(Авторские права защищены нотариально. Это так... для любителей таскать чужое.)

— Влад, — голос Инги оторвал от раздумий и заставил поднять голову, — Влад Дзаровский, ответь, пожалуйста, о чем ты сейчас думаешь?
Странный вопрос. Учитывая то, что человеку, которому он был задан, вчера исполнилось тридцать пять лет и на часах зеленела цифра 8.00. Естественно, он думал о сне. Вернее, о том, что с удовольствием поспал бы еще часов пять-шесть, как минимум. Но вместо этого Влад постарался открыть глаза пошире и томно ответил:
— О тебе, дорогая.

Инга довольно улыбнулась, а Дзаровский получил чашку кофе со сливками и пару тостов в придачу. Наверное, это и есть счастье, когда тебя за пару-тройку незначительных слов поят кофе и кормят тостами.
— Куда сейчас отправляетесь? — как бы между прочим спросила жена
Тихое обманчивое равнодушие не прошло незамеченным мимо чуткого польского носа. В конце концов, Инга Дзаровская, ты прекрасно знала за кого выходишь замуж. Ты выходила замуж за каскадера, и пять лет назад тебе это жутко нравилось, ты хвасталась всем своим подружкам своим женихом. А сейчас тебе вдруг приспичило превратить его в офисный планктон. Не выйдет, дорогая.
Влад всей силой своей невыспавшейся воли подавил зарождающееся раздражение.

— На Тихий Океан. Наши придурки решили переплюнуть Голливуд и снять свои «Челюсти»
— Надолго? — это спросила даже не Инга, это высказалась ее напряженная спина.
Влад понял, что дело начинает пахнуть керосином, если не сказать, что оно совсем тухлое, но ответил честно:
— Пока не знаю, режиссер сказал, что месяца на два, как минимум.
Зажигание у Инги завидное, и Дзаровский понял, что сейчас вспыхнет скандал. Как после съемок последнего боевика, когда он провалялся две недели в больнице со сломанными ребрами. Финансисты, пся крев их, сэкономили на машине и подсунули ему такие дрова... Где тормоза, в пень им волосы, отказали в самый неподходящий момент. Правда, режиссер рыдал от счастья — кадр был реально достоин «Оскара», если бы их еще раньше не обошла Сандра Баллок в «Скорости».
И, чтобы погасить напряжение, Влад вдруг произнес:
— А поехали со мной. Я договорюсь с командой. Ты только представь: портовый город, море со всех сторон, японские машины. Экзотика.
Он увидел, как расслабились плечи жены, она повернулась, лицо выразило работу мысли, она даже пошевелила бровями, несмотря на то, что от этого образуются морщины.
— Нет, не получится. У меня отчетность скоро, и если я застряну там с вашими акулами, меня оштрафуют. Езжай сам.
Ну, сам, так сам. Но, дорогая...
— Дзаровский, ты заболел? — прошептала Инга, когда его пальцы врылись в ее черные блестящие волосы.
— Резонный вопрос, — так же шепотом ответил Влад, — учитывая, что его задает жена мужу, и то, что этот самый муж уезжает на два месяца.
Да оставь ты эту посуду. До моего приезда успеешь перемыть ее до блеска.
— Дзаровский, — тихо простонала Инга, — ты знаешь, что я тебя ненавижу? За то, что ты со мной делаешь?
— Знаю, дорогая. Знала бы ты, как мне нравится это делать.

В самолет группа грузилась весело. Со вкусом. Сценарист, по-собачьи заглядывая каждому в глаза, умолял только об одном: без самодеятельности на съемках. Бессмертное творение Васи Комогорцева из города Крыжопля должно было оставить несмываемый след в истории российского кинематогрофа. В ответ актеры беззлобно слали сценариста по матушке и весело откупоривали коньяк.
— Дзаровский, — раскатисттый голос Горбунова (первая мужская роль — номинал Влада) перекрывал двести двадцать взлетных децибелл, — кантуй сюда, че заморозился.
Влад из чисто польского упрямства помедлил пять минут и подошел к актерской группе. Кто сказал, что каскадеры не пьют? Очень даже пьют. В хорошей компании, особенно за чужой счет. Тем более, что с Ингой помирились. Целых три раза, чтобы наверняка. За это Влада накормили обедом и поцеловали на дорожку.
— Слышь, каскадер, — Горбунов уже дышал в ухо застарелым перегаром, — ты актриску из второго состава видел? Третьекурсницу?
— Это что по сценарию твою невесту играет?
— Она, — актер гордо расправил плечи, — прикинь, она собралась без дублерши играть. Эх, завидую белой завистью.
Не понял. Не, по-русски все понятно, переведите, пожалуйста, на язык замшелых предков. Че за хрень, режиссер? Влад поднялся с места и направился в хвост самолета, где сидел операторский состав.

— Петр Сергеевич, — твердо начал он, — я вас предупреждал, что постельные сцены не входят в мой контракт?
Режиссер обреченно вздохнул и попытался занять оборонительную позицию, встав прямо перед каскадером. Это оказалось сложновато, ему мешали несерьезный рост и выпирающее брюшко.
— Предупреждал. И дальше что?
— А че Горбунов мне завидует? Че он всем рассказывает про то, что я его заменять где-то там должен?
Петр Сергеевич попытался успокаивающе похлопать каскадера по плечу, но не дотянулся. У самого-то рост едва до ста семидесяти дотянул, у Влада далеко за сто восемьдесят перевалил.

— Ну, Горбунов тебе может говорить все, что угодно. А ты свой контракт давно читал?
Где-то здесь Дзаровский почуял засаду, но пока не понял где. Контракт читал три раза, ничего необычного не нашел. Стандартные формулировки типа — замена актеров в сценах прямо угрожающих жизни и здоровью исполнителей.
— А сценарий? — режиссер не унимался.
Влад мысленно пожал плечами. И сценарий читал. Че там читать-то было?"Челюсти» — они и в Африке «Челюсти».
— А сцену № 280? — однозначно, этот гад наслаждался. — Вот иди и перечитай.
А так как дело было почти к вечеру, и делать было совершенно нечего, каскадер отправился перечитывать сценарий. А именно — пресловутую сцену № 280.

«Ирина и Павел лежат обнаженные на палубе яхты. Павел нежно проводит одной рукой по груди Ирины, она стонет и подает ему тело навстречу. Второй рукой он страстно обхватывает ее бедра, крепко прижимая их к себе»

Хм, вот здесь Дзаровский серьезно озадачился исполнением этого акробатического трюка. Может, режиссер имел ввиду именно это?

«Неожиданно яхту сотрясает удар, направленный снизу. (Ремарка автора: если не сделаете путевых акул, продам челюсти на ленфильм). Ирина скатывается к левому борту, Павел пытается ее удержать (Ремарка автора: крупным планом напрягшиеся бицепсы). Она хватается пальцами за поручни и громко кричит (ремарка автора: здесь бы актрису размером с четвертым, но я не настаиваю):
— Спаси-и-и меня, Паша. Помни, я ведь люблю тебя-я-я. Я ждала тебя с армии, я хранила тебе верность. Спаси меня, Паша. (ремарка автора: здесь бы нашатырь для крупных слез в самый раз пошел, но, опять же, не настаиваю).
Павел пытается ее вытащить. Титаническим усилием (ремарка автора: блин, подберите актера с бицепсами) он пытается вытащить ее из воды:
— Держись крепче, любимая.

Резкий рывок вверх (ремарка автора: здесь не помешала бы какая-нибудь трагическая музыка вроде «Одинокого Пастуха» Мариконе), и на палубу падает только верхняя часть Ирины. Она еще жива, он завороженно смотрит на то, как кровь стремительно заливает палубу (ремарка автора: не вздумайте использовать вишневый сироп, это уже не актуально).
Вода вокруг яхты приобретает красноватый оттенок. Обводя море безумным взглядом, Павел замечает еще один плавник приближающейся акулы (ремарка автора: я надеюсь, что акул будет, все-таки, две). Времени на раздумье у него нет, и он выбрасывает за правый (ремарка автора: прошу не перепутать, с левым бортом у нас уже связаны печальные события) верхнюю половину тела любимой (ремарка автора: обойдемся без прощальных поцелуев, мы не в Голливуде), отвлекая этим вторую людоедку.
Внезапно палуба под его ногами раскалывается, и с проеме показывается громадная акулья голова (ремарка автора: громадная — это значит громадная, никаких других интерпретаций это прилагательное не имеет). Это — акула — королева. Она пришла за ним, и уходить без добычи не собирается»

— Горбунов, блин, — Влад толкнул локтем засыпающего соседа, — я не понял. Это разве не монтаж будет?
— Петр сказал, что монтировать хочет по минимуму. Якобы сейчас такая тенденция в кино. Все должно быть натурально.
Дзаровский резко помрачнел. Это не айс, это совсем не айс. Не, Инги он не боялся — загримируют так, что мама родная не узнает. Но, господа... Влад Дзаровский никогда не снимается голым. Ему, блин, стыдно, как Бреду Питту. Он же не актер, он — каскадер. Вот в горящей машине с моста прыгать — это евонное, это хоть по пять раз на день. Из завалов выбираться, когда на тебя рушатся стены — наложите с добавкой. Петлять темными улицами, отстреливаясь на ходу — с превеликим удовольствием. А голыми пусть Горбуновы снимаются. У них харизма для этого подходящая. Каскадер так и уснул, бормоча под нос польские ругательства. Ругаться он, вообще, предпочитал по-польски. Он тогда казался сам себе загадочным и брутальным.

Самолет приземлился ранним утром, и по трапу воздушного судна спускалась раздраженная и невыспавшаяся съемочная группа. Все тихо нервировали друг друга. Мамзелька из второго состава наступила Владу на ногу и не извинилась. Сначала он честно хотел ее послать, но потом вспомнил, что ему, возможно, с ней играть ну... это самое, и просто широко улыбнулся. Она окатила его в ответ презрительным взглядом и бросилась за Горбуновым. Ну, кто бы сомневался. Это ж его имя в титрах первое идет, никак не каскадерское. Тех в самом конце если вспомнят, и на том спасибо. Хорошо, автобусы прямо к трапу подали и сразу в гостиницу повезли. Хоть бы пожрать и поспать дали, а то ведь с режиссера станется: загонит на съемки сразу для большей убойности образа.

— Значит, так, — начал главный после того, как группа поела, помылась и выспалась, — завтра приступаем к съемкам в порту. Яхту пришвартуют утром, акул смонтируют к вечеру. К завтрашнему утру всем знать роли назубок. Чуть что, снижу гонорар. Сегодня свободны, погуляйте по городу — он отменно красив в это время года.
Актеры весело загомонили, разбредаясь по номерам, барам и коридорам гостиницы. А что такого? Съемки отличного фильма в портовом городе в самое его прекрасное время года.
— Дзаровский, — остановил режиссер каскадера, — не вздумай мне сказать хоть слово.
— Петр, — хотел сказать «блин», но удержался, — Сергеевич, я не играю постельные сцены. Я, блин, каскадер, а не актер.
Главный отер платочком пот со лба.

— Знаю, Влад, — неожиданно мягко начал он, — но на это есть масса причин. Первое: я не хочу лишний раз монтировать пленку — сейчас это не модно. Второе: Горбунов голый выглядит как орангутанг. Брить бесполезно — у него тогда кожа синеет. Третье: бюджет и так трещит по швам, и я не могу позволить себе дублера на десятиминутную сцену. Ну, и главное: продюссерша фильма выразила недвусмысленное желание, чтобы эту сцену сыграл именно ты. Ей, видите ли, до смерти хочется увидеть тебя без одежды. Ты ей после «Палача из Преисподней» жутко понравился.
— Че? — вылупился на него Влад.
Про продюссершу его пробрало до глубины души. В «Палаче из Преисподней» он и вправду был хорош. Сцена, где он спускался по отвесной стене, держа на плече потухшую брюнетку, принесла Горбунову массу восторженных писем от поклонниц.
— Не «че», а «что», — привычно поправил его Петр Сергеевич, — ты когда по-русски научишься говорить? Поляк, — и добавил слово, которое сам терпеть не мог в лексиконе, — блин. Выручи меня, Дзаровский. Я даже актрису по твоему вкусу подбирал. Глупа, правда, как пробка, зато фигура...

Вот ведь попадалово. Не то, чтобы ему было чего стесняться, совсем даже наоборот, но... Раздеться на глазах у всех и заняться сексом с посторонней женщиной — на это нужен особый героизм, которым поляк не обладал. Поэтому, вместо того, чтобы бестолково проводить время, Влад разжился бутылкой коньяка, заперся в номере и начал медленно раздеваться перед зеркалом. Уже расстегивая пряжку на джинсах он понял, что не катит. Че он там в том зеркале не видел? Плечи широкие? Грудь в буграх? Срочно нужен зритель.
В дверь раздался осторожный царапающий звук. Поиграв мышцами, полюбовавшись точеным лицом, Дзаровский отправился открывать. На пороге стояла красная, как борщ, актриса из второго состава. Она теребила сумочку, двигала губами, морщила нос и все время пыталась что-то сказать. Он ее не торопил, потому что не понял, зачем она пришла. Наконец, актриска собралась с духом, попробовала посмотреть вверх и уперлась взглядом в сто восемьдесят с лишним сантиметров роста, накачанный торс и расстегнутые джинсы.
— Владислав... ой... Казимирович, — мне Петр Сергеевич только что сказал, что мы с вами должны играть сцену № 280.

Комарик пропищал? Или девочка что-то сказала?
— Да, я в курсе, — отозвался Влад.
— Я тут подумала, что нам не помешает репетиция. Вдруг режиссер передумает, и завтра будем играть именно мы. Я сценарий принесла.
Свою проникновенную речь девушка отважно выпалила куда-то в район пупка Дзаровского. Отпечатанные страницы сценария она уже достала и сейчас трепетно прижимала к груди. Влад сделал шаг в сторону, запуская внутрь посетительницу. Репетиция... святая вещь.

Ятаган 03. 10. 2013 06:45 « № 3
— Коньяк? — широким жестом указал он на столик. — Для расслабления.
Девочка коротко кивнула, отчего белобрысая челка упала ей на глаза. «Первая роль, — подумал Влад, — понятно». Таких стажерок за более чем десять лет своей карьеры он повидал множество. Большинство из них проходило через режиссерские постели, но Петр Сергеевич подобным никогда не увлекался. Эта мартышка с третьего курса верещала от счастья, когда узнала, что ее партнером по съемкам станет тот самый (все слышали? Тот самый!) Серега Горбунов. Мачо, герои-любовники, сергеи паратовы — это все он. Горбунов. И вдруг ей сообщают, что в самой горячей сцене фильма придется сниматься с другим мужчиной. А она ему на ногу наступила. Есть от чего покраснеть на самом деле. Коньяк выпили, а гостья все упорно смотрела в окно, теребя страницы. И тут... Дзаровского понесло. Учитывая, что до этого он уже прикончил чуть менее половины бутылки. Репетиция, так репетиция, блин.
— Э... — он забыл, как ее зовут.
— Вера, — тихо напомнила актриса.
Да, точно. Вера Трубина.
— Верочка, — доверительно сказал он, — а вы знаете, что по статистике поляки признаны лучшими любовниками в Европе?
Услышав эти слова она заалела хуже борща. Она стала похожа на советский флаг и отрицательно замотала головой.
— Не хотите проверить? Заодно и по репетируем. Ведь завтра нам, возможно, играть на публику.
Она выдохнула, пошуршала страницами, нашла нужную сцену и начала... читать вслух. Владу захотелось ее убить. Во всей этой сцене его интересовали только первые две строчки, их его богатое воображение представляло с трудом.
— Иди сюда, — он привлек к себе эту несчастную, глупую, как дерево, красивую девочку, — я тебе сам все продиктую.

— Н-да, — после нескольких неудачных попыток высказался лучший любовник Европы, — почему-то мне кажется, что Вася из Крыжопля сексом ни разу не занимался. Таких кульбитов я даже в Кама сутре не встречал. Как он себе это представляет? Одна рука на груди, вторая за бедра хватает. А держаться я на чем буду? На ушах?
— Владислав Казимирович, — Верочка успокаивающе погладила его по плечу и ее пальцы нервно вздрогнули на том месте, где соединяется шея с плечами, — может, нам стоит это... раздеться. Вдруг, так будет удобнее.
Влад пристально посмотрел ей в глаза. Удивительно здравая мысль, ведь именно этим он и собирался заняться с самого начала. Мы, конечно, не актеры, но попробуем.
— Вот видите, Владислав Казимирович, так гораздо лучше. Ой, этого не было в сценарии.
Верочка пахла корицей, молодостью и сводящим с ума желанием. Уж этот последний аромат каскадер никогда ни с чем не путал.
— Так, ну все, — он вскочил с постели, — нарепетировались вдоволь. Дуй к себе. Если завтра вдруг съемки — ты, главное, не бойся. Я помогу, если что. Увидишь сценариста, передай ему, что он дурак.
Актриса, радостно кивнув, выкатилась из номера. А Дзаровский загрустил, вспомнив свою золотокожую Ингу. И кормят здесь плохо, а у Инги — борщ по-польски отменный.

— У меня дурные вести, друзья, — грустно начал режиссер на следующее утро, — синоптики передали дождь на две недели, как минимум. В этом городе подобная погода — обычное явление. Поэтому, все портовые сцены откладываем. Снимаем только то, что в помещении.
А значить это могло только одно — Владу было совершенно нечего здесь делать. С выпивкой в ресторанах, разговорами по телефону и поцелуями под деревьями Горбунов справится и без него. И бочком-бочком он подкатился к главному.
— Петр Сергеевич, а отпустите меня домой на это время.
— То есть как? — не понял режиссер.
— Ну, понимаете, две недели вынужденного безделья... я потеряю форму и растолстею.
— За твой счет, — отрезал Петр Сергеевич.

Влад вздохнул. Кроме того, что поляки признаны лучшими любовниками, той же неумолимой статистикой они были признаны и самыми прижимистыми мужчинами Европы. И только в прошлом году их обошли шотландцы.
— Петр Сергеевич, посчитайте сами: сколько вы потратите на мой номер, мое содержание и мои тренировки. А тренироваться я пойду обязательно, у меня это в контракте записано.
Режиссер сощурил глазки. С этим поляком он работал уже почти пять лет и знал, что Влад все равно выбьет то, что ему положено. И по сути он был прав — дешевле было отправить его домой, чем держать здесь.

Такси подвезло Дзаровского к дому уже далеко за полночь. Бросив взгляд в окна, он с удовольствием увидел, что свет в спальне еще горит, и ему не придется будить жену. Она и накормит, она и приголубит. И согреет и прижмет к своей золотистой груди.
— Влад? — удивленная Инга стояла на пороге комнаты. — Что ты здесь делаешь? Ты же на съемках.
— Перерыв на две недели. Погода подкачала. Не стой столбом, поцелуй своего красавца-мужа.
Инга привстала на цыпочки, едва дотянувшись до небритой щеки.
— Милая, — донеслось из спальни, — я соскучился.

Дзаровский тихо осел на сумку. Ему еще никогда не доводилось выступать в роли рогоносца, и что делать в этом случае, он просто не знал. В сценарии этого не было.
— Влад, — Инга побледнела, — только держи себя в руках. Прошу тебя.
Он бросил на нее непонятный взгляд, и размашистым шагом направился в комнату. На супружеском ложе развалилось толстое чудовище. Нет, Влад не ошибся в определении. То, что лежало на простынях было толстым и чудовищным. О том, что это создание — мужчина, свидетельствовало только отсутствие трусов.
— Я так понимаю, — протянул муж, — что это твой Артамоныч. Это твой директор. Я не ошибся, дорогая?
— Меня зовут Василий Артемович, — отозвалось чудовище, — и мы с Ингой Владимировной составляли квартальный отчет. И вы, Владислав, простите не помню отчества, все не так поняли.

Влад согнулся пополам в приступе безудержного хохота. Отсмеявшись всласть, он подошел к креслу, на котором лежала одежда директора. Все еще похохатывая, открыл окно и нарочито медленно шмотку за шмоткой все выбросил на улицу с девятого этажа.
— Ты следующий, — честно предупредил он толстяка, — квартальный отчет, говорите. Ну-ну.
Артамоныч не стал ждать исполнения каскадерской угрозы и рванул по коридору к выходу, светя молочными ягодицами.
У подъезда как раз находилась толпа не слишком трезвых подростков, бренчащих по очереди на раздолбанной гитаре. Вот они повеселятся.

— Дорогой, — Инга стояла у кухонного окна, нервно ломая пальцы, — я прошу тебя понять меня правильно. Василий Артемович, все-таки, мой директор. Уже довольно продолжительное время он пытался склонить меня к связи.
Влад поморщился. Инга всегда любила длинные и загадочные фразы.
— Хорошо, — тут же поняла она его недовольство, — я буду лаконичной. Вчера он предложил мне подать заявление об уходе, если я не приму его грязное предложение. Что мне оставалось делать? Тебя рядом не было.
Влада опять пробило на смех. Была у него такая черта — в периоды нервного напряжения он всегда смеялся. Однажды, лет шесть назад, еще до знакомства с женой, он чуть не погиб на съемках. Оборвался страховочный трос, и он летел с горы, оглашая окрестности здоровым хохотом.

— Я был раньше, дорогая, — напомнил он ей, еле удерживаясь от улыбки, — еще когда тебя «склоняли» и «предлагали». Ты мне сказать не могла? Я бы разобрался.
— Дзаровский, — Инга, казалось, была потрясена, — как я могла тебе об этом сказать? Ты думал только о своей работе, на меня у тебя никогда не хватало времени. А ведь я отдала тебе лучшие годы своей жизни. Я постарела рядом с тобой, я превратилась в твою тень.
И вот тут Влад не выдержал окончательно, фыркнув смехом в полированную поверхность стола. Это была речь главной героини из сценария предпоследнего фильма, который они оба читали взахлеб. После этого должна была последовать сцена бурного примирения сторон и сногсшибательный секс. Но каскадер не спешил вставать со стула, несмотря на то, что Инга настойчиво сверкала глазами.

— Кушать будешь? — жалобно спросила жена.
— Такси в аэропорт вызови, — ответил он ей, — я поеду на работу, а ты и дальше добивайся продвижения и повышения зарплаты.
Немая сцена. Театральная пауза. Держим ее изо всех сил. Инга беспомощно приоткрыла рот. Она была твердо уверена, что Влад среагирует правильно на ее эмоциональную речь. Но сценарист где-то дал маху, и каскадер не спешил заключать свою очаровательную спутницу жизни в крепкие мужские объятия. Вместо этого он поливал ее тоннами ледяного презрения. Влад Дзаровский не питается объедками.

— Самолет только утром, — с затаенной надеждой сказала Инга.
Ну, что ж, так тому и быть. Чешите перья, дамочки, Влад Дзаровский выходит на ночную охоту.
— Двоих, да, — говорил он в трубку телефона, — блондинку и брюнетку. До шести утра. Апартаменты ваши.
Инга стояла у окна, схватившись за ворот коротенького халата. Она смотрела на своего красавца мужа.
Черт знает, зачем она легла с этим противным Артамонычем. Наверное, потому, что ее муж никогда не станет первым. Его имя в титрах всегда шло самой последней строкой. Его всегда гримируют, он частенько не похож на самого себя. А ей так хотелось первого.
Влад вышел из квартиры, оставив сумку с носками в прихожей.
— К чертям, — перезвонил он в фирму досуга, — снимайте заказ.
Коньяк, и в аэропорт. Дзаровский загрузил свое тело в такси и с чувством исполненного долга спокойно уснул.
В самолет каскадер заходил уже в совершенно бессознательном состоянии, успев только набрать номер:
— Верочка, забери меня, пожалуйста.

Семь часов сна в тесном кресле никак не прибавили сил, и белобрысая стажерка только тихо крякнула, когда ей на плечи рухнула стокиллограммовая мужская туша. Тело пахло коньяком и непрестанно материлось на незнакомом языке.
— Kurczę (черт-пол.)
— Dziwka (шлюха — пол.)
— Ja pierdolę! (бл*дь — пол.)
— Jestes tania kurwa (дешевая шлюха — пол.)
Верочка ничего не понимала, но упорно тащила Влада.
— Владислав... ой... Казимирович, — пыхтела девочка, — а у нас хорошая новость. Завтра передали прекращение дождя и режиссер обещал начать съемки в порту. Вы так вовремя вернулись, Владислав... Казимирович. И Вася сценарий переписал, как вы сказали. А номер ваш занят, вы же на две недели уехали, поэтому придется в мой. Но это ничего, я к Ирке пойду переночую. Владислав Казимирович, что ж вы такой тяжелый.

Вдвоем с таксистом они вытащили Влада из машины, бросили прямо перед гостиницей и Верочка без сил опустилась рядом. Несколько минут она просто любовалась тем, что так неожиданно упало на нее прямо с неба, а потом протянула руку и тихо погладила его по щеке. Поправила длинную прядку, упавшую на глаза, провела пальчиками по ресницам. Влад поморщился, и она испуганно отдернула ладонь.
— Ёп-ерный театр, — Горбунов подошел сзади, — это где это он так нахлебался? Он же только за чужой счет пьет. Так, ко мне его нельзя — я сегодня не один, придется к тебе тащить. А ты к Ирке дуй, ее сегодня в номере не будет. Главное, режика по дороге не встретить. Он этого дюже не любит.

Петр Сергеевич, естественно, прогуливался по коридору и, само собой, сразу же узрел эту крыловскую троицу.
— Это... это... это как назвать? — возмущенно закудахтал он. — Я завтра собрался 280-ю начать. А что с него в таком состоянии возьмешь?
Горбунов прислонил Влада к стеночке, по которой тот тут же сполз на пол, и поднял ладони в успокаивающем жесте:
— Петр Сергеевич, айн момент. К утру, как огурчик будет. Гарантирую.
Режиссер подышал через нос, побубнел по поводу гонорара и демонстративно хлопнул своей дверью.
Каскадера затащили внутрь верочкиного номера и бесцеремонно бросили на диван. Влад всхрапнул, чмокнул губами, опять кого-то красиво обозвал на незнакомом языке и повернулся на бок. Горбунов метнулся в ванную набирать воду, приказав Верочке любыми путями раздеть Дзаровского. Девочка покивала и принялась за дело. Пальчики быстренько расстегнули рубашку, прошлись по груди, погладили плечи, вздрогнули на животе. Уже расстегивая джинсы, Верочка поняла, что дальше не сможет. Безнаказанно трогать это совершенство показалось ей кощунством.

— Готов? — залетел в комнату Горбунов. — Ну, копуша.
И, схватившись за джинсы Влада, одним движением сорвал их вместе с трусами. Верочка тут же зажмурилась и получила локтем в бок.
— Потащили, давай, чего встала. Тебе с ним завтра на палубе трахаться, а ты все стесняешься.
Когда каскадера плюхнули в ванную, полную ледяной воды, он взвыл:
— Pierdolony palant (е... ная задница)
— Очухался, — удовлетворенно резюмировал Горбунов, — мой личный метод экспресс-отрезвления. Сейчас еще водичкой сверху польем.

И включил душ с холодной водой на полную мощность, бессовестно поливая сверху. Отчего серые глаза каскадера подернулись дымкой адской муки, а длинные волосы упали на лицо жалкими прядками.
— Убью, — беспомощно пообещал Дзаровский, с трудом сфокусировав взгляд на своем мучителе.
— Не догонишь, — отозвался Горбунов, — так, ну ты уже в порядке, сам выберешься. Я линяю, пока жив. Кстати, тебе завтра сниматься. Хоть сценарий перечитай. Очень забавная штука получилась.
И рванул из номера в свой, где его давно ждала Ирка. Влад начал подниматься из ванной, и где-то на полпути сообразил, что он совершенно голый. Только в носках, потому, что этот инквизитор решил, что они не мешают. А Верочка, между прочим, так и стояла рядом замороженным столбиком, сложив ладошки под подбородком.
— Так и будешь на меня глазеть? — не слишком вежливо рявкнул Влад. — Может, выйдешь?
Актриска вылетела из ванной, запнулась за коврик, свалила с края мыльницу и хлопнула дверью. В комнате влетела в кресло, подобрала ноги и попыталась притвориться подушкой.
— Я — спать, — зачем-то предупредил он ее, — дуй к Ирке, репетировать будем утром, я тебя сам позову.

Проснулся Дзаровский по утро от адской головной боли. Покачался на кровати несколько минут, сглотнул противный ком в горле и включил ночник. Верочка спала на кресле, свернувшись, как котенок. На столике рядом лежали страницы сценария. Ну, посмотрим, что там у нас выдал наш гениальный сценарист.
«Сцена № 280.
Пометка автора. Я так понимаю, что актерский состав на эту сцену уже утвержден, и слушать меня все равно никто не будет. Однако, я, все-таки, выскажусь.
Первое: я уже не раз вам, Петр Сергеевич, намекал, что желал бы видеть здесь именно Горбунова. У него типаж более подходящий. Дзаровский, на мой взгляд, слишком слащав».

Влад бросил в зеркало быстрый взгляд. Че к чему?

« И потом, можете его уговорить остричь волосы? Он же неизвестно на кого похож. Разве это мужчина? А мой герой — воплощение мужского начала».

« Ну, Вася, — подумал Влад, — я тебе это припомню»

«Второе: актриса, которую вы подобрали на роль невесты Павла — просто вопиющее безобразие. Где можно было найти такую уродину? Неужели во всем театральном не нашлось ни одного хотя бы третьего размера?
У меня пока все. Единственное пожелание — поменьше самодеятельности на съемках. Это про Дзаровского.

Ирина и Павел лежат обнаженные на палубе. Глаза Ирины закрыты, лишь вздрагивают ресницы, Павел любуется ее телом, которое греют солнечные лучи (ремарка автора: чем там любоваться у Трубиной?). Приподнявшись на левом локте, он касается своими губами ее губ. Поцелуй длится долго (ремарка автора: не настолько, чтобы зрители устали), становясь все жарче. Правой рукой Павел нежно обводит контуры любимого тела, накрывает ладонью грудь невесты (ремарка автора: вы, вообще, в курсе, что у женщин должна быть грудь?), обводит пальцами темный кружок соска, проводит ниже, опускаясь к бедрам».

Вот здесь у Дзаровского создалось стойкое ощущение, что Вася из Крыжопля накануне пересмотрел Эммануэль.

«Ирина, тихо постанывая, чуть выгибается в спине, подаваясь телом навстречу его языку. Павел ласкает ее шею, покрывает нежными поцелуями живот, раздвигает бедра...»

Стоп, — решил Влад, — вот здесь надо выпить. По-трезвому это читать сложно, не то, что сыграть.

«... раздвигает бедра. Ирина стонет все громче, он закрывает ее губы своими, целует со все возрастающей страстью (ремарка автора: какая у поляка может быть страсть?!!). Не прерывая поцелуя, устраивается между ног невесты. Она обхватывает его бедра своими ногами (ремарка автора: я вас предупреждал. Здесь должны быть НОГИ. А что у Трубиной вместо этого?). Размеренно двигаясь, он подводит любимую к крайней точке напряжения, и они не слышат, как плещется вода, когда на поверхности показывается отвратительная акулья голова (ремарка автора: вы хотите сказать, что то, что у вас лежит в подсобке — это акулы?).
Яхту сотрясает сильнейший удар, Ирина скатывается к левому борту, хватается за поручни и громко кричит:
— Спаси-и-и меня, Паша. Помни, я ведь люблю тебя-я-я. Я ждала тебя с армии, я хранила тебе верность. Спаси меня, Паша.
Павел вскакивает на ноги (ремарка автора: тут вам, конечно виднее, но я взял бы его крупным планом. Хотя, не уверен, что у Дзаровского есть, что показывать)... «.

«Ну, Вася, — мстительно подумал каскадер, — ты, блин, не жилец»

«... Павел вскакивает на ноги, бросается за любимой, пытается вытащить ее из воды (ремарка автора: здесь не буду врать — единственное, что у Дзаровского подходит для этой сцены — бицепсы). Титаническим усилием рвет ее тело вверх, и на палубу падает верхняя половина Ирины. Кровь стремительно заливает палубу (ремарка автора: про вишневый сироп я уже писал. Слышал, что в Голливуде используют кукурузный) и Павел завороженно смотрит на это зрелище. Вода вокруг палубы приоретает красноватый оттенок, на поверхности показывается голова акулы, из ее пасти торчат ноги Ирины (ремарка автора: я, конечно, понимаю, что это будет муляж, но, может, вы хоть здесь сделаете НОГИ). Ко второму борту приближается треугольный плавник...»

Дзаровский аккуратно свернул листочки со сценой № 280 и с садистским наслаждением порвал в клочья, представляя на их месте Васю из Крыжопля.

Сквозь гостиничные окна уже светило веселое приморское солнце, разгоняя собой свинцовые тучи. Стоило договориться с администрацией по поводу номера, обзавестись жизненно необходимой мелочевкой, оставшейся в Москве, и убить сценариста.
Влад прикрыл Верочку покрывалом, заложил за розовое ушко беленькую прядку и легонько дунул на челку. Белокурые волосы трогательно рассыпались и девушка распахнула глаза:
— Ой... Владислав Казимирович, я храпела? А что, пора репетировать? Я сейчас, мигом.
И попыталась спрыгнуть на пол. Влад усадил ее обратно.
— Не переживай. То, что наваял Вася я и без репетиции смогу. Ложись на кровать, выспись.
Верочка обиженно хлюпнула носом вслед каскадеру. Легко сказать — не переживай. Еще легче — выспись. А ей, может, хотелось переживать. Ей, может, репетировать хотелось. Подольше, чтобы каждое движение, что говорится «от зубов» и « на автомате». А он взял и ушел. Обидно, блин.

А Дзаровский меж тем уже колотил в режиссерскую дверь, наращивая темп, звук и амплитуду ударов.
— Это че? — без всякого «здасьте» заявил он, протягивая в ладонях заспанному Петру Сергеевичу бумажные обрывки.
— Мусор, — мудро рассудил режиссер, — а что?
— Это ваша придурочная сцена № 280. Вы че снимаете — фильм ужасов, или порнуху?
Главный тяжело вздохнул и запустил Влада в номер.
— Садись, — махнул он ему на стул.

Померил шагами комнату, почесал лысину, сбегал за водой на кухню, предложил гостю.
— Тут такое дело, Влад... Вася переписанную сцену показал сначала не мне, а продюссерше. И Светлана Арнольдовна (чтоб ей всю жизнь ежиков рожать) утвердила ее с первого же прочтения. Ничем тебе помочь не могу, она требует на просмотр даже рабочий материал. Я честно пытался воткнуть туда Горбунова, я даже был готов за свои деньги сделать этому обезьяну депиляцию, но все бесполезно. Держись, дружище. Она удвоила твой гонорар.
На последней фразе Дзаровский удивленно приподнял бровь. Удвоенный гонорар — это веская причина на то, чтобы согласиться.
— Вопросы есть? — спросил режиссер
— Только один, — честно ответил Влад, — где Вася?
— Вася попросился на неделю в отгулы. Во избежание и для лечения нервной системы. Иди, давай. После обеда начинаем. Да, твой номер свободен, я договорился.

Хотелось опохмелиться, но нельзя — после обеда съемки, а белобрысая стажерка не сводит с него туманных глаз. Хотелось длинно и витиевато выматериться, когда вспомнилась Инга и Артамоныч на кровати.
— Вера, — он набрал ее номер и совершенно не удивился тому, что ответ раздался после первого же гудка, — у меня к тебе огромная просьба...
Побудем домостроевцами. Снабдив ее деньгами, Влад отправил девочку за носками, трусами и гигиеническими принадлежностями.
— На твой вкус, я тебе доверяю, — напутствовал он ее на дорогу.
А сам развалился на гостиничной кровати, задрав ноги на спинку.
Сигару, сэр? Не надо, я не курю.

Опять вспомнилась Инга. Золотая кожа, черные блестящие волосы. Женщина в самом расцвете ее сексуальности.
— Курва, — поставил он ей окончательный диагноз и рывком поднял с кровати тренированное тело.
Новым сценарием разжился у того же главного. После пятого прочтения в голове начала оформляться мысль.
«Рабочий материал, говоришь? Ну, Светлана Арнольдовна и Вася, я вам устрою на съемках Сашу Грей».
Радостная Верочка принесла покупки, бутылку лимонада и уже поскакала к себе готовиться к съемочному дню.
— Стоять, — Дзаровский цапнул ее за локоть.
Повернул к себе лицом, расстегнул пару пуговичек — Вера тут же залилась пурпуром — добрался до кружевного лифчика, потрогал руками то, что под ним, прошелся по бедрам. Ткнулся носом в шею, вдохнул запах, словно принюхиваясь. И... отошел в сторону.
— Чем там этот Вася не доволен? Иди, собирайся.
Пунцовая актриса вылетела из номера, как выпущенный из пушки снаряд. За дверью прислонилась к стене, закусила губку, поморгала глазами и чуть не расплакалась. Обсмотрел так, как будто щенка себе выбирал. Польская скотина.

— Так-так-так, — начал режиссер, — наконец-то настал этот знаменательный день и мы приступаем к съемкам 280-й. Влад, Вера, раздеваемся и на палубу. Горбунов, попрошу воздержаться от комментариев.
Серега сделал круглые глаза:
— Да ни в жисть, Петр Сергеевич.
Раздевались молча, не глядя друг на друга. Доски палубы, вобравшие в себя яркое июльское солнце, приятным теплом грели спины. Верочка лежала рядом, вытянувшись в напряженную струнку.
— Дзаровский, — закричал режиссер, — в чем дело? Так и будешь филонить? Работай, давай. Камера, мотор.
— Сцена № 280, дубль первый, — противным голосом проскрипел помощник оператора.
Влад схватил партнершу за талию, рванул на себя и усадил в позу «наездницы».
— Ой, — только пискнула она, когда он начал движения, имитирующие бешеный половой акт, сжимая ее бедра почти до боли.
— Стоп-стоп-стоп, — заорал Петр Сергеевич, — Дзаровский, ты совсем дурак, или читать не умеешь? В сценарии такого не было. Не репетировал, что ли?

Вера смылась с него сразу же и уже завернулась в простыню, испуганно глазея на партнера. Влад лежал на палубе, закинув руки за голову.
— Тьфу на тебя, — в сердцах сплюнул главный, — стоп камера. Ну, хоть продюссерша порадуется. Значит, так, Вера свободна, у тебя сейчас подводные съемки. Вечером сам лично приду проверю, чтобы репетировали у меня оба.
Горбунов ржал, как бешеный. Оператор менял пленку. Помощники тащили акваланг и гидрокостюм. Зеленые глаза Верочки, принявшие диаметр тарелки для борща, начали наливаться крупными слезами.
— Сцена № 58 дубль пятый...
Влад махнул рукой в знак готовности и скрылся под водой. Одевшаяся актриса медленно побрела в гостиницу.

Ятаган 06. 10. 2013 06: 54 « № 8
В ванной Верочка не просто плакала, она рыдала, высказывая мочалке всю свою обиду, меж расовую неприязнь и вековую вражду между Россией и Польшей.
— Эй, стажерка, — раздался стук в дверь, — репетировать пошли, я уже все приготовил. А то главный точно голову снимет.
Актриса тут же подхватилась, накинула халатик и вылетела из номера. Дзаровский, чья злость растворилась на дне Японского моря, стоял прямо перед ее дверью. Суетливая девушка врезалась ему в живот.
«Господи» — подумал поляк и принял ее в объятия.

— Владислав Казимирович, — зашептала она, — а я решила, что вы отказываетесь. И Вася опять будет переписывать сценарий.
— Ни фига, мне гонорар удвоили. Придется отрабатывать.
Номер Дзаровского встретил их интимным полумраком. На столике стояли два бокала с шампанским. Верочка растерялась, хотела спросить зачем, даже обернулась для этого. Влад стоял за ее спиной вплотную, чуть склонив голову, и его длинные волосы касались ее лба. Он пах морем, соленым бризом, ласковыми волнами и океанскими ветрами.
— С чего там все начинается? — шепнул он. — С «губы прикасаются к губам»?
Верочка судорожно кивнула и забыла обо всем, утопая в серых океанах глаз и тихо млея от счастья, вдыхая запах его волос.
— Владислав... ой... Казимирович, а там такого не было, — попыталась объяснить она, когда его руки спускали халатик с плеч, — Вася ругаться будет.

— Т-с-с, — Влад приложил палец к ее губам. — Вася дурак и сам не понимает, какой шедевр написал. Мы с тобой еще «Оскара» получим за лучший эротизм в кино.
В дверь постучали. Постучали раз, постучали два.
— Не одевайся, это режиссер пришел проверить.
Дзаровский подмигнул Верочке и расстегнул джинсы. Белья под ними не было. А зачем?
— Для наглядности, — объяснил он изумленной девушке, — пусть видит, что репетиционный процесс в самом разгаре.
На пороге номера стояла высокая, эффектная и очень раздраженная женщина. Тонкие смуглые пальцы нервно теребили ремешок сумки. Черные блестящие волосы красиво играли в скудном освещении коридорных ламп.
— Инга?!!! Что ты здесь делаешь?
— Мне нужно с тобой поговорить, Дзаровский.

Над огромными карими глазами сошлись идеально очерченные брови. Не дожидаясь приглашения, она отодвинула мужа в сторону и зашла в номер.
— Что здесь происходит? — протянула Инга, бросив взгляд на полуобнаженную Верочку.
При виде этой красавицы актриса почувствовала себя серой мышкой и накинула халат на плечи.
— Мы репетируем, — отозвался от дверей Влад.
— С шампанским и виноградом? — удивилась жена. — С этой замухрышкой? С каких пор ты играешь постельные сцены, Дзаровский?
— Ты пролетела десять тысяч километров только для того, чтобы задать мне этот вопрос?
Верочка рванула к выходу, но Влад перекрыл дверь рукой.
— Я работаю, Инга, — продолжал он, — у меня завтра съемки.
— В таком случае, — язвительно сказала жена, — я посмотрю. Думаю, комментарии специалиста не помешают.
— Владислав Казимирович, — пролепетала красная Верочка, — отпустите меня, пожалуйста.
Каскадер освободил выход и закрыл за ней дверь. Девушка прижалась спиной к стене, она чувствовала себя так, как будто на нее выплеснули ведро с дерьмом. Ей было стыдно, и горько, и обидно одновременно. В номере нарастал скандал, голоса набирали высоту, кто-то шваркнул об стену то ли бокал, то ли саму бутылку. Актриса стояла и зачем-то все это слушала.
— Влад, — услышала она вскрик Инги, — ну, прости меня. Тебя месяцами не бывает дома.
— Ты знала за кого выходишь замуж, dziwka.
— Прекрати материться по-польски, — взвизгнула жена.
Голоса начали стихать, переходя в неясный шепот. Верочка вздрогнула, когда услышала томный женский стон, и бросилась по коридору в свой номер.

Режиссер устало присел на тумбу с канатами.
— Влад, — мягко начал он, — я все понимаю. К тебе жена приехала, не до репетиций. Но работать надо, понимаешь меня? Работа у нас такая. Ну, соберись, каскадер, а то Арнольдовна уже буянить начинает. Мне даже послать ей нечего, ты как бревно лежишь.
— Верочка, — обратился он к актрисе, — ну, помоги ему. Женщина ты, в конце концов, или где? Договорились? Попробуйте сами, без сценария. Может, что и получится. Камера, мотор.
Сцена № 280, дубль двадцатый.

Девушка собрала все свои неопытные силы в кулачок, отважно зажмурилась и прижалась к его губам. Через минуту Дзаровский впустил ее язык внутрь, обхватил затылок своей рукой, прижимая ближе к себе. Она гладила его тело, целовала шею, играла с мочкой уха, чувствуя бедром, что ее усилия не проходят даром. С тихим стоном он перевернул ее на спину.
— Молодцы, ребята, — вскрикнул режиссер, — оператор, камеру ближе.
Но его уже никто не слушал. Горбунов завистливо крякнул. Верочка едва не потеряла сознание, когда каскадерский язык прикоснулся к ее соскам, и прочертил влажную дорожку от груди до живота. Там, где касались его губы, тело горело огнем. Она чувствовала, как внизу живота начинает разгораться пожар, который то тушили, то зажигали последние несколько дней. Влад взглянул ей в глаза:
— Готова?

Она молча кивнула в ответ, сама раздвигая бедра. Они почти не отходили от сценария. Он аккуратно устроился между ее ног, она обхватила его бедра, на уровне природных инстинктов подаваясь навстречу и чувствуя, как его желание входит внутрь ее.
— Матка Боска, — Влад поднялся на руках, когда она закусила губы, чтобы не закричать и вцепилась ногтями ему в плечи, — ты что, в первый раз?
Он остановился, режиссер чуть не взвыл:
— Ну что опять такое?
— У нас проблемы, — отозвался Дзаровский, — у Верочки месячные.
— Тьфу, идиотка, — сплюнул Петр Сергеевич, — стоп камера. Ну, хоть Арнольдовне материал будет.

Влад сидел на кровати в Верочкином номере и пристально смотрел на нее. Девушка страшно нервничала. Она постоянно хлюпала носом, двигала бровями и все время пыталась за что-то оправдаться.
— Зачем ты это сделала? — наконец, спросил он ее. — Чего ты хотела добиться? Это просто работа. Это — съемки, понимаешь?
И тут она разрыдалась окончательно, уткнувшись носом в колени.
— О, Господи, — Дзаровский закатил глаза.
— Я хотела... — пыталась объяснить она, — я еще раньше хотела, но вы никак не репетировали. А потом к вам жена приехала и вы помирились. Я все слышала. А я все это время хотела вам сказать...
Влад подошел к креслу, на котором она сидела, присел на корточки, взял в ладони ее лицо.

— Инга уже уехала и будет заниматься разводом. А что ты мне сказать хотела?
— Что я... что я... что я люблю вас, Владислав Казимирови-и-и-ч. С самой первой нашей репетици-и-и-и. А вы на меня даже внимания не обращали. Верочка-то, Верочка-се.
— Дурочка, — он прижал к себе ее голову и почувствовал, как слезный водопад промочил рубашку на плече, — пойдем.
Он мягко поднял ее с кресла.
— Куда? — она в очередной раз хлюпнула носом, и заморгала мокрыми ресницами.
— На кровать, куда же еще? — он казался удивленным ее непонятливостью. — Надо же с тобой закончить. Не могу же я ломать тебя тридцать дублей подряд на глазах у всех. Это будет жестоко даже для меня.
Она стояла перед ним, как подсвеченная изнутри своей радостью. Маленькая, хрупкая, вздрагивающая от каждого его прикосновения. Отдающая себя без остатка так, как может отдаваться женщина своему первому мужчине. Первому и любимому, вдобавок.
Когда Верочка, которой уже не надо было сдерживаться, закричала от боли и радости одновременно, Дзаровский вдруг подумал:
«Спасибо, Вася из Крыжопля. Ты, действительно, написал шедевр».

Сцена № 280, дубль двадцать первый.
— Снято, — закричал режиссер, — молодцы, ребята. Поздравляю.
Горбунов подбежал первый.
— Наконец-то, — хлопнул он Дзаровского по плечу, — я уж и отчаялся.
Ирка что-то шептала счастливой Верочке. Режиссер переговаривался с оператором, обсуждая снятый материал.

Премьера «Челюстей» вызвала фурор. Шквал эмоций, бурю аплодисментов. Единственный недовольным человеком оказался Вася, так и не простивший Дзаровскому своевольничанье на съемках. Но режиссер, с присущим ему тактом, доступно объяснил, что сценарист написал шедевр, после чего Вася всерьез задумался о бессмертной «Эммануэль». С продюссершей уже обо всем договорились, актерский состав в голове режика сложился твердый, осталось только раскачать крыжопольца.
Группа откупоривала шампанское, Верочка счастливо дышала Дзаровскому в подмышку, когда Петр Сергеевич вдруг сказал:
— Т-с-с, Влад. Светлана Арнольдовна собственной персоной. Тебя поздравить.
— Владислав Казимирович?

Протяжный грудной голос принадлежал очень высокой, почти с каскадера ростом, платиновой блондинке. Она двигалась по коридору как огромная кошка, подходя все ближе. Голубые глаза окидывали Влада с такой откровенностью, что покраснел даже герой-любовник Горбунов. Петр Сергеевич быстренько собрал группу и повел к выходу. Несчастная Верочка опять почувствовала себя лишней.
— Ну, ладно, че ты? — прошептал ей на ухо Серега. — Эт дело такое. Работа у нас плядская, понимаешь? Привыкай.

Ятаган 07. 10. 2013 17: 07 « № 9
Блондинка подошла вплотную, обдав поляка тонким ароматом и ее глаза оказались почти вровень с глазами каскадера.
— Предлагаю отпраздновать удачную премьеру в более подходящей обстановке.
Дзаровский удивленно поднял брови. Его начала забавлять эта ситуация. Паспорт уже украшал штамп развода, а Верочку перехватил Горбунов. В серьезность ее чувств Влад почему-то не поверил.
— За коллег не волнуйтесь, им я заказала ресторан.
Для того, чтобы сказать эти слова ему на ухо, ей не пришлось даже тянуться. Она просто приподняла голову и провела рукой по волнистым кудрям.

— Благодарю, Светлана Арнольдовна, — так же тихо ответил он.
Честно говоря, на ее месте он ожидал увидеть климактерическую даму, развлекающуюся тем, что просматривает отснятый материал. Появление грациозной красавицы в длинном белом платье и наброшенном на плечи манто привело его в некоторое замешательство. Настойчивость, и откровенность, когда она вела его за собой, разбудили внутри поляка авантюрную жилку.
На выходе их ждала машина с амбалом у дверцы. Дзаровский профессионально оценил подготовку, экипировку и преданность. Телаш услужливо распахнул дверцу, блондинка скользнула внутрь, Влад за ней. Машина была не маленькая, но Светлана Арнольдовна умудрилась сделать так, что им вдвоем стало тесно. Подняла перегородку между сидениями, открыла бар, предложила каскадеру. На повороте рука прикоснулась к ширинке, пальцы едва заметно сжали то, что под ней. Дзаровский усмехнулся в темноте, ожидая развития событий. Но красавица продолжала ничего не значащую болтовню, напирая на дальнейшие творческие планы Влада.
«Ого, — подумал он, окидывая взглядом трехэтажный особняк, — и чем мы занимаемся, Светлана Арнольдовна?»
Особое впечатление это жилище произвело на него в сравнении со своей однокомнатной квартирой, которая досталась ему после развода.

— Проходите, Владислав Казимирович, не стесняйтесь.
Оп-па, сюрпрайз. ЗD-кинотеатр в три стены, на всех трех стенах — сцена № 280. Да, дамочка подошла серьезно к вопросу взаимоотношения полов.
— Я очень рада, — на плечи изумленного Дзаровского легли ее руки, — что мы с вами взрослые люди, и нам не нужны лишние объяснения.
Влад развернулся, манто упало на пол, он медленно спустил бретельки платья до локтей. Блондинка тут же задышала, откинув назад голову. У Влада еще никогда не было таких высоких женщин, даже Инга по сравнению с ней казалась низкорослой, и он тут же оценил все удобство. Не надо было ни изгибаться, ни наклоняться. Все рядом, на одном уровне с тобой. Если губы, то вот они. Поцелуй пах мятой и едва сдерживаемым темпераментом. Шелковистая кожа просила, чтобы ее потрогали, хорошо сделанная грудь сама оказалась под его языком. Изгибы талии, узкие бедра... он снимал одежду с нее нарочито не спеша, наслаждаясь королевским телом. Красавица стонала уже в голос и пыталась расстегнуть на нем рубашку.

— Я сам, — остановил он ее.
Поднял на руки, отнес на диван, встал напротив. Раздевался медленно, чувствуя, как она ест его глазами. Джинсы снял вместе с трусами и подмигнул Арнольдовне, когда увидел, как восхищенно вспыхнули голубые глаза.
Сцена № 280, дубль двадцать второй. Смена актерского состава.
Пальцы переплетались с пальцами, он останавливал ее, когда она хотела взять инициативу, она расцарапала ему спину, он укусил ее за плечо.
— Wszystko (все), — он откинулся на подушки и усмехнулся, — ну, Светлана Арнольдовна. Тебе бы в порно фильмах сниматься. Твой водитель отвезет меня домой?
— Зачем? — она наливала им шампанского, и Влад опять залюбовался ее телом. — Тебя дома кто-то ждет?
— Нет, — он посмотрел ей в глаза, — меня никто дома не ждет.
— Тогда и не спеши.

Верочка рыдала, поливая слезами горбуновскую грудь. Он разводил руками в ответ на вопросительные взгляды коллег.
— За что он со мной так? Я ведь люблю его, а он... а он... как последняя скотина, взял и ушел с этой фифой.
— Верка, — начал Горбунов, — ну ты как дите, ей-Богу. Кто ты, сопля зеленая? И кто Дзаровский?
Верочка подняла распухший нос, хлюпнула, высморкалась в рубашку героя-любовника и опять заплакала.
— Да? Тебе легко говорить. Он же у меня первы-ы-ы-й.
— Че, правда? — Серега искренне удивился. — Ну, ты даешь. Слушай, че мы здесь паримся. Поехали ко мне, там и наплачешься вдоволь.

Дома он попеременно предлагал ей воду, чай, кофе, шампанское, коньяк и водку. Верочка упорно мотала головой и никак не хотела успокаиваться. Пять раз брала сотовый, чтобы набрать номер Влада, на пятый раз Горбунов спрятал трубку в кучу с грязным бельем. Потом смирился с неизбежностью и пошел в комнату смотреть телевизор. Плакать в одиночестве актрисе показалось сродни алкоголизму, и она зашла за ним.
— А ты на него похож, — вдруг заявила прямо с порога.
— А я знаю, — отозвался мачо, — мы поэтому с ним всегда в паре играем. Только у него волосы длинные. Успокоилась?
Он подошел к Верочке, дунул ей на челку, как когда-то каскадер и улыбнулся от того, как белокурые прядки взметнулись над бровями.
— Иди спать, стажерка. Мне из-за тебя еще с Иркой объясняться.

Верочка глубоко вздохнула, потерла нос, и побрела к дивану.
— И наплюй ты на него, — услышала она в спину, — не твое это, Верка. Поверь мне, прожженному волку.
Легко сказать — иди спать, еще легче — наплюй. А как наплевать, и, главное — куда? В душу? Так там места нет, там один Дзаровский, для всего остального, увы... Маленькая у Верочки душа.

«Многоуважаемая Светлана Арнольдовна. Мне очень льстит тот факт, что вы согласились стать продюсером моего очередного сценария. Прежде, чем начнется читка моего произведения, позвольте довести до вашего сведения некоторые несуразности, раз за разом происходящие с моими сценариями.

Первое: хочу заметить, что Петр Сергеевич настойчиво игнорирует мои советы по поводу актерского состава. Он упорно старается поставить на главную роль этого хлыща-Дзаровского. Прошу принять меры. Вы, как красивая и умная женщина, должны понимать, что Владислав Казимирович (при всем моем к нему уважении) абсолютно бездарен как актер. А его внешность?! Дорогая Светлана Арнольдовна, неужели этот человек может нравиться женщинам?
Второе: женская роль... Это стоит отдельного упоминания. Актриса, которую уважаемый Петр Сергеевич, вопреки моим настойчивым рекомендациям, снял в «Челюстях», никуда не годится. Вы, как женщина, обладающая невероятным чутьем и тактом, должны понимать — съемка Трубиной в «Блестящей Эмме» грозит полным провалом.

Третье: Горбунов. К нему у меня претензий, как таковых, нет, но... Меня удивляет, почему наш уважаемый режиссер игнорирует этот яркий брутальный образец мужского начала. Надеюсь только на ваш авторитет, многоуважаемая Светлана Арнольдовна.
Искренне ваш,
Василий».
— Ну, как тебе? — блондинка стояла за спиной Влада, когда он с любопытством дочитывал очередной крик души Васи из Крыжопля. — Скажи, он забавен.
— Да, уж... — в Дзаровском проснулась немного позабытая жажда крови. И не абы чьей, а конкретно Васиной, — но в одном он прав. Я абсолютно бездарен как актер.

Арнольдовна пожала плечами, покачала идеально уложенной головой и сощурила свои небесные глаза.
— Здесь не переживай. Играть придется только то, что у тебя получается лучше всего. В остальном пойдет Горбунов.
Влад взял из ее рук бокал, где на дне красиво плескался виски, и внимательно посмотрел на королеву. Уже месяц он жил у нее в доме и никак не мог понять: что он здесь делает, и зачем он ей. Она ему нравилась, она его привлекала, ему до одури хотелось этого совершенного, словно высеченного скульптором, тела. Но кроме безумных ночей их ничего не связывало. Неделю назад он начал переговоры по поводу съемок в военном боевике. Контракт еще не был подписан, но режиссер картины уже клятвенно пообещал трюки именно поляку. Услышав об этом, Светлана Арнольдовна закусила губы и что-то задумала.
— О чем хоть сценарий? — съемки в двух фильмах сразу не были для него чем-то необычным.
— Тебе понравится, — загадочно улыбнулась блондинка, — да, и я подумаю над тем, чтобы уговорить Петра Сергеевича на замену Трубиной. Мне кажется, что ее детское увлечение тобой мешает работе.
— Света, ты что ревнуешь? — он не придумал ничего лучше этого идиотского вопроса.
Блондинка только томно вздохнула в ответ. Так вздыхают хозяева на своих непутевых собак. Учишь их, дураков, учишь, а они, как были идиотами, так и остались.

Весела актерская жизнь. Из дверей ресторана вывалилась поддатая троица — Горбунов, Ирка и Вера. Герой-любовник раздавал автографы, девушки рылись в сумочках, складывая в ладошки друг другу по полгалактики. От тюбика с помадой до планшета. Верочка, наконец, нашла носовой платок и забыла вытереть нос, когда услышала знакомый женский голос:
— Нет, Макар, с нами не надо. Подожди здесь. Влад, помоги же мне выйти.
У девушки что-то случилось с ногами, а потом с животом, следом с головой.
— Н-да, — Горбунов бестактно наплевал на Верино сердце, а потом еще и размазал, — вот это пара.
Актриса повернулась и решила сразу: первое, что она сделает дома — это повесится. Или отравится. Или с балкона прыгнет.
Дзаровский протягивал руку внутрь уютного нутра машины. Вот на асфальт ступила стройная нога, за ней вторая. Изумрудный шелк платья облегал фигуру, манто из чернобурки подчеркивало яркость волос и оттеняло аристократическую бледность кожи. Светлана Арнольдовна по-хозяйски поправила воротник рубашки Влада. Он что-то шепнул ей на ухо, она улыбнулась в ответ. Верочка решила не дожидаться вечера и умереть прямо на месте.

— Каскадер, — рявкнул Горбунов, — иди сюда.
Блондинка удивленно посмотрела на их компанию и убрала руку с локтя Дзаровского. Пока он шел к ним, Верочка училась дышать заново. Шаг — вдох, шаг — выдох. Остановился, сейчас разорвутся легкие. Девушка так громко вздохнула, что все удивленно посмотрели в ее сторону.
— Владя, — Ирка рванула к нему первая, — а Петр Сергеевич завтра собирает группу. Придешь? Наш Васенька очередную нетленку родил.
Поляк здоровался с Горбуновым, и Верочка в очередной раз удивилась тому, как они похожи. Только Серега чуть пониже ростом и шире в плечах. И почему ей не пришло в голову влюбиться в первую строку в титрах.
— Здравствуй, Вера, — и почему он говорит эти простые слова так, что сердце ухает в пятки, — как поживаешь?
Твоя главная роль в жизни, Трубина Вера. Если сейчас расплачешься на глазах у всех, то лучше сразу режь себе вены. Бездарная из тебя актриса.

— Отлично, Владислав Казимирович, — хотелось выть, но улыбка получилась выше всяких похвал, — я слышала, что вас утвердили на главную роль. Светлана Арнольдовна уже подписала проект.
Брови Дзаровского удивленно приподнялись.
— Мне кто-нибудь скажет, о чем будет фильм? Что за тайны?
Горбунов переглянулся с Иркой.
— Это ты у своей мадам спроси.

Петр Сергеевич деловито просматривал сценарий. Чушь, конечно, на постном масле, но финансирование космическое. Продюсерша наказала не экономить на спецэффектах, актерском составе и костюмах. Эпическое творение Васи Комогорцева слегка, правда, напоминала порнографию из исторических времен. Типа «Калигулы», или «Мессалины», но кого и когда это смущало? Самое главное, что под это дело выделялись громадные деньги. За такой бюджет режиссер был сам готов сыграть, но комплекция не позволяла.
Вот, к примеру:

«Сцена № 123.
Первое, что я хочу вам сказать, Петр Сергеевич-это то, что вы обладаете удивительной способностью испортить даже самую лучшую вещь. Честно говоря, только просьба глубокоуважаемой мною Светланы Арнольдовны заставила меня отдать этот сценарий вам. Меня настойчиво звали с ним на «Ленфильм».

Блистательная Венера (р. а.: вы хотите мне сказать, что под словом «блистательная» вы подразумеваете Трубину?) входит в комнату, где на полу спит обнаженный Марс. Она любуется его совершенным телом (где? Покажите мне пальцем, где у поляка совершенство? Кроме бицепсов, разумеется). Неслышно подходит к нему, проводит пальчиками по мощной груди (?!!, простите, что повторяюсь), ласкает плоский живот и скользит рукой между ног. Ответом ей служит тихий стон не просыпающегося мужа. Шаловливая богиня (вы уверены, что это про Трубину?) начинает возбуждать своего ненасытного мужа, любуясь его огромным (а это вы хотите мне сказать, про Дзаровского?) поднимающимся достоинством. Марс улыбается, не открывая глаз, и обнимает Венеру (здесь должны быть крупным планом мужские бицепсы. Можете занять у поляка). Укладывает на пол, снимает с нее тунику, целует обнаженную грудь ( про грудь Трубиной я вам писал еще в «Челюстях»). Неожиданно распахивается дверь и в комнату влетает Меркурий (надеюсь, хоть это будет Горбунов!!!).
— Как красиво, брат, — говорит он Марсу, — у тебя великолепная супруга.
— Присоединяйся, брат, — отвечает Марс и видит, как вспыхивают глаза Венеры».

«Тьфу на тебя, Вася, — подумал режиссер, — если бы не Арнольдовна со своими деньжищами, я бы твоим сценарием туалет обклеил. Но двойные гонорары всему съемочному составу... Да, как бы еще уговорить Дзаровского на роль Марса. А с Верой, правда, надо что-то делать. Надвое перекусанная Ирина из нее еще получилась, но на Венеру она не тянет. На это сама Арнольдовна бы сгодилась. Тем более, что с поляком у нее все на мази. Но ведь не согласится, фифа».

Когда Петр Сергеевич прочитал сценарий в десятый раз, он понял Васину мысль. Она была зарыта очень глубоко, но была. Сюжет драмы из жизни римских богов потрясал своей простотой и целомудренностью.
Некий циклоп отвратительной наружности влюбился в богиню Аврору. Когда эта смелая девушка в очередной раз выходила из водоема, одетая, как полагается, только в утреннюю зарю, он умыкнул ее в свою грязную пещеру. Повинуясь животным инстинктам, чудовище приковало богиню к стене и удовлетворяло свою похоть по нескольку раз в день. Через неделю (?!!) отсутствие сестры заметил Меркурий. Периодически облетая Землю в своих крылатых сандалиях, он пытался найти свою любимую родственницу, но поиски его, как водится, не увенчались успехом. Взаимные отношения между кровными родственниками осложнялись тем, что Меркурий оказался влюблен в жену своего брата Марса, и по совместительству — свою кузину. На просьбу помочь отыскать Аврору зловредная Венера ответила отказом. Тогда несчастный обратился к Марсу, тот согласился с условием, что впоследствии Меркурий женится на Венере. Потому, что самому богу войны уже давно запала в душу смертная женщина — некая Зена — королева амазонок. А чтобы не откладывать дело в долгий ящик, и склонить Венеру к новому замужеству, предполагалось устроить т. н. «шведскую семью». Авось, той понравится, и она даст развод военному офицеру.

Марс проник в пещеру циклопа под видом блуждающего музыканта. Тот решил развлечь свою измученную пленницу романтической балладой. Едва попав внутрь, бой войны уничтожил похотливое чудовище молнией, освободил Аврору и передал с рук на руки Меркурию.
Венера, само собой, влюбилась в более молодого и привлекательного кузена, Марс передумал падать на землю и взял в жены спасенную богиню утренней зари.
« Блин, — подумал режиссер и возненавидел сам себя, — Вася, ты — гений».

— Значит, так, — объявил Петр Сергеевич собравшейся группе, — сначала о плохом. Трубина снята со съемок. Кастинг на главную женскую роль уже объявлен и идет вовсю. Теперь о хорошем...
Режиссер глотнул воды из графина, поправил галстук, протер лысину платочком, откашлялся и начал:
— Мы с вами вступает в новую фазу отечественного кино. Прошу всех отнестись к этому очень серьезно. Эротика уже давно является признанным жанром искусства, ничего постыдного в этом нет. Однако, учитывая печальное прошлое нашей страны, данный вид представлен в нашем кинематографе крайне скудно. Если не сказать, что не представлен вовсе. Друзья мои, мы с вами станем первопроходцами. О нас будут писать в энциклопедиях киноискусства. И наш с вами Вася...

Группа не удержалась, и начала ржать. На словах «эротика» Дзаровский вдруг встрепенулся.
— Не отвлекайте меня, — строго прикрикнул на них Петр Сергеевич, — наш с вами Вася написал совершенно гениальную вещь. Не побоюсь этого слова. Так, вот всем по сценарию, советую прочитать его несколько раз подряд. Это произведение не для всех, и не до каждого доходит сразу.
Актеры похватали бумажки и уткнулись носами в текст. Один Влад сидел, задумавшись.
— Дзаровский, — окликнул его режиссер, — у тебя главная роль бога войны. Личная просьба продюсера, сам понимаешь. Обещаю море спецэффектов и опасных для жизни трюков. И, — он понизил голос, — тройной гонорар.
Влад пристально посмотрел на Петра Сергеевича, непонятно улыбнулся и вышел.

Сидел в кафе за чашкой кофе, ловил заинтересованные взгляды женщин от шестнадцати до шестидесяти лет. Кому-то улыбался, кому-то нет. Звонок на сотовый оторвал от океанских волн в голове. Режиссер военного боевика отказался заключать с ним контракт. Как до этого режиссер сериала про полицию. А до него режиссер исторического фильма. Светлана Арнольдовна делала шаг на опережение. Владу грозила безработица, а кроме, как ломать ребра на съемках, поляк ничего не умел.
« А вот и нет, — невесело усмехнулся он про себя, — оказывается, я могу еще и трахаться под камерой».
Вдова вора в законе. Меценат российского кинематографического искусства. Любительница живых игрушек польского происхождения, красавица и умница Светлана Арнольдовна Крайнова решила обзавестись очередной домашней собачонкой.
«Brudny suczka» (грязная сучка)
«Podła kreatura» (подлая тварь)

— Владислав Казимирович, — Макар был не то, что удивлен. А просто ошарашен, — вы откуда в таком виде? Светлана Арнольдовна будет недовольна.
— Ничччего, п... терпит, — Влад был не столько пьян, сколько играл. Актер он, все-таки, хоть и бездарный, или нет?
В коридор ввалился, нарочно путаясь в коврах, дверь открыл плечом, в комнату упал на середину и счастливо захрапел. Светлана пораженно взглянула на тело любовника, аккуратно принюхалась, подошла и потрогала носком туфельки.
— Не притворяйся. Во-первых: я знаю, что ты столько не пьешь. Во-вторых: актер из тебя никудышный. Мой первый муж храпел, тебе до него, как до Луны, только лесом.
Пришлось вставать и смотреть в холодные голубые глаза почти вровень.
— В чем дело? — красавица требовала объяснений.
Дзаровский прошел к креслу, схватил подушку и бросил ее в угол. Блондинка заинтересованно склонила голову к плечу.
— Скандал? Это интересно. Ну-ка, ну-ка...
Влад развернулся к ней.
— Зачем ты это делаешь? Чего ты от меня хочешь?
Арнольдовна обворожительно улыбалась. Тонкие руки наливали виски, добавляли лед, протягивали поляку.
— Ах, вот в чем дело. Знаешь, милый. Я решила, что тебе пора сменить амплуа. Ты уже не мальчик, чтобы прыгать с небоскребов и гореть в машинах. Пойми меня правильно, я волнуюсь за тебя.
Влад поперхнулся. Этот айсберг умеет волноваться? Никогда бы не подумал.
— Света, мне нравится прыгать с небоскребов и гореть в машинах, — он все еще пытался быть вежливым, — пойми и меня. Я не умею того, чего хочешь ты.

Крайнова округлила глаза. «И когда успел разучиться?» — казалось, говорил ее взгляд. Толкнула в грудь, заставив сесть в кресло. Подошла вплотную, села на колени. Расстегнула рубашку, слегка прикусила сосок. Лизнула в ухо, откинула со лба длинные волосы. Прижалась мятным запахом к губам, руки расстегнули ремень. Раздвинула ноги, опустилась между, расстегнула ширинку. Видеть эту красавицу перед собой на коленях оказалось слишком сильно. Влад завелся, прижимая к себе ее голову.
Доводила до кипения, заглатывая до основания. Поняв, что готов, подняла платье; под ним — ничего, села сверху.
— Ты будешь играть то, что я захочу, — выдохнула стоном ему в губы.
— Зачем? — спросил, смешиваясь дыханием.
— Затем, что я так хочу, — выпила его вскрик.
— Не буду, — придержал за спину бьющееся в наслаждении тело. Зарылся лицом ей в живот.
Светлана поднялась с колен Влада, оправила платье, как ни в чем не бывало.
— Мне тебя мало в жизни, Дзаровский. Я люблю смотреть, как ты это делаешь на экране. И мне нравится знать, что на тебя смотрят миллионы. Тебе уже отказали, я в курсе. Если ты не примешь мое предложение ни один режиссер на студии не возьмет тебя на работу. Пойдешь в цирк.

Он смотрел на нее, не мигая. Она бесстрастно приняла его взгляд.
«Это игра?» — спросило серое.
«Хуже. Это стиль жизни» — ответило голубое.
«Чьей?» — серое удивилось.
«Моей» — голубое наслаждалось.
Дзаровский налил в бокал виски.
— Я не игрушка, Света.
— Кто тебе такое сказал? Все люди-игрушки. Просто кто-то ломается быстрее, а кто-то служит дольше. Кто-то стОит меньше, а кто-то больше. Вот и вся разница.
Влад подошел к ней вплотную. «Какой удобный рост», — еще раз отметил поляк и с наслаждением вылил виски в декольте платья. Отметил, как завораживающе красиво стекали хмельные ручейки по отличному силикону и почувствовал, что щеку обжег сильный удар. «Хороший рост», — опять восхитился он и сплюнул Арнольдовне под ноги.
— Ты куда? — услышал в спину.
— Домой. Я уже и забыл, что у меня есть дом.
— Я даю тебе ровно неделю, начиная с этой минуты.
«Хорошо», — мысленно ответил Влад и вышел в ночь.

Фигня. Все это время Влад без малейшего угрызения совести прожил на средства Светланы Арнольдовны. Домашних собачек и любимые игрушки обычно холят и лелеят хозяева. С них никто денег за содержание не требует. А удвоенный гонорар за «Челюсти» приятным теплом грел польский карман. Шотландцы нам даже в подметки не годятся. Было время отдохнуть и подумать о том, как жить дальше.
— Дзаровский, — режиссер позвонил на исходе отпущенной недели, — будь человеком. Сыграй Марса. Ну, не убудет же от тебя, в конце концов. Арнольдовна всю неделю финансирование срезает. Медленно, но верно. Сказала, что завтра последний срок на твое согласие. Подумай о коллегах, они же без работы останутся.
— Это кто? — хмыкнул Влад. — Горбунов что ли? Так он всех нас на экране переживет, за ним очередь из режиссеров стоит.
— Слушай, ну приди, посмотри, какую я тебе партнершу подобрал. Памела Андерсон, если увидит, вздернется. И глупая, как Трубина. Даже еще глупее.
— Отвалите, Петр Сергеевич. Я в отпуске по состоянию здоровья.

Около часа ночи Дзаровского посетила гениальная идея сходить в магазин и взять там лекарства для расшатанной Светланой Арнольдовной нервной системы. Национальная жадность и данное себе когда-то обещание пить исключительно за чужой счет уступили место жгучему желанию напиться вдрызг.
— Владислав Казимирович Дзаровский? — услышал он на лестничной клетке.
— Да. Чем могу...
Обернуться и закончить фразу ему не дали. Втолкнули в квартиру, бросили лицом на пол. Били долго, со вкусом, умеючи, врезаясь подкованными носками ботинок в переломанные ребра. Спасли только профессионализм и умение закрывать самые уязвимые участки тела.
— Хозяйка сказала яйца расквасить и морду разбить.
— Да ну на х... Фейс почистим, а так-то жалко мужика. Держи ему руки, я поработаю.
Руки оторвали от лица, прижали коленями к полу, кто-то в темном присел сверху и Влад почувствовал, как хрустнула носовая перегородка.
«Хоть бы зубы не выбили, суки», — это было последнее о чем он подумал, потеряв сознание. Уже в тумане услышал веселую фразу:
— Привет от Светланы Арнольдовны. Живи, каскадер.
В себя пришел через несколько часов. Свинцовый туман в голове обосновался надолго. С собой принес тошноту и адскую боль. Злополучные ребра переломали в очередной раз. Ощупал зубы языком, понял, что на месте.
«Пся крев», — ужаснулся, вспомнив угрозу «хозяйки» и кое-как ощупал себя между ног. Выдохнул с облегчением — все в порядке. Сотрясение пройдет, нос срастется, ребра заживут — им не впервой.
«Горбунов, падла, где ты бродишь?» — ругался он про себя, выслушивая очередное: «Абонент вне зоны доступа сети».

Верочке не спалось. Она сидела перед зеркалом и смотрела на свое отражение.
«Вот, что он в ней нашел? Вот, чего у меня не хватает? Она же крашеная, а я натуральная. И глаза у меня больше. И размер она себе накачала, а у меня все свое. И вообще...»
Трубку телефона актриса взяла, даже не взглянув на высветившийся номер.
— Вера, — Дзаровский то ли был пьян, то ли что-то ел. Понять его было сложно, — приезжай ко мне прямо сейчас.
— Владислав... ой... Казимирович, так поздно уже, — бормотала девушка, соображая за сколько времени она успеет собраться и доехать на другой конец города, — давайте завтра.
— Я до завтра не доживу. В аптеку заедь. Купи бинты и перекись. И ведро водки.
Спасибо Небесам, круглосуточным аптекам и шустрым таксомоторам. Через час Вера влетала в квартиру Влада, причитая, как заправская плакальщица.
— Замолчи, — попросил ее Дзаровский, — у меня голова раскалывается.
Первые полбутылки водки он выпил почти одним глотком, чем поверг Верочку в тихий ужас. Вторые приканчивал, когда она обрабатывала разбитое лицо. Девушка кусала губы, стараясь на расплакаться, но подлые слезинки, нет-нет, да и скатывались на свежие раны.
— Ой, — морщился каскадер, — можешь ты не плакать хоть минутку. И так все болит.
— Не могу, — выкрикнула Верочка, — Владислав Казимирович, можно я поплАчу, а потом продолжу?
— Хорошо, — обреченно согласился Влад.

И актриса села напротив в кресло, дав слезным потокам полную волю.
— По лицу, суки, били, — ни к кому особо не обращаясь говорил он осторожно открывая разбитые губы, — вот куда я сейчас с такой харей? Кто меня возьмет? Сейчас месяца два заживать будет. Хорошо хоть до конца ее не послушались, иначе уже на люстре сейчас висел бы. Вот ведь, dziwka. Вот ты скажи мне, чего вам, бабам, не хватает? Одна с Артамонычем загуляла, вторая... Вообще, клиника. И зарабатываю неплохо, вроде. И сам не урод, и с этим делом все в порядке. Нет, обязательно надо придумать что-то отменно мерзкое. Либо с каким-то чудовищем трахнуться, либо меня заставить на потеху толпы трахаться.
Свою пронзительную речь Дзаровский адресовал всем женщинам мира в лице самой ее невинной части — стажерки Трубиной, у которой он стал первым и пока единственным.

— Отплакалась? — наконец, заметил он ее. — Тогда давай, продолжай.
Верочка стиснула зубы и взялась за дело.
— Н-да, — поляк посмотрел на себя в зеркало, — мне бы сейчас не Марса играть, а циклопа отвратительной наружности.
Девушка тихонько пробиралась к выходу, стараясь особо не шуметь, чтобы голова любимого не разболелась еще больше. Почему-то она чувствовала себя виноватой в произошедшем.
— Ты куда? — удивился он.
— Домой.
— С ума сошла что ли? А вдруг мне ночью плохо станет? Нет уж, давай спать ложиться. Кровать у меня только одна, ляжешь рядом. Не вздумай прижиматься, у меня переломаны все ребра.
Ослушаться она, само собой, не посмела и устроилась на самом краешке. С которого, конечно же, свалилась буквально через полчаса, больно ударившись копчиком.

— Ой, — только и пискнула девушка.
«Господи», — подумал поляк, которому боль мешала заснуть.
И не только боль. Он смотрел в потолок единственным глазом (второй заплыл) и думал о том, что в его дурацкой жизни происходит не так. Прислушиваясь к копошениям со стороны своей посетительницы, он и о ней подумал. Она не была женщиной его мечты, но ее самоотверженность, конечно же, подкупала. Неожиданно вспомнилась ночь в приморской гостинице и та страсть, с которой Вера отдавала себя в первый раз. И неожиданно он понял одну очень простую вещь. Настолько простую, что додуматься до нее было слишком сложно. Ей от него ничего не надо было, кроме него самого.

— Ой, Владислав Казимирович, вы уже проснулись, — Вера варила кофе и жарила яичницу, — у вас продуктов почти нет, вот только яйца и нашла.
Влад поморщился. Со вчерашнего вечера слово «яйца» для него приобретало неприятный оттенок.
Ел он с трудом, едва открывая рот. Девушка дула на каждый кусочек еды, чтобы он не обжигался и смотрела на него со странной материнской жалостью. Разбитый в кровь, с заплывшим глазом и сломанным носом, он нравился ей еще больше. Потому, что всем остальным он точно не понравится.
— Знаете, Владислав Казимирович, я тут подумала. У меня дядя работает режиссером на «Ленфильме». Может, вы к нему на пробы подойдете? Он снимает космическую фантастику, а я всегда хотела быть романтической актрисой, поэтому и прибилась в «Челюсти». А вам бы пошло. Я ему уже позвонила, он сказал, чтобы вы подъезжали, как только поправитесь. Он как раз новый фильм начинает.

Актерская группа провожала Дзаровского. Петр Сергеевич не смог простить ему отказа сыграть бога войны, поэтому не пришел. Зато верный Горбунов и его смешливая Ирка прибыли вместе. Лицо Влада еще украшали радужные разводы синяков, но выглядел он уже сам собой, а это было главным.
— Слышал, тебя на главную роль утвердили, — сказал Серега.
— Да, в «Чужих».
— Ты же играть не умеешь, — казалось, герой-любовник завидует. Но это только казалось.
— А мне там делать ничего и не придется. Только с бластером по студии бегать и монстров мочить. Самое мое.
— А Верка?

Верочка выглянула из-за плеча каскадера, и он обнял ее, осторожно прижав к едва зажившим ребрам.
— Верочка получила роль ксенобиолога космической экспедиции. По сценарию — моей невесты.
Актриса радостно хрюкнула куда-то чуть выше живота Влада. Они будут сниматься вместе, а там жизнь покажет. Он даже согласился на эротическую сцену в фильме. А это значит... это значит, что их ждут�ции.
— Ну, поздравляю, — Горбунов хлопнул Влада по плечу, — еще пересечемся. Работа у нас такая.
Радио в купе заговорило приятным мужским баритоном.

«Уважаемые радиослушатели, в эфире спортивные новости. Как сообщили наши корреспонденты, баскетбольной команде из города Крыжополя некий неизвестный спонсор перечислил внушительную сумму денег. Это странное пожертвование позволило команде выйти в первую лигу и начать борьбу за место в высшем составе. Единственным условием анонимного пожертвователя было требование публикаций нескольких фотографий форварда команды весьма откровенного характера в городском спортивном вестнике. Отказавшийся вначале игрок, потом согласился. Тираж незаметной ранее газеты вырос в несколько раз».
— Т-с-с, — приказал Влад суетящейся Верочке, — тихо.
И внимательно продолжил слушать дальше.

«К сожалению, никому из наших корреспондентов не удалось выяснить источник такого странного пожертвования. Сам форвард хранит молчание и отказывается как-либо комментировать свой поступок»
— Давай, Арнольдовна, — вскричал Влад, — отечественному спорту жизненно необходимо твое крепкое финансовое плечо. Форвард из Крыжопля — это то, что надо. Он выше меня на полторы головы. Интересно только одно — она его голым заставит по полю бегать, или все-таки разрешит хоть трусы надеть.

Девушка кусала губы, стараясь на расплакаться, но подлые слезинки, нет-нет, да и скатывались на свежие раны.
— Ой, — морщился каскадер, — можешь ты не плакать хоть минутку. И так все болит.
— Не могу, — выкрикнула Верочка, — Владислав Казимирович, можно я поплАчу, а потом продолжу?
— Хорошо, — обреченно согласился Влад.

И актриса села напротив в кресло, дав слезным потокам полную волю.
— По лицу, суки, били, — ни к кому особо не обращаясь говорил он осторожно открывая разбитые губы, — вот куда я сейчас с такой харей? Кто меня возьмет? Сейчас месяца два заживать будет. Хорошо хоть до конца ее не послушались, иначе уже на люстре сейчас висел бы. Вот ведь, dziwka. Вот ты скажи мне, чего вам, бабам, не хватает? Одна с Артамонычем загуляла, вторая... Вообще, клиника. И зарабатываю неплохо, вроде. И сам не урод, и с этим делом все в порядке. Нет, обязательно надо придумать что-то отменно мерзкое. Либо с каким-то чудовищем трахнуться, либо меня заставить на потеху толпы трахаться.
Свою пронзительную речь Дзаровский адресовал всем женщинам мира в лице самой ее невинной части — стажерки Трубиной, у которой он стал первым и пока единственным.

— Отплакалась? — наконец, заметил он ее. — Тогда давай, продолжай.
Верочка стиснула зубы и взялась за дело.
— Н-да, — поляк посмотрел на себя в зеркало, — мне бы сейчас не Марса играть, а циклопа отвратительной наружности.
Девушка тихонько пробиралась к выходу, стараясь особо не шуметь, чтобы голова любимого не разболелась еще больше. Почему-то она чувствовала себя виноватой в произошедшем.
— Ты куда? — удивился он.
— Домой.
— С ума сошла что ли? А вдруг мне ночью плохо станет? Нет уж, давай спать ложиться. Кровать у меня только одна, ляжешь рядом. Не вздумай прижиматься, у меня переломаны все ребра.
Ослушаться она, само собой, не посмела и устроилась на самом краешке. С которого, конечно же, свалилась буквально через полчаса, больно ударившись копчиком.

— Ой, — только и пискнула девушка.
«Господи», — подумал поляк, которому боль мешала заснуть.
И не только боль. Он смотрел в потолок единственным глазом (второй заплыл) и думал о том, что в его дурацкой жизни происходит не так. Прислушиваясь к копошениям со стороны своей посетительницы, он и о ней подумал. Она не была женщиной его мечты, но ее самоотверженность, конечно же, подкупала. Неожиданно вспомнилась ночь в приморской гостинице и та страсть, с которой Вера отдавала себя в первый раз. И неожиданно он понял одну очень простую вещь. Настолько простую, что додуматься до нее было слишком сложно. Ей от него ничего не надо было, кроме него самого.

— Ой, Владислав Казимирович, вы уже проснулись, — Вера варила кофе и жарила яичницу, — у вас продуктов почти нет, вот только яйца и нашла.
Влад поморщился. Со вчерашнего вечера слово «яйца» для него приобретало неприятный оттенок.
Ел он с трудом, едва открывая рот. Девушка дула на каждый кусочек еды, чтобы он не обжигался и смотрела на него со странной материнской жалостью. Разбитый в кровь, с заплывшим глазом и сломанным носом, он нравился ей еще больше. Потому, что всем остальным он точно не понравится.
— Знаете, Владислав Казимирович, я тут подумала. У меня дядя работает режиссером на «Ленфильме». Может, вы к нему на пробы подойдете? Он снимает космическую фантастику, а я всегда хотела быть романтической актрисой, поэтому и прибилась в «Челюсти». А вам бы пошло. Я ему уже позвонила, он сказал, чтобы вы подъезжали, как только поправитесь. Он как раз новый фильм начинает.

Актерская группа провожала Дзаровского. Петр Сергеевич не смог простить ему отказа сыграть бога войны, поэтому не пришел. Зато верный Горбунов и его смешливая Ирка прибыли вместе. Лицо Влада еще украшали радужные разводы синяков, но выглядел он уже сам собой, а это было главным.
— Слышал, тебя на главную роль утвердили, — сказал Серега.
— Да, в «Чужих».
— Ты же играть не умеешь, — казалось, герой-любовник завидует. Но это только казалось.
— А мне там делать ничего и не придется. Только с бластером по студии бегать и монстров мочить. Самое мое.
— А Верка?

Верочка выглянула из-за плеча каскадера, и он обнял ее, осторожно прижав к едва зажившим ребрам.
— Верочка получила роль ксенобиолога космической экспедиции. По сценарию — моей невесты.
Актриса радостно хрюкнула куда-то чуть выше живота Влада. Они будут сниматься вместе, а там жизнь покажет. Он даже согласился на эротическую сцену в фильме. А это значит... это значит, что их ждут... репетиции.
— Ну, поздравляю, — Горбунов хлопнул Влада по плечу, — еще пересечемся. Работа у нас такая.
Радио в купе заговорило приятным мужским баритоном.

«Уважаемые радиослушатели, в эфире спортивные новости. Как сообщили наши корреспонденты, баскетбольной команде из города Крыжополя некий неизвестный спонсор перечислил внушительную сумму денег. Это странное пожертвование позволило команде выйти в первую лигу и начать борьбу за место в высшем составе. Единственным условием анонимного пожертвователя было требование публикаций нескольких фотографий форварда команды весьма откровенного характера в городском спортивном вестнике. Отказавшийся вначале игрок, потом согласился. Тираж незаметной ранее газеты вырос в несколько раз».
— Т-с-с, — приказал Влад суетящейся Верочке, — тихо.
И внимательно продолжил слушать дальше.

«К сожалению, никому из наших корреспондентов не удалось выяснить источник такого странного пожертвования. Сам форвард хранит молчание и отказывается как-либо комментировать свой поступок»
— Давай, Арнольдовна, — вскричал Влад, — отечественному спорту жизненно необходимо твое крепкое финансовое плечо. Форвард из Крыжопля — это то, что надо. Он выше меня на полторы головы. Интересно только одно — она его голым заставит по полю бегать, или все-таки разрешит хоть трусы надеть.