— Ну что приступим? Дорогие мои друзья? Вымойте ее и начнем через час! Я хочу чтобы все прошло на самом высоком уровне! Если она умрет, каждый распрощается с жизнью здесь же!!! — его голос звучал грозно, властно, безнадежно...

— И из своих окон ты не увидишь Голливуд, и за это прости, — я напевала песню, которая гимном звучала в голове, пока неугомонные руки меня стерильно намывали, — и души на износ, но мы терпим здесь всё, ради этой любви...

— Заткнись!!! Молчи! — мой будущий хозяин явно нервничал и нарезал круги вокруг меня. А мне хотелось петь, чтобы боль в груди не разорвала меня.

— Ты арестован, ты арестована, пристегнись и молчи. Ведь это снова, ведь это снова, изумрудный мой мир...

Я все пела и пела, параллельно внимая, разговор палачей.

— Что делать со шрамами от огнестрельных ранений?

— Вы не поняли? Мне она нужна вот такая! — он тыкал в мое фото, где мы на берегу Волги.

— Будет сделано.

— Всегда один, мне кричат необходимый я вроде...

— Закройте ей рот уже, наконец!

Мне вставили кляп, сдавив губы. Боль стала безразлична мне, после того как я увидела уход Алекса, больнее уже мне не сделаешь, если я до этого сопротивлялась, то теперь ощутила полную пустоту и никчемность своей персоны. Буду игрушкой в руках Виктора. Хорошо. Ложь не спасла во благо никого, и меня не спасла. Слезы текли ручьем, а медбрат вытирал их снова и снова, будто жалея, что ли? Теперь я понимала тех девушек, которые шли к нему, подписывая договор, они такие же, как я — одинокие, брошенные или просто тупые. Еще совсем недавно желала всем сердцем оказаться рядом с ним, хоть на минуту или две, а теперь неизвестно, открою ли я глаза после наркоза, очередного, когда из меня бесповоротно сделают вещь. Сколько раз я врала Алексу, не договаривала, даже не смогла попросить прощения... Виктор ушел куда-то, прихватив с собой Андрэ, много ругаясь между собой, кинув фразу, что под эти пули зря подставилась, все равно Алексу конец.

Теперь я была чиста и одета в новую рубашку, меня лихорадило и, наверное, несла какой-то бред. Со мной остались два медбрата. Один был огромный как скала, второй чуть ниже, видны только глаза, лица спрятаны под маской.

— Хочешь пить? — спросил громила.

— Нам запрещено разговаривать с ней!

— А что? Пусть хоть воды попьет, она еще пока человек. Вон принеси стакан.

Громила подошел ко мне и осмотрел мое лицо, руки его дрожали, трогал распухшие губы и разрыв на скуле, ремень на шее и руках, ногах, а я смотрела куда-то сквозь. Видимо ужас только начинается, будут брать силой. Парень подошел к нему и обернулся посмотреть на дверь, в этот момент громила свернул ему шею. Хруст даже во мне прозвучал неприятным ощущением. Стакан разбился вдребезги о кафель. Он наклонился надо мной и снял маску...

— Милая, милая, ты меня слышишь?

Не могу рассмотреть лицо, голова кружилась, но этот голос, ангельский голос.

— Алекс... ты... — силы мои были на исходе, видимо это бред.

— Вставай, милая, ты можешь идти? — он усердно расстегивал ремни, снимая датчики, и стал трясти меня за плечи.

— Прости меня, Алекс... — я окончательно потеряла границу реальности, нежно касаясь кончиками пальцев его лица.

— Нет времени, здесь камеры, Вита, Господи, что тебе вкололи?! — он перекинул меня через плечо.

— Наверное, успокоительное... или еще что-то...

Он вытащил пистолет с глушителем, и мы крались в лабиринте коридоров-катакомб.

— Вторая есть?

— Ты на ногах еле стоишь, шатаешься, нет!

— Я буду... прикрывать твою спину, — хрипела ему на ухо, — Крис...

— Что Крис? — он искал выход, и видимо пока безуспешно, загорелись красные лампы и раздался вои сирены — погоня.

— Крис всегда прикрывала меня, а я прикрою тебя... дай мне ствол, ты много не потеряешь, если я заслоню тебя от прямого выстрела или нет... нам все равно не выбраться...

— Заткнись! Главное выйти из лаборатории!

С разных сторон слышался топот охраны, мы еле успели скрыться за очередной дверью, забаррикадировав ее. Волки преследовали ягнят — это провал. Мозг мой не работал совершенно, тупо и глупо, мертво и безразлично.

— А вообще план есть?

— Есть, выбраться наверх!

Дверь за нашими спинами была с грохотом взломана, пули свистели почти где-то рядом, Алекс все быстрее и быстрее бежал, а отстреливаться было крайне неудобно.

— Ты либо даешь мне возможность шанс сбежать, либо можешь здесь оставить, один не сможешь их остановить!

Он немедля опустил меня и дал оружие. Очень даже хорошо, что Виктор вколол мне этот препарат, я совершенно была спокойна, хотя с моим темпераментом без него бы уже чувствовала пульс в ушах!

А мы все неслись, куда-то, быстрее, мои ноги уже онемели от холода, нам с трудом удалось оторваться, от смерти, наступающей на пятки. Винтовая лестница кружила и поднимала все выше, ледяные камни вместо ступеней, были разрушены и сколами врезались в ступни. Дверь. Вертолетная площадка. Ветер впечатал меня в Алекса.

— Боже, как холодно...

Он сжал меня в объятьях, успокаивая, растирая плечи. Ночь. Луна. И кошмар впереди.

— Я люблю тебя, Алекс, люблю. С нашей первой встречи, с нашего первого взгляда, с нашего первого поцелуя...

— Вот наши пташки, — за спиной раздался едкий голос, зажглись прожектора, освещая все вокруг, — ну что, Алекс, сам виноват...

Виктор вышел вперед, нацелившись на него, но я еле-еле, небрежно прикрыла огромное тело собой. Волосы растрепал осенний воздух, предвещавший снег... и он полетел... хлопьями, пушистыми, белыми, чистыми, свежими, яркими... чуть припорошил площадку, волнами извиваясь под ветром. Я ощутила на плече горячую ладонь Алекса, словно послание, тепло доносилось к моему сердцу, что все будет хорошо.

Выстрел. И тишина. Время застыло. Мои слабые ноги подкосились и, сделав несколько шагов, упала, на белоснежную простыню, где алые капли расползались, пожирая снег. Вся моя жизнь пронеслась перед глазами, вот он — Виктор, еще совсем молодой и влюбленный, вот наши встречи, мимолетные ссоры, разговоры... с годами вспоминаешь только хорошее, даже все его безумство и побои я не вспомнила сейчас, в тот самый момент, когда эти чувства и мысли водоворотом вытянулись из моего краткого «нет» и запечатлелись в холодных, мертвых серых глазах, в которых отражалась я, еще юная, до сих пор любимая и единственная...

Я упала рядом с ним, пачкая руки в крови и еще больше рыдая, сжимая прострелянную голову у больной своей груди, и покачиваясь, будто укачивая младенца, это боль, ноющая, через кожу впитывалась в него...

Мои широко раскрытые глаза уставились на убийцу, а он поднес к виску еще горячий ствол пистолета, слегка улыбаясь, по его щеке катилась слеза, а дрожащие губы шептали:

— Все кончено, хватит насилия и лжи, меня ждет стул, за предательство, но я избавил всех от мучений...

Выстрел.

Андрэ упал рядом, лицо застыло, под тонкими красными ручейками.

Вертолет, яркий свет, нас окружили военные...

Прошло около месяца, меня осматривали врачи-психологи, терапевты, все, кто хоть что-то лечит в организме человека. Из госпиталя меня выписали, теперь с вещами на выход. «Годен» штампик в документах о том, что я могу продолжить службу, но после всего этого, мой ответ — нет. Больше нет. Я летела по ступенькам к выходу, нечаянно задевая людей, меня несли крылья свободы и... любви... Будущего и прекрасного начала не только дня, но и всей жизни.

С годами вспоминается только хорошее. (�я всех) Я буду помнить о тебе. Продавец кукол. Покойся с миром. Возможно теперь, ты обретешь душевный покой, поскольку там, наверху, все обо мне знаешь.

— Я люблю тебя, сумасшедшая! — его губы настойчиво ласкали мои, руки скинули с плеч тяжелую сумку, и, подхватив меня за бедра, закружил.

— Отпусти меня!

— Я тебя не видел целый месяц! Никуда я тебя не отпущу! Что это вообще за место? Тюрьма? — он хохотал и нес меня к машине.

— Больше я сюда не вернусь, правда! — целуя его в шею несколько раз, прежде чем посадил на сидение.

— Правда говоришь, тогда ты не откажешься поиграть в одну игру, когда приедем домой, я обновил бар? — он закрыл дверь в тонированном авто и подал знак шоферу ехать, нажав на кнопочку, салон был скрыт от посторонних взглядов через зеркало заднего вида. Он смотрел на меня так, как никто и никогда, задрав на мне платье, усадил на колени к себе лицом. Руки нетерпеливо освободили мою грудь, напряженные соски были поглощены резкими ласками языка...

— Ты же не думаешь, что...

— Иди ко мне... — прошептал он, быстро расстегнув ширинку и сорвав трусики, приставил такой желанный, твердый, горячий член к моей нежной, мокрой плоти. Он зарычал, проникая так глубоко, в заждавшуюся трепещущую рану, мои стоны не успевал ловить губами, мы потерялись друг в друге от перенапряжения и долгого ожидания... финал был близок, завершаясь конвульсиями в объятьях и стонах... немого погодя, едва успев отдышаться, я снова ощутила, как член набирал свою мощь.

— Алекс!

— Готовься, — медленными, глубокими толчками заставлял меня снова замолчать, — после бракосочетания, ты не посмеешь мне возразить...

Вместо ответа он слушал мои не утихающие стоны, улетая со мной в бесконечное наслаждение.

The End