губы, язык — всё сливалось в одну сплошную феерию прикосновений, и стражник, даже запустив руку в густые рыжие волосы, не пробовал контролировать движения Авелин, боясь нарушить сложный рисунок ласк.
Как честный человек, он ни за что не солгал бы, что это не было более чем приятно — но заканчивать на такой ноте Донник не собирался. Терпение, с которым он мог оставлять своё удовольствие на чужую волю, было небезгранично. Напряжение нарастало, готовясь выплеснуться, и, когда выдерживать любовные игры уже не было сил, он стиснул руками плечи Авелин, резко поднял её на ноги, опрокинул грудью на стол и, мгновенно примерившись, ворвался внутрь — командир только и успела, что вскрикнуть.
«Нагни её, наконец, и отжарь как следует!», — пронеслось в голове у женщины. Капитан едва ли призналась бы в этом даже самой себе, но сейчас она, в первый и единственный раз, была вполне согласна с Изабеллой. А уж Донник, видит Создатель, делал своё дело именно «как следует» — Авелин готова была подтвердить это под присягой! Недаром она всегда ценила стражника за ту основательность, с которой он брался за любую задачу.
Вместо того, чтобы просто двигаться навстречу усилиям любовника, как в прошлый раз, бёдра капитана стали совершать круговые движения — то ли для обострения ощущений, то ли стремясь ещё сильней раздразнить партнёра. Раззадоривать того не было необходимости, но аппетитный зад так и манил приложиться к нему ладонью. Звонкий шлепок и гортанный вскрик Авелин слились в один звук, и, спустя ещё с полдюжины рывков, доведённый до предела стражник вонзился в раскрытое перед ним лоно в последний раз и замер. Пульсирующий орган, как показалось Авелин, заполнил её целиком, но впечатление было ошибочным — её хватило и на то, чтобы принять в себя результаты бурного, горячего извержения.
В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая только громким дыханием утомившейся пары. Донник вышел из Авелин и поглаживал ладонью её ровную, прямую спину, а капитан, приподнявшись на локтях, повернула голову и наслаждалась действительно львиной грацией его неторопливых движений. Они отгородились от всего. В этот момент в целом мире не существовало ничего, кроме них — двух тел и двух душ, нашедших друг друга...
За дверью кто-то громко прочистил горло. Видимо, установившееся в комнате безмолвие настолько резко контрастировало с тем, что ранее доносилось из капитанского кабинета, что заметить его снаружи не составляло труда.
— Авелин, — вкрадчиво послышалось из-за двери, — если тебе всё ещё хочется посмотреть в мои глаза...
Женщина неизящно фыркнула, позаботившись сделать это достаточно громко для ушей вопрошающего. Затем мягко перекатилась на спину и, приподнявшись, обвила руками шею стражника. За дверью кто-то засвистел простой, весёленький мотив.
