Косые лучи заходящего солнца скупо освещали унылую, буро-зелёную, зыбкую поверхность болота. Во все стороны, сколько хватал глаз, тянулась голая, разрываемая лишь редкими, неизвестно на чём растущими островками травы, трясина. Мёртвое царство безмолвия, в котором нет места живому. И всё же...

По едва заметной, обозначенной темными, полупрозрачными от старости вешками тропинке торопливо шёл, почти бежал парень лет восемнадцати. Он устал, мокрая чёлка прилипла ко лбу, ноги то и дело оскальзывались на мокрых, неровных кочках. Но паренёк упрямо спешил вперёд, то и дело тревожно поглядывая через плечо на, быстро скатывающееся за горизонт, кроваво-красное светило. Скоро, совсем скоро оно зайдёт, птицей пролетят короткие сумерки, тьма вступит в свои права, скрывая и без того еле видимый безопасный проход, и тогда конец. Болото возьмёт свою жертву. Один шаг мимо узенькой тропки и, «никто не узнает, где могилка твоя». Парень, тяжело дыша, остановился на секунду, мельком глянул на, уже почти наполовину срезанный багровый диск, почти безнадёжно всмотрелся в болотину перед собой. Показалось?! Нет! Среди чахлой, выцветшей, полумёртвой равнины открылся кусочек настоящей, живой, яркой зелени. Остров! Собрав последние силы, паренёк рванулся к нему. Последний луч уходящего солнца канул в поднявшемся выше колен гнилом, болотном тумане. Неверный сумеречный свет быстро уступал место надвигающейся тьме, но парень уже одолевал последние метры. Выбравшись на твёрдую землю, он, пробежав с разгону несколько шагов, остановился и, раскинув руки, рухнул лицом в траву.

Успел. Темнота стремительно окутывала островок густым покрывалом, но это уже не имело значения. Успел. Теперь можно лежать, давая отдых усталым лёгким и гудящим ногам. Скоро выглянет из-за облаков луна, и нужно будет снова вставать и идти. Но пока... пока можно лежать. Димка перевернулся на спину, закрыл глаза. Губы привычно шепнули знакомое имя.

Оксана! Ещё полтора месяца назад Димка о ней знать не знал, да и не узнал бы, наверное, не подбей его мать съездить на каникулы к бабке. «Давай, сынок. Пока студенческая жизнь свободное лето дает. На старших курсах практика, дальше диплом. Так и не соберёшься, а бабушка-то не вечная. Езжай, проведай, отдохни. Деревня там большая, молодёжи много, да и сама бабка штучка та ещё. Колдунья. Так что скучно не будет, не боись. « Вот уж напророчила мать, скуки нет и в помине.

Оксана! Увидев в толпе сверстников черноволосую красавицу, Димон, как говорится, «попал». Да так, что на других девчонок и не глядел больше. И Оксанка тоже «повелась» на познакомившегося с ней парня. Уже на следующий вечер они, прощаясь возле окон её дома, узнали вкус губ друг друга. А через несколько дней, сбежав от остальных, забрались в старый, заброшенный сад и до звона в ушах, до распухших губ целовались. А потом Димкины губы коснулись Оксанкиной шеи, спускаясь всё ниже, сколько позволяли расстёгнутые верхние пуговицы рубашки. Девочка стояла, замерев, и только, часто, со всхлипом дыша, прижимала к себе голову парня. Димкины руки скользили по её спине, спускались по округлой попке, снова поднимались, находя скрытые одеждой остренькие груди. Оксанка пыталась осторожно отодвигать, облегающие её холмики, ладони парня, но они упорно возвращались, были настойчивы, ласковы. Девочка постепенно проигрывала эту борьбу. Вот одна пуговка поддалась натиску пальцев парня, другая. Губы Димки немедленно расширили «захваченную территорию» сдвигая ткань рубашки, гуляя по открывающимся плечам, по свободным от объятий лифчика частям Оксанкиных упруго-податливых полушарий. Когда поцелуй парня лёг в ложбинку между девичьих грудей, Оксанка, вздрогнув, шепнула:

— Не надо.

Но ладони её, обхватившие Димкины руки, уже не отталкивали их, а просто лежали поверх, не мешая парню. Рубашка расстегнулась до конца, и ладони Димки, скользя по телу девочки, медленно поднялись к плечам. Оксана послушно завела руки за спину, позволяя парню раздеть её. Теперь она стояла перед парнем в одном полупрозрачном, узеньком лифчике, практически не скрывающем белеющей в темноте, возбуждённо поднимающейся в такт дыханию, груди. Димкины пальцы осторожно коснулись гладкой кожи её нежных холмиков, «заглянули» под тончайшее кружево, нашли маленькие, затвердевшие «кнопочки» сосков.

— Ой. — Тихо пискнула Оксанка. — Димочка, хватит, не надо.

Но губы её продолжали искать Димкиных поцелуев, а руки не остановили скользнувших по спине к застёжке бюстгальтера ладоней парня. Девочка лишь вздрогнула и чуть сжалась, когда лифчик расстегнулся, но покорно позволила обнажить себя, и сама потянула вверх Димкину футболку. Полураздетые, они прижались друг к другу. Димка не смог бы сказать, сколько это длилось, мгновение или вечность. Прижавшиеся к его телу мягкие и, вместе с тем, напряжённо устремлённые вперёд башенки Оксанкиной груди, её влажные, припухшие губы, прохладная кожа плеч лишили всякого рассудка, способности что-то ещё понимать и чувствовать. В штанах же у парня проблесками разума и вовсе не пахло. Давно взлетевший вверх стержень торчал, как Александрийский столп посреди Дворцовой площади. Одетые, по случаю жары, вместо джинсов, просторные шорты ничуть не стесняли его свободы, и ствол парня, упираясь в живот девочки, наглядно демонстрировал той своё неуёмное желание. Девушка слегка вздрагивала от его прикосновений, но не отстранялась. Рука Димки, покинув спину Оксаны, устремилась вниз. Пробежав по гладкой, аппетитной попке, опустилась ниже, легла на гладкую кожу бедра. Пальцы нежно и ласково заскользили по стройной ножке, медленно продвигаясь вверх. Переместились с бока назад, приподнимая юбочку, пошли выше. Осторожно попытались проникнуть сзади на внутреннюю сторону бедра, но плотно сжатые ноги девочки не пустили. Ещё чуть-чуть наверх. Вот место, где ножка, заканчиваясь, плавно переходит в круглую попку. А вот уже и скрывающие «девичью тайну» трусики. Димкина ладонь прошла под тонкую ткань, обхватывая упругие ягодицы.

— Нет! — Одновременно с горячим шёпотом Оксанкина рука решительно опустила Димкину лапу ниже.

Дима снова приподнялся вверх, но уже гладя девичью попку поверх трусиков. С этим Оксана не стала бороться. Но когда, вторая рука Димки тоже добралась до стройных, загорелых ножек и двинулась вверх, скользя уже спереди, Оксанка, поймав её, переместила на увенчанный заострившимся, твёрдым сосочком, холмик своей груди.

— Не надо там...

Димка, наклонившись, поймал губами оставшуюся неохваченной остренькую вершину другого холмика. Девочка вздрогнула, прижимаясь к нему.

— Ну, пожалуйста, Дим! Я и так слишком много тебе разрешила.

Голос Оксанки прерывался. Тело девушки рвалось навстречу ласке. Обнимающие руки торопливо гладили волосы, плечи и спину парня. Ждущие, податливые выпуклости грудей охотно исчезали в его ладонях. Плоский животик, прижимаясь, тёрся об упирающийся в него сквозь шорты, напряжённый член. Просившие остановиться губы продолжали искать поцелуев, но... было понятно: большего Оксана не позволит. И Димка продолжал пользоваться тем, что досталось.

Добравшаяся до Оксанкиной попки, рука всё сильнее тискала её, прижимая низ живота девочки к бёдрам парня. Трусики под пальцами сбились, позволяя ладони ощутить гладкость девичьих ягодиц. Оксана не спорила. Прижавшись друг к другу, они раскачивались, словно занимались любовью. Низ живота, чуть расставившей ноги, девочки скользил по бедру Димы. Юбочка на ней задралась, а Димкины шорты, наоборот, потихоньку ползли вниз к радости рвущегося из штанов члена. Вытянувшийся вверх, вздрагивающий от возбуждения ствол стремился выглянуть наружу. Димка понял, что скользкая от смазки головка, сдвинув резинку, уже выползла из модных узких плавок, а шорты продолжают сползать. Ещё немного и его стержень живьём коснётся Оксаниной кожи. Только избежать этого, прекратить у Димона сил не было. Девочка негромко ойкнула, когда влажная, горячая головка прочертила на её животике первую клейкую дорожку, но только сильнее прижалась к Диме. Она продолжала ездить по бедру парня вверх-вниз, тем самым всё больше выпуская его игрушку наружу. Димка застонал. Зажатый в тесном объятии двух тел живой стержень скользил почти как внутри киски, наливался соком, заставляя ягодицы парня сжиматься и вздрагивать. Впрочем, с Оксанкой творилось что-то похожее. Её, удерживаемая рукой парня, попка напряглась и словно затвердела. Низ живота всё сильнее и быстрее двигался взад-вперёд, бесстыдно прижимаясь к ноге Димки. Остановиться они уже не могли.

— Уй-мм.

Оксанка, тихо пискнув, вдруг, замерла, чуть присев и сжав бёдрами Димкину ногу. Её ножки и попка под Диминой рукой часто вздрагивали. Димка, придерживая девушку, обхватил её свободной рукой за талию. Оксана, тяжело дыша, откинулась назад. А затем медленно выпрямилась, чуть отодвинувшись от Диминой «игрушки». Димка мягко положил на неё руку девушки.

— Помоги!

Оксанка нерешительно обхватила его стержень.

— Как?

Накрыв Оксанкин кулачок своей ладонью, Димка торопливо задвигал рукой.

— Та-а-а-ак!

— О-о-о!

Оксанка как-то догадалась сдвинуться в сторону, чтобы не попасть под фонтан, вылетевших из содрогающегося ствола, белых брызг. Веер капель рассыпался по траве светлыми жемчужинами. Когда фонтан стих, Оксана осторожно высвободила руку.

— Хорошо?

— Очень. — Димка поцеловал её маленькую, вымазанную клейкой смазкой ладонь. — Спасибо.

— И тебе. Ой!

Оксанка, вдруг, торопливо сжала ноги, плотно сдвигая колени, и даже слегка присела, словно боясь описаться.

— Ой! — Она, пытаясь ладошками плотнее стиснуть бёдра, растерянно, почти испугано, глянула на Димку. — Отвернись. Пожалуйста!

Дима, не споря, повернулся и отошёл чуть в сторонку. Он не очень понял, что приключилось с Оксанкой, но раз она попросила... Димка честно ждал, не пытаясь оглянуться, пока ладонь девушки не коснулась его плеча.

— Проводи меня домой прямо сейчас, пожалуйста.

Оксана была уже одета и что-то сжимала в кулаке.

— А почему сейчас? Я чем-то обидел тебя? — Встревожился Димка

— Нет, Дим. Совсем не поэтому. Только не спрашивай, ладно? Мне... неловко.

— Как скажешь. Идём. — Димка обнял девушку пониже талии, с удивлением ощутив, что под лёгкой тканью юбочки нет ничего, кроме девичьей попки.

— Обнимай меня сегодня повыше. — Оксана поспешно сдвинула руку парня.

Даже в неверном лунном свете было заметно, как она покраснела. Тут только до Димки дошло, из-за чего минуту назад так сжалась Оксанка и, что светлый комочек, который, пряча, тискает в кулачке Оксана, это её мокрые, политые протёкшим из киски соком, трусики. Мысленно ахнув и обозвав себя дураком, он торопливо, пытаясь отвлечь девчонку, заговорил о чём-то постороннем и якобы интересном. Получилось довольно фальшиво, но Оксанка преувеличенно охотно подхватила разговор, и, постепенно, они действительно успокоились и к дому подошли уже болтая, как ни в чём не бывало. Прощаясь, не прятали глаз друг от друга, улыбались в предвкушении завтрашнего дня и новой встречи. Правда, встретились не так, как собирались.

Не одному Димону нравилась Оксана. Деревенские пацаны за ней табуном ходили. Вот этот табун Димку на соседней улице и остановил. Долго не разговаривали. Димка драться умел, и немало соперников поотлетало в стороны от его ног и кулаков, но толпа есть толпа. Свалили и лежачего били так, что если б не шедшие мимо припозднившиеся мужики, забили б наверное, коль не насмерть, так до инвалидности. Домой Димона принесли, сам идти не мог. Вот когда бабка себя знатной травницей показала. За какие-то два дня голова звенеть перестала, и руки-ноги слушаться начали, и кожа, поначалу от побоев чёрная, посветлела. А все эти два дня у кровати Димкиной с утра и до ночи поздней сидела, не поверите, Оксанка. И спроси, не сразу бы Димка сказал, что его лучше на ноги поставило: припарки бабкины или Оксанкины ласковые руки, да губы. И, когда на третий день он, с трудом поднявшись, упрямо пошёл с ней гулять, хоть и не надеялся на своих ногах домой вернуться, именно из-за неё не тронули его деревенские. Что уж она им там накануне сказала? Значит, ведь был он ей нужен. Был!

Оксана! Три недели они были неразлучны, как нитка с иголочкой. Тень густых садов жарким днём, чернота позднего вечера на берегу реки, влажные Оксанкины губы, скользящие по Димкиному лицу и телу, восхитительная мягкость девичьих грудей в Димкиных ладонях, упругие, нет, не раздвинутые, этого Оксана не позволяла, лежащие на руках бёдра, когда он на руках выносил девчонку из речки... Сказка! Была... И разом, словно страницу закрыли, кончилась. Оксанка вдруг потеряла к Димке интерес, отмахивалась от его ухаживаний, снова завертелась в хороводе окружавших её парней, а на Димкины слова и упрёки лишь плечами пожимала, будто и не было у неё с ним этих дней волшебных. Димон бесился, обижался, ревновал, но ничего не мог сделать. Даже плюнуть и, гордо повернувшись, уйти. Чувствовал себя плетущейся за хозяином побитой собачонкой, зарекался послать и забыть, а на следующий день шёл к ней снова. Ещё хуже стало, когда у Оксаны появился очередной фаворит. Возвращаться домой и знать, что сейчас эти желанные губы целует другой, что эти точёные плечи, упругие, увенчанные остренькими розовыми пиками набухающих сосков, груди ласкают чужие руки... Димка ночами подушку грыз, чтобы в голос не орать, до утра на кровати без сна метался, днём как пьяный ходил, ничего вокруг не видя. А на уме только она...

Димка приоткрыл глаза. В ночном небе сквозь редеющие облака проглядывали звёзды. синевато-жёлтый диск луны, словно подмигивая, выглядывал в просветы туч. Пора. Резко оттолкнувшись от земли, он рывком поднялся на ноги, прошёл на другую сторону маленького, метров двадцать если есть, островка и снова сел на влажную от росы траву. Пошарив в кармане, достал тускло блестящую, старую, полуистёртую монетку, чуть размахнулся и бросил её прямо в вязкую жижу. Посмотрел, как скрывается в жадном чреве тоненький диск, и застыл, в ожидании глядя на обманчиво застывшую, кажущуюся грязно-серой поверхность болота. Поднявшийся вдруг, резкий, неожиданно холодный ветер сгрёб болтавшиеся по небу остатки туч и погнал их куда-то за спину, где в ночной тиши исчезала, растворялась во вчерашнем дне деревня.

Вчера... Вчера он до поздней ночи тупо терзал клавиши ноутбука, лишь бы чем-то занять себя, оттянуть момент, когда нужно будет упасть в кровать и до рассвета валяться уткнувшись в подушку, то сдерживая яростное рычание, то заталкивая обратно рвущиеся наружу слёзы. А когда лёг и закрыл глаза, в заранее бессмысленной попытке уснуть, тихо скрипнула дверь, и в комнату, прижимая палец к губам, скользнула Оксана.

— Окса... — Предостерегающий жест девушки заставил Димку подавить вскрик.

Одним прыжком он соскочил с постели, чтобы броситься к ней, коснуться, обнять, но торопливо вскинутые перед собой ладони Оксанки удержали его на месте.

— Нет. — Тихо шепнула она. — Не вставай. Шагнёшь ко мне — сразу исчезну, не догонишь.

Димка покорно вернулся на своё, обрыдшее за последние ночи, ложе.

— Зачем ты пришла? — Так же тихо спросил он.

Убедившись, что Дима послушен, Оксана сделала несколько шагов вперёд.

— Ты скучал. Хотел меня видеть. Вот я и пришла показать себя тебе.

Димка, и правда, с жадностью голодного смотрел на Оксанку. Те же, ставшие уже родными, глаза, те же падающие на плечи густой, чёрной волной волосы, любимая Димкой коротенькая, едва до трети бедра, клетчатая юбочка и такая же рубашка с закатанными до локтя рукавами, как всегда застёгнутая на одну кнопочку ниже дозволенного «приличной девочке» уровня.

Оксанка, тем временем, одной рукой удерживая рубашку на груди, другой расстегнула одну за другой оставшиеся кнопочки.

— Руками не трогать. Только смотреть. Обещаешь?

Димка молча кивнул.

Оксана медленно, буквально по сантиметру, развела на груди рубашку. Лифчика на ней сегодня не было, и Димкиному взгляду сразу открылись остроконечные башенки её грудей. Оксанка всё так же медленно, заводя руки за спину, стянула рубашку с плеч, оставшись в одной юбке. Димка не сводил с девочки глаз. То ли луна так удачно светила, то ли ещё почему, но ему, несмотря на ночь, было видно всё до мельчайших подробностей. Он так Оксанку и не видел никогда. Места, где они тискались и целовались, выбирались по принципу «темнота друг молодёжи», поэтому Димон знал Оксанки выпуклости и впадинки скорее на ощупь, чем глазами. Оксанка, видимо понимая это, играла, тянула время, разжигая парня.

Сбросив рубашку, она снова прикрыла грудь ладонями и плавными, круговыми движениями начала ласкать себя. Её упругие холмики, ненадолго показываясь, снова исчезали в ладошках. Остренькие, тёмные «кнопочки» сосков выглядывали меж раздвинутых пальцев и опять исчезали из вида. Наконец, Оксана опустила руки, дразня одними лишь указательными пальцами напрягшиеся, затвердевшие сосочки. Дима уже заставлял себя помнить об обещании не вставать. Колом вставший член выпирал из трусов, пытаясь вырваться на свободу, и Оксанка это, конечно, прекрасно видела. Улыбнувшись, она, уперев ладони в бёдра, наклонилась вперёд, чтобы грудь выглядела соблазнительней и даже слегка повела плечам, заставляя эти нежные грозди раскачиваться. Размер Оксанкиного бюста, правда, не позволил достичь большого эффекта, да и стриптизёрша она была не ахти, но Димка ведь не профессионализм оценивал. Девчонкой любовался. В трусах стало становиться мокро. Оксана, выпрямившись, потихоньку потянула вверх юбочку, открывая стройные загорелые ножки. Выше, выше. Вот уже показались трусики. Выше. Вот уже видна большая их часть с чуть заметной вертикальной складочкой между ножек. И кажется... Да, трусики в этом месте влажные.

Димка даже губу закусил. Ну почему ему нельзя до неё хотя бы дотронуться?! Словно наказывая его за крамольные мысли, Оксанка резко опустила юбку. Секунды две наслаждалась разочарованием в глазах Димона, а потом небрежно провела по рукой по боку. Полоска ткани скользнула к её ногам. Теперь на девочке были лишь узенькие, беленькие трусики. Может те самые, что комкала в кулачке тогда...

Оксана, глядя на Димку, провела пальцем по той самой складочке, чуть вдавливая ткань внутрь. Затем ещё. Складочка стала заметнее.

— А почему ты не раздеваешься? Я тоже хочу на тебя поглядеть.

Димка, торопливо сдёрнув трусы, бросил их на пол. Венчающая его рвущийся в потолок ствол, головка засветилась красным, блестящим от смазки факелом. Оксанка сильно оттянула резинку трусиков вниз, показывая Димке тёмный треугольничек волос.

— Ласкай себя. Я хочу видеть, что нравлюсь тебе.

Димон послушно обхватил член ладонью и задвигал по нему взад и вперёд.

— Я тебе нравлюсь? — Оксанка низко приспустила трусики.

— Да!

— А моя попка? — Девчонка, повернувшись спиной, стянула трусики на бёдра.

— Да!

— А так? — Она, как в фильмах, наклонилась на прямых ногах, опуская трусики к коленям.

Её влажно поблёскивающая киска во всей красе открылась глазам парня.

— Очень! — Димкин кулак уже не ездил, летал по сладко вздрагивающему стержню.

— Тогда смотри на меня и продолжай.

Оксана, опустившись на колени, развела ноги почти под прямым углом и, опираясь на руку, откинулась назад, открыто предъявляя Димке вход в свою сокровищницу.

— А-а-а-а-а... — Димкин фонтан выплеснулся наружу, покрывая простыню белыми брызгами. — А-а-а-а...

— Не останавливайся. — Оксана направила руку между ног и, прижимая ладонь к клитору, заскользила пальцами вдоль своей «складочки». — Теперь будем вместе.

Димка, обхватив свой стержень липкой от смазки ладонью, снова заездил по нему, не сводя глаз с Оксанки. А та, открыто, напоказ ласкала пальцами свою киску. Постепенно её ладонь начала двигаться быстрее. Димка, сам того не замечая, тоже увеличил темп. Дыхание Оксанки участилось. Глаза стали влажными и глубокими. Правая рука быстро и безостановочно двигалась по чуть приоткрывшимся створкам пещерки. Низ живота толчками дёргался навстречу, прижимающейся к клитору ладони. Упругие мячики грудей подпрыгивали с каждым новым толчком. Взгляды Димки и Оксаны не встречались. Оба ласкали себя, глядя, как это делает второй.

— Ты скоро? — Голос девчонки был больше похож на всхлип.

— Да. Ещё чуть-чуть.

— Догоняй, я уже.

Оксанка, закусив губу и запрокинув назад голову, замерла, конвульсивно дёргая бёдрами. Потом, выпрямившись, нашла глазами Димку.

— Ну, же! Я хочу видеть.

— Во-о-от! — Ствол парня ещё раз выпустил очередь белых брызг.

Димка разжал кулак. Оксанка глядела на его опускающуюся игрушку, медленно водя пальчиком по киске.

— Ой. — Вдруг, улыбнулась она и, проведя между ног ладошкой, размазала вытекший наружу сок по маленькому холмику лобка. — Совсем как тогда. Помнишь?

— Конечно!

Оксанка, прихватив одежду, поднялась. Её маленький, тёмный треугольничек волос призывно и влажно блестел перед Димкой.

— Тебе понравилось так смотреть на меня и ласкаться? — Оксана, не одеваясь, отступила к двери.

— Да. Только лучше ласкать друг друга.

Девушка, открывая дверь, дерзко и высокомерно усмехнулась.

— Это ещё нужно заслужить. Доказывай, что я тебе нравлюсь. Ласкай себя. Если десять раз за день сделаешь так, снова приду тебя навестить.

— Оксана!

Прозвучавший в ответ девчоночий смех, вместо привычно переливчатого, вдруг, оказался резким и грубым, мужским. Ударил по ушам, разрушая сладкую грёзу. Димон очнулся. Комната была пуста, а он лежал абсолютно голый на постели. Правая рука яростно терзала рвущийся в потолок ствол, выкачивая уже не первую, судя по перепачканным ногам, порцию Димкиного сока.

— У-о-охх...

Рванувшийся из Димкиных глубин фонтан, уже нельзя было остановить. Веер густых, белых капель вновь рассыпался по простыне и ногам парня.

— Чёрт!

Димка, сгребая в комок простыню, кое-как стёр с себя липкую жидкость и бестолково заметался по комнате. Что это было? Сон, явь, морок? Да, плевать! Оксанка! Пойти к ней, в окно постучать, хоть слово услышать, хоть в глаза заглянуть... Торопливо нашарил валявшиеся на полу трусы, путаясь в штанинах и рукавах, натянул джинсы с рубашкой и ломанулся к дверям. Оп-па. Бабка, словно и не заваливалась спать ещё до полуночи, возилась на кухне, отрезав путь к незаметному выходу.

— К ней собрался? — Глянув на внука, поинтересовалась она.

— К ней. — Упрямо вздёрнул подбородок Димон.

Он справедливо ожидал недовольства, запретов, даже ругани в свой адрес и не собирался сдаваться. Всё равно уйдёт, никто его не удержит, но бабка неожиданно спокойно кивнула.

— Ступай. Погоди только чуток. Чайник вот-вот закипит, отваром на дорожку напою. А то ночи уже холодные стали, не застудиться б тебе.

Ждавший куда более серьёзных проблем, Димка, не споря, опустился на стул. Лучше уж пятнадцать минут подождать, чем... Бабушка ловко сновала по кухне, смешивая на дне большого чайного стакана одной ей ведомое содержимое разного вида баночек. Забулькал наливаемый кипяток, по кухне поплыл свежий, чуть резковатый аромат незнакомых трав.

— Готово, внучек. Держи.

Димка не медля вцепился в ручку старинного серебряного подстаканника, торопливо хлебнул, обжёгся.

— Не спеши. До утра времени много. — Бабушка без улыбки взглянула на Димона. — Это надо потихоньку пить. Иначе толку не будет.

Кивнув, Димка стал медленно потягивать горячий напиток. Вкус был непривычный, но не противный, а по телу действительно стало разливаться ласковое и какое-то умиротворяющее тепло. Оно странным образом успокаивало, отодвигало вглубь изматывающую дерготню последних дней, и уже нормальным казалось не бежать куда-то неизвестно зачем, а просто лечь и забыться, дать хоть на несколько часов отдых измученным нервам... Осенённый внезапной догадкой, Димон вскинул на бабку глаза.

— Притупилось шило в заднице? — Слегка улыбнулась та.

— Ну, вроде. — Пожал плечами Димон. — Это отвар, да? Значит верно, про тебя мамка говорила? Колдунья ты?

— Нет, Димушка. — Бабка покачала головой. — В травах понимаю — это правда. В других людях настоящую Силу чувствую. Знаю, как пользоваться ей. Много знаю. А сама не могу. Мать моя могла, да. А с меня колдунья, как из детского совочка лопата. Вроде и похожи они, да много ли совком-то нароешь? Так и я: травки заварить, пошептать маленько чего. А чтобы всерьёз — нет.

— Жаль. — Грустно усмехнулся Димон. — Помогла бы мне Оксанку вернуть.

— Тебе сейчас в другом помогать надо. — Серьёзно глянула на него бабушка. — Дай-ка свою посудину, посмотрю, что травинки покажут.

— На, допивай. — Бабка, повертев перед глазами стакан, поставила его перед Димкой. — Вот ведь. И не присушивала ничем, а как держит!

— Чего-о? — Не понял Димон.

— Уезжать тебе надо, парень, вот чего. — Вздохнула бабушка. — Хорошего здесь уж не жди. Не нужен ты ей. Дома тебе легче станет. Врать не буду, не сразу. Полгода ещё, может год, сниться будет, да только это после того, как тебя здесь крутит, семечки. Перетерпишь, а там всё на место и встанет.

— Не уеду! — Упрямо мотнул головой Димка.

— Чуяла, что так ответишь. — Старуха тяжело поднялась со стула, пошарив в буфете, извлекла оттуда пачку папирос, прикурила от спички. — И сказала б тебе «утро вечера мудреней», да знаю, утром только хуже будет.

Димка удивлённо взглянул на неё.

— Бабушка, ты разве куришь?

— Бывает, когда на душе муторно. Эх, угораздило тебя, Димка. Да и я хороша, дура старая. Видела ведь за кем бегаешь.

— Она хорошая девчонка, бабушка. — Кинулся вступиться за Оксанку Димон.

— Да, какая разница: хорошая, плохая. — Отмахнулась бабка. — Не на счастье другим она рождена. А может и себе тоже. Вот дело-то в чём. Такого человека просто встретить и то хорошего мало, а полюбить и вовсе беда.

— Почему так говоришь? — Тихо, почти шёпотом, спросил Димка.

Старуха медленно и глубоко затянулась, выпустила дым в сторону от парня.

— Старая это история, Димка. В тридцатых ещё началась, когда и Марии-то, бабке Оксаниной года не было. Репрессировали семью их. Всех в одну ночь увезли. А назад только Мария одна с годовалой девчушкой на руках и вернулась. В конце пятидесятых уже. Осталась в деревне жить. Только где была все эти годы, что с роднёй сталось, от кого дитё прижила — молчок. А с год спустя, приехал к ней человек. Возраст не разобрать, одет весь в чёрное, словно монах. Мы поначалу подумали, ребёнку отец объявился, да видим, нет. И лицом не схож, и Мария ему не обрадовалась. Даже в дом не сразу пустила. Мы молодые были тогда, интересно нам что, да как. Вот дед твой будущий под самые окна и пробрался разговор подслушать. Ругались они.

Мария ему:

— Ты за мою жизнь от мамки своё взял, да и с меня тоже. Только будет с тебя. Её не получишь! И не думай даже.

А гость в ответ:

— Ты с кем торговаться вздумала, тля? Раздавлю, и пятна не останется. А что мне положено всё равно заберу. Запомни.

Тут Мария на голос поднялась:

— Попробуй, возьми! Мне кроме дочки терять нечего. Тронешь её, жизни не пожалею, уйду по «чёрной дорожке» вглубь, укажу на тебя ведьме болотной. Что тогда запоёшь? Убирайся туда, откуда выполз!

Вскорости «чёрный» со двора вышел. Остановился у калитки и тихо вроде сказал, да все вокруг услышали:

— Я вернусь. Тут твоя жизнь и кончится.

И ушёл. А до меня на следующий день только дошло, что не так мне в человеке этом показалось. Сила большая в том человеке чувствовалась. Только, — бабка чуть понизила голос, — тёмная это Сила, Димка, была. Страшная. С такой повязаться — сожжёт тебя изнутри и золы не оставит. Ну, да ведь ушёл уже. Значит скатертью дорога. Посудачили о нём, конечно, день другой, да и забыли. Жизнь дальше пошла. Людмилка, мать Оксанкина, выросла, вышла замуж. И зажили они хорошо. Только детей никак завести не могли. Ездили по больницам разным, да всё зазря. А время-то рожать вышло, считай. Тридцать шестой Людмиле пошёл. Она уж к бабкам, к знахарям кинулась. И один ей как-то помог. Забеременела, родила Оксанку в положенный срок. Радость большая для них всех была. Вот посреди этой радости и объявился в их двор знахарь, что рождению поспособствовал. Мария-то, как увидала его, словно мёртвая сделалась. Поняла, кто ребёнку родиться помог, и у кого теперь власть над её внучкой. «Чёрный» это был, Димка. И вот ведь: тридцать лет с лишком прошло, а он и не постарел. Всё такой же. Словно вчера из деревни уходил. Мария-то после того и месяца не прожила. Сгорела как свечка. А Оксанка... Ну, ты сам видишь.

— Погоди, бабушка. — Схватился за голову Димон. — Я что-то ничего не понимаю.

— Головой думать не пробовал? — Неожиданно рассмеялась бабка. — Вместо...

Она чуть кивнула головой в сторону Димкиных ног.

— Ой! — Заливаясь краской, Димка поспешно развернул ноги под стол и сложил руки на хозяйстве.

Мысли Димкины и правда больше о другом были. Стояк, вдруг без причины возникший у него во время разговора, мучил уже последние полчаса. Да так, как никогда в жизни. Джинсы едва не рвались, смазка, похоже, как с худого крана капала. Фиг с ним. Не до того сейчас.

— Нет, правда. — Димон не отстал от бабки. — Кто этот «чёрный»? Колдун? Какая над Оксанкой власть? Она что не по своей воле так с пацанами? И я не по своей воле к ней прилип?

— Не по своей, конечно. То и худо. — Вздохнула бабка. Поднялась, швырнула в помойное ведро погасший окурок. — Вот что, Димка. Надо мне сегодняшнюю ночь одной в доме побыть. Ступай-ка сейчас к Надюхе, стукни в окошко. Она с мужем в разводе, одна живёт, место есть. Скажи, Егоровна просила внука до утра приютить по соседски.

— Я может лучше на чердаке или в сарае? — Заартачился Димон.

Идти к соседке совсем не хотелось. Надя, молодая бабёнка лет двадцати пяти, постоянно поддразнивала Димку. Причём шутки её обычно были на известную тему и лишней скромностью не отличались. Была б она ровесница, ещё бы кто кого, а тут взрослая женщина. Димон, не зная как себя вести и что ответить, мялся, а Надька, знай себе, скалила зубы. И это днём. А что будет, когда он к ней ночью под окно припрётся? Со свету сживёт своими подначками.

— Делай, что велено. — Старуха сердито глянула на него. — Бабка худого не присоветует. А что не понял из слов моих, завтра растолкую. Сейчас на то времени нет. Ночь, гляди, уж на утро поворачивает.

На утро, не на утро, а на улице темень была, хоть глаза выколи. Проходить к Надькиному дому улицей, где хоть издали, но худо-бедно подсвечивал фонарь, Димка не рискнул. Ну, на фиг, ещё увидит кто. Попёрся тропкой через дыру в заборе. На соседском участке, не разглядев впотьмах дренажной канавки, запнулся и, взмахнув руками, улетел в заросли ядрёной крапивы. Взвыл так, что собаки отозвались, бабушку добрым словом помянул. Выбрался кое-как на тропку и, тряся обожжёнными руками, прошлёпал к дому. Стучать, как оказалось, нужды уже не было. В распахнутое окно, прижимая к груди простыню, выглядывала Надежда.

— Ой, какой гостюшка пожаловал. — Певуче протянула она. — Давнее-енько ко мне такие молодые, да красивые ночью под окошко не бегали. Что ж заранее-то не сказался? Я бы свет в окошке оставила, а может, и сама под сиреневый кустик встречать вышла.

Ну, началось! Теперь пока ноги вдоль и поперёк не вытрет, не успокоится. Димон, глядя под ноги, сердито молчал. Вывернуться, ответив подколом на подкол, срезать языкастую бабёнку опять не получилось. Не хамить же, в самом деле, человеку, у которого ночлега просишь.

— Да ты хоть ближе подойди, не съем я тебя. Вот ведь кавалер пришёл: ни слова сказать, ни к окну подойти. — Звонко расхохоталась Надежда. И уже серьёзней спросила. — Случилось чего?

— Нет. — Мотнул головой Димка. — Просто бабушке сегодня ночью одной в доме надо побыть. Ну, а я без крыши над головой остался. Вот она меня сюда и послала. Попроситься.

— Вон что. Егоровна, говоришь, послала. Хм-м... Ладно, заходи. Такому хорошенькому разве откажешь? — Надька, явно дразнясь, лукаво глянула на парнишку. — Тебе дверь открыть, как гостю дорогому или через окно, сразу в спаленку?

— Да мне всё равно. — Смущённо передёрнул плечами Димка.

— Раз всё равно — забирайся. — Надюха чуть отступила назад. — Чего зря туда-сюда топать?

Крепко вцепившись в высокий подоконник, Димон подтянулся, упираясь ногой.

— Давай. — Надежда ухватила его за плечо, помогая залезть. — Эй! Держись!

На полпути нога предательски соскользнула, и, не вцепись Надюха в парня второй рукой, лететь бы ему с подоконника на бетонную отмостку. Но удержались, и, после короткой возни, удерживаемый Надькой за плечи, Димка ввалился внутрь.

— Спас... — Слово застряло у парня в горле.

Простыня, которую Надежде во время «спасательной операции» было нечем держать, соскользнула с неё и молодая женщина явилась перед ним в первозданной, ничем не прикрытой красе. Выглядевшая днём, в одежде чуть полноватой, она, как оказалось, обладала просто плотной, тугой, что называется не ущипнёшь, на удивление, ладной фигуркой. Тесно сдвинутые, упругие мячики грудей рвались вперёд, возвышаясь над ровным, без капли жира животиком. Бёдра, подчёркивая женственность тела, крутыми волнами расходились от тонкой талии. Небольшой, тёмный треугольничек волос призывно маячил над входом в святая святых, указывая точно между крепких, сильных ног. Это была не беззащитно-хрупкая, едва раскрывшаяся красота девушки, но настоящая, зовущая, зрелая красота молодой, сильной женщины.

Несколько секунд Димон, тупо хватая ртом воздух, пялился на неё. Потом, спохватившись, торопливо отвернулся, чувствуя, как вспыхивают огнём уши и щёки.

— Мог бы и половчее быть, раз уж к молодкам в окна по ночам лазить настроился. — Надежда, посмеиваясь, убрала руки с Димкиных плеч, без особой спешки подобрала лежащее на полу полотно, не особенно старательно, впрочем, им прикрывшись, и прошла вглубь комнаты.

— Что ж, раздевайся, ночуй. — Надюха, усевшись на постели, кивнула на место рядом с собой. — Устраивайся.

— А... а... как... а... — Растерялся Димон, не предполагавший такого поворота событий.

— Кровать у меня, извини, одна. — Пожала плечами Надежда. — Пока с мужем жила — хватало, а теперь так и вовсе просторно.

Димка растерянно глядел, как она, расставшись с простынёй, ловко скользнула под одеяло. Ложиться спать вместе? Вот так, запросто? На Надьке ведь даже рубашки нет! Да ещё собственный член, «прослышав» про близлежащие женские прелести, так и рвётся наружу. И нет никакой возможности его обуздать. Блин!

— Я, может, как-то на пол или на дива... — Под насмешливым, явно издевательским взглядом Надьки, Димка осёкся.

Ну и ладно. Чёрт с ней! До утра как-нибудь перекантуюсь. Димон, повернувшись к кровати спиной, быстро стащил рубашку и джинсы. Не оглядываясь, нашарил рукой постель и, по-прежнему держась к Надьке спиной, забрался под одеяло.

— Поближе бы хоть придвинулся, согрел, а то заморозил всю у окна раскрытого.

Димка почувствовал, как упругие Надины ягодицы прижались к его заду. Прикосновение отозвалось новым рывком превратившейся в кость «мужской гордости» и ноющей болью в переполненных яйцах. Димка, еле сдержав стон, замер, вытянувшись в струнку.

— Ну, надо же. В кои-то веки мужичка под одеяло занесло, и то, видать, не дождусь, чтобы передом повернулся. — Раздалось насмешливое фырканье Надежды. — Дай хоть потрогать, что там прячешь.

Надюха, не оборачиваясь, шутливо толкнула парня локтем в бок, а затем её маленькая, крепкая ладонь, быстро пробежав по Димкиному бедру, как бы играя, соскользнула вниз, туда, где, гордо выпрямившись, стремилась сорвать паруса трусов Димкина мачта.

— Ох, ты! Какое тут богатство! — Ловкие пальцы цепко ухватились за Димкин стержень, проворно нащупав под тканью головку. — А каким тихоней лежал!

Димон, со свистом втянув в себя воздух, судорожно вытянулся и закусил губу, чтобы не застонать в голос. Надежда, не отпуская захваченной игрушки, нарочито медленно повернулась к нему лицом и, так же медленно встав на колени, скинула одеяло на пол.

— Ну-ка. — Пальцами другой руки она провела вдоль всей спрятанной в трусах штуки, а затем надавила ладонью на бедро, понуждая Димку повернуться с бока на спину. — Дай к твоему скакуну поближе подобраться.

Крепкая округлая коленка решительно раздвинула Димкины бёдра. Устроившись между ног парня, Надя пальцами одной руки начала играть с головкой его вздрагивающего от прикосновений ствола, а ладонью другой снова медленно провела сверху вниз до самых «корней ствола».

— Горячий какой, прямо с привязи рвётся. А тут у нас что?

Маленькая рука скользнула вдоль ноги под тонкую ткань, и Димкины переполненные, звенящие от «накопленного боезапаса» яйца очутились в её ладони.

— О-о-о, как тут всё хорошо!

Надины пальцы нежно ласкали Димкины «колокольчики», левая рука, чуть сжимаясь и разжимаясь, продолжала скользить по дрожащему от нетерпения стволу. Димка, кусая губы и сжимая кулаки, извивался перед ней на постели. Смазка уже не капала — бежала ручьём, на трусах расплывалось влажное пятно.

— Мокрый какой. — Надежда, склонившись, с силой провела языком по обтянутой тканью головке, Димка дёрнулся. Надежда, приподняв голову, взглянула на Димку, лизнула губы кончиком языка, а затем снова повторила движение.

— А-а-а... — Не выдержал Димка.

Надя пальцем оттянула резинку и, впервые вживую коснувшись пальцем головки, начала медленно, по кругу гладить её, разглядывая игрушку. Потом наклонилась, коснувшись губами, и Димка почувствовал, как его разгорячённый поршень скользнул к ней в рот.

— У-а-у-аа... — Димка конвульсивно выгнулся, на мгновение превратившись в некое подобие мостика, рухнул назад и, обхватив руками, прижал к себе голову Надежды.

— А-а-а...

— А-а-а...

Нежный, горячий ротик обнимал, скользил по стволу вверх и вниз, высасывая наверх, бурлящий в «корнях» Димкин сок. Ещё немного... Но тут резинка, звонко щёлкнув Димона по животу, вернула под одежду, дрожащий от желания, напряжённый стержень, а Надя, выпрямившись, снова принялась дразнить пальчиками головку. Прекрасно разобравшись в состоянии парня и поняв, что его «ружьё» выстрелит практически сразу, она, не желая впустую дразнить себя, просто играла с ним, доводя до конца. Причём явно, ждала, чтобы он сделал это прямо в трусы.

Да и чёрт с ним. Димка напрягся в безуспешной попытке сдержать рвущийся из глубин поток и, проиграв борьбу, безвольно откинулся назад, чувствуя, как горячая струя, сметая все преграды, вырывается наружу, заливая ствол, ноги и, продолжавшую до самого конца играть с яйцами, Надину ладошку.

— О-о-о... У-о-ох-х...

Дима, слегка вздрагивая и тяжело дыша, распластался на постели. Надя, положив руку поверх разряженного оружия, несколькими круговыми движениями размазала выплеснувшийся сок по Димкиному стволу и ловко стянула трусы на бёдра парня. Взяв влажный, блестящий и всё ещё твёрдый стержень, она поцеловала его, слизнув застывшую на головке белую капельку, а затем прижилась к животу, пропуская скользкую, вымазанную спермой игрушку между своих упругих, увенчанных возбуждённо затвердевшими сосочками, полушарий.

— Люблю, когда там мокренький ездит.

Она подалась вперёд, и Димка накрыл ладонями, зовущие, ждущие ласки, податливые груди. Оказавшийся в тесных объятиях спелых, налитых желанием плодов, Димкин стебель передумал клониться к земле и рванулся вверх, скользя в такт движениям парня по восхитительной ложбинке промеж очаровательно белеющих в темноте холмов. Надя, слегка застонав, прижалась к парню. Димка быстрее задвигал задом, прижимая её груди к своему поршню.

— М-м-м... О-ум-м... М-м... — Надя, коротко и бессвязно постанывая, тёрлась о Димку, её губы торопливо прыгали по его груди, измазанная Димкиной спермой ладонь, то и дело скрывалась между слегка разведёнными бёдрами.

Наконец, Надя рванулась вперёд и вытянулась на Димке, впиваясь в него жадным поцелуем.

— О-о-о-о-а... — Вздрогнув всем телом, она одним ловким движением переместилась на низ живота и, направив рукой, с размаху оседлала рвущийся в бой ствол. Димон выгнулся навстречу, поршень, с ходу пройдя всю глубину пещерки, головкой упёрся в матку.

— А-а-а! — Надька выгнулась дугой и начала резко и размашисто двигаться на заполнившем её глубину стержне.

Димон рванулся навстречу. Надька, садясь, как можно глубже, и вращая задом, скакала на нём, словно на настоящем жеребце. Волосы её спутались, прилипли ко лбу. Груди, не успевая за хозяйкой, прыгали вверх и вниз. Димка поймал их и, тиская, нашарил большими пальцами затвердевшие кнопочки сосков. Надькины ногти впились ему в плечи.

— А-а-а-а-а... — Теперь их крики слились в один.

Надя, вдруг, с силой сдавила коленями Димкины бёдра, замерла на мгновение и мелкими, частыми движениями задёргалась на сидящей по самые яйца внутри игрушке.

— О-о-о-й-й. — Тихи и протяжно не то завыла, не то заскулила она.

Димон ощутил хлынувший на его стебель поток сока из переполненного Надиного хранилища. Надежда, задыхаясь, опустилась Димке на грудь, прижалась головой к плечу. Димка, обхватив руками Надины ягодицы, стал потихоньку, нежно и ласково двигаться в ней. Сначала Надежда никак не отвечала ему, потом, повернув голову, прихватила губами мочку уха, потянулась, покрывая Димкины губы и лицо мелкими, частыми поцелуями. Дыхание Надежды стало вновь учащаться. Наконец, упёршись в плечи парня, она снова выпрямилась и начала ровно и сильно скользить взад-вперёд по твёрдому, живому стволу.

Партнёры равномерно и мощно раскачивались навстречу друг другу, руки Димона тискали Надькину аппетитную задницу, пересохшие губы обоих жадно искали ответных поцелуев. Димка почувствовал первые признаки начинающегося внутри ствола движения сока удовлетворённого желания, но Надежда «выстрелила» первой. Внезапно, безо всяких признаков приближения, она резко дёрнулась и, мелко дрожа всем телом, застыла.

Короткие, всхлипывающие звуки срывались с её губ, словно она задыхалась, острые ногти в очередной раз впились Димке в плечи, пропахивая новые кровавые полосы. Потом Надя тихо наклонилась к Димке, соскальзывая с его игрушки. Они лежали, обнимая и целуя друг друга, и маленькие, клейкие капельки Надиного сока медленно вытекали из её раскрытой пещерки Димке на живот. Потом Надя сползла с парня и, оставшись лежать лицом вниз, слегка приподняла попку, открывая Димкиному «ловцу жемчуга» створки своей влажной, горячей раковины.

Димон не заставил себя долго упрашивать и, пристроившись сзади, со всем пылом юности проник в Надькину сокровищницу. Надюха, вскрикнув, заскребла по простыне сжатыми кулачками и затихла, лишь вздрагивая и слегка постанывая в такт толчкам Димона. Димка, склонившись над Надькой, вовсю работал поршнем. Момент желанной разрядки, несколько сбитый устроенным Надей перерывом, наступал медленно. Надя ещё два раза мелко дрожала и всхлипывала под Димкой, а парень всё не останавливался. Его разгорячённый поршень громко хлюпал в Надиной киске, живот хлопал по округлой, манящей попке. Надя, распластавшись по постели, лишь тихо и сладостно постанывала в ответ.

Вот оно! Димон в судороге наступающего оргазма выгнулся дугой, повинуясь какому-то наитию выдернул наружу свой «брандсбойд» и, раздвинув пальцами тугие Надькины ягодицы, выплеснул рвущуюся наружу струю прямо во вторую Надькину дырочку. Густая белая жидкость залила отверстие, веером брызг рассыпалась по спине и сдобным Надькиным булочкам.

— О-ох, как ты меня залил! — Певуче мурлыкнула Надежда, сладко извиваясь под скользящим по её попке членом. — Эй! Паршивец! Стой! Ты куда?!

Головка Димкиного орудия упёрлась в спрятанную между ягодицами, щедро политую спермой «мишень» и начала упрямо и решительно пробиваться внутрь, расширяя отверстие. Димка каким-то образом чувствовал, что его игрушка и на этот раз не успокоится.

— У-у-а-у-уй. — Взвизгнула Надька. — Аккуратней. Больно!

Но Димонов ствол был уже наполовину внутри. Дело, считай, сделано. Димка, стараясь быть осторожным, короткими плавными движениями продвинулся вперёд на всю длину и равномерно, не спеша стал гонять свой поршень в узкой Надькиной дырочке. Дыхание Надежды, сперва просто лежавшей ничком, постепенно начало учащаться, стало прерывистым. Попка, вздрагивая, приподнялась навстречу движениям парня, рука скользнула меж мокрых от сока ляжек, ладонь заскользила по киске.

— А-а-а-а! — Надежда отчаянно задёргала задом, пальцы ходуном заходили в пещерке. — А-а-а-а! А-а-а-а!

В последний раз вскрикнув, Надька снова распласталась по кровати, не в силах помочь Димону, но тот уже и сам вышел на финишную прямую. Тесные объятия Надькиной попки вздрогнули под напором ударившей из ствола порции спермы.

— У-у-у-о-ух... — Димка устало склонился над Надей, слабо двигаясь в её вторых воротцах. Игрушка потихоньку выскальзывала наружу. С лёгким чмокающим звуком, Димон вышел совсем и лёг сверху, прижимаясь к мокрой Надиной попке.

— О-ох, слезь. Нет сил тебя держать совсем. — Тихо простонала под ним Надя.

Димка покорно сполз с неё и, тяжело дыша, рухнул рядом.

— Сучёнок. — Надя притворно сердито боднула его головой в плечо. — Куда залез? Меня, между прочим, даже муж в жопу не трахал.

— Тебе ведь понравилось. — Лениво прищурился в ответ Димон. — Я ж вижу: ты кончила.

— Всё равно сучёнок. — Надька снова боднула Димку. — Спину с задницей спермой залил, изо всех мест течёт, лежу в луже и подняться невмоготу. Помоги хоть, паршивец.

Димка, перебравшись через Надю, помог той сесть и подняться. Ноги у Надюхи заметно дрожали. Впрочем, Димон стоял ничуть не уверенней. Кроме дрожи в ногах, у него ещё и голова слегка кружилась.

— Хороши! — Усмехнулась Надька. — Пошли мыться, герой.

У Надежды, в отличие от бабкиных примитивных вариантов, оказался вполне приличный душ с горячей водой. Мылись вместе.

— Угомонился твой шалун, наконец? — Надежда ласково провела пальцем по, теперь уже глядящей вниз, Димкиной игрушке. — Ну, ты, парень, жеребчик! Надо же! Во все дырки поимел, считай, без перерыва, попочку мою бедную, можно сказать, невинности лишил. Как теперь сидеть буду?

Надька привычно посмеивалась, но глядела на Димку с явным уважением. Димон и сам не верил, что кто-то способен осилить такое количество заходов без отдыха. А если ещё вспомнить, что он до того, как к Наде пойти, уже дважды кончил, то и вовсе офигеть. Димка, не без оснований, предполагал, что причина появления его необычной мужской силы крылась в явившемся к нему ночью Оксанкином видении и появившемся следом непроходящем «стояке«, но говорить об этом Надежде благоразумно не спешил.

— Вообще-то мы не все дырки освоили. — Он лукаво поглядел на Надюху.

— Это как это? — Искренне удивилась та. — Интересно, где ж ты ещё не был?

— Во рту.

— Я же брала у тебя! — Возмутилась Надюха.

— Но я же туда не кончал.

— Ну, наха-ал! — Надька восторженно-насмешливо покачала головой. — Ты что, правда ещё хочешь?

— От одного разика, пожалуй бы, не отказался. — Димон, конечно успокоившийся после столь длинного марафона, всё же чувствовал лёгкое волнение внизу живота.

— И чего ради, спрашивается, мылись? — Вздохнула Надюха. — Ладно, сделаю. Пусть уж по полной программе. Только ты сначала меня приласкай, чтоб бедной женщине обиженной не остаться.

В комнате Надюха села на кровать.

— Ну, иди ко мне.

Димка шагнул вперёд, и, через мгновение, его член исчез у Нади во рту. Не потребовалось много времени, чтобы стержень парня, отозвавшись на ласку, выпрямился во всей красе. Надежда, не изобретая сложных вариантов, просто легла на спину и широко распахнула перед Димкой ноги, приглашая его войти в сокровищницу. Димон не заставил себя ждать.

— А-о-о-о-а-ааа... — Их голоса слились в один. И Димка помчался в атаку.

Надя вскрикивала под ним, рвалась к нему навстречу. Горячий Димкин поршень с размаху влетал в её пещерку, мощным экспрессом мчался до конечной остановки у матки, упираясь в неё, на мгновение замирал, снова выскальзывал и снова влетал, нанося удар за ударом. Надя, обхватив Димку ногами, изо всей силы прижимала его к себе.

— А-а!

— А-а!

— А-а!

Надя резко выгнулась под Димкой, едва не сбросив парня. Ногти вновь оцарапали многострадальную Димонову спину. Надю трясло. В пещерке бил, выплёскиваясь наружу, неиссякаемый, казалось, фонтан. Димка замер, прижавшись к Надежде.

— О-о-ой. — Тихо прошептала она. — Волшебник! Выпускай. Теперь моя очередь.

Теперь Димка лежал на спине, а Надя, стоя на коленях, склонилась над ним. Её ротик нежно, но сильно обняв Димкин член, скользил по нему вверх-вниз, ласковые, ловкие пальчики играли яйцами парня. Димон лежал, закрыв глаза, рефлекторно сжимая и разжимая кулаки, и изредка вздрагивал. Надины губы и язык творили с его игрушкой что-то невообразимое. Стоящий колом стержень, поначалу просто вздрагивавший от прикосновений, теперь, непрерывно содрогаясь, бился у Нади во рту, низ живота налился сладкой, опустошающей тяжестью.

— А-а-а-а-х-х... — Димка «раскрываясь» откинулся на кровати.

Горячий, пряный фонтан выплеснулся в Надин ротик. Надя, приняв в рот основную порцию, чуть отодвинулась, выпуская вздрагивающий, продолжающий стрелять ствол на волю. Тягучие, ароматные брызги Димкиного дождя легли ей на лицо. По подбородку, скатываясь на грудь, потекли белые капли. Надя выпрямилась, продолжая рукой играть с Димкиной штукой, а потом наклонилась к его губам.

— Поделимся. — Надька, целуя парня, ловко толкнула ему в рот часть «собранного урожая». — Будем засыпать с одним вкусом на губах.

— Согласен. — Димка, не споря, проглотил собственную сперму. — Мне хорошо!

— И мне! — Надя, ещё раз крепко поцеловав Димона, повернулась к нему спиной. — Только ты меня совсем ушатал.

Димка прижался к ней. Его, не упавший еще, ствол обнаружил вход в Надькину пещерку. Не спрашивая согласия, Димка толкнул его внутрь.

— М-м-м-м... — Сладенько мурлыкнула Надя и, сжав бёдра, чтобы игрушка не выскользнула, плотнее прижалась к парню. — Может ещё и обнимешь?

Димка обнял её, накрыв рукой грудь. И это было последнее, что он ещё осознавал. Сон плотной, чёрной волной накрыл его мгновенно. Димон словно в омут провалился. Сон...

Сон?! Димон, резко встрепенувшись, затряс головой. Неподвижная, серая в темноте гладь трясины убаюкивала своим однообразием. Не хватало ещё посреди болота спать завалиться. Ветер, прогнавший тучи, почти разогнал и, повисший над гнилостно-сырой, обманчиво ровной поверхностью топи, туман. На выцветшем, тусклом полотне раскинувшейся перед Димоном картины мертвенно-синим мазком пролегла полоска лунного света. Лунного? Откуда? Луна-то, блин, вообще сбоку! Полоска между тем начала темнеть, всё ярче выделяясь на тоскливо-сером фоне. Резко обозначились размытые поначалу контуры, словно из глубины всплывало, материализовывалось, обретая форму, нечто похожее на ведущую через болото, вымощенную толстыми, почерневшими от старости брёвнами дорогу.

Чёрная дорожка! Вчера Димка и о ней узнал. Спал он крепко, без снов, но пробуждение мгновенно вернуло воспоминания, Ударило жгучей, тянущей, заставляющей скручиваться в комок внутренности болью. Оксана! Димка, подтягивая колени к животу, скорчился на кровати.

— Проснулся? — Надя, словно услышав, вошла в спальню. — Тогда вставай, я тебя чаем напою. Творожников напекла.

Она присела на кровать, быстро поцеловала Димку и, прежде чем он успел хотя бы повернуться, легко вскочив, выпорхнула из комнаты. Димон вылез из-под одеяла. На стуле, поверх джинсов, лежали его аккуратно сложенные трусы. Уже сухие и чистые. Мысленно поблагодарив Надюху, Димон оделся и потопал на кухню. Они сидели, болтая обо всём и ни о чём. И, странное дело, Димкина боль отступала. Не уходила совсем, нет. Просто с Надей ему было легче. Опустевшую чашку Димка отодвинул почти с сожалением.

— Пойду.

— Егоровне привет передай и спасибо скажи за такого постояльца. — Лукаво улыбнулась Надежда, выдержала недолгую паузу и, глядя на всё-таки покрасневшего Димона, звонко расхохоталась. — Пусть ещё присылает.

— Ты вот что, — добавила она уже серьёзно, провожая Димку к дверям, — прежде чем куда-то ещё топать, домой зайди, Егоровну послушай. В дерьмо-то впрыгнуть, небось, не опоздаешь.

Молча кивнув, Димка спустился с крыльца. Обходить дом, вылезая на вчерашнюю тропинку, не стал. Пошёл улицей. Возле своей калитки задержался. Ум подсказывал зайти, а ноги упрямо тащили к Оксанкиному дому.

— Привет.

Мимо топал Вовка, один из деревенских парней. Убедившись, что после драки Димон никого «не сдал» не раз заглядывавшему участковому, местные прониклись к Димке определённым уважением и, хоть и не считали за своего, всё же стали здороваться. А когда Димон вылетел из Оксанкиных фаворитов, даже и общаться.

— Привет. — Димка пожал протянутую руку. — Откуда рулишь?

— За сигаретами ходил. — Вован показал только что распечатанную пачку. — Будешь?

Некурящий Димка мотнул головой. Вован, добыв сигарету, чиркнул зажигалкой.

— К Оксанке под окна топаешь?

— Да, нет. — Кивнул на калитку Димка. — Домой. Туда может после. А сам-то чего не там? Ты же, вроде, тоже... в соискателях.

— Нет уж. — Криво усмехнулся Вован. — Хватит с меня. С этой девкой только чёрт сладит.

— Кстати о чертях. — Неожиданно вспомнил Димка. — Ты про болотную ведьму слыхал?

— Ну, ты, Питерский, спрос! — Вован аж дымом поперхнулся. — У нас детишки сопливые знают, что об этом вслух говорить нельзя. Накликать хочешь?

— Откуда ж знают-то тогда, раз вслух нельзя?

— Да, хрен его... — Пожал широкими плечами Вован. — Откуда-то.

— Так расскажи.

— У бабки бы своей спросил. — Хмуро пробурчал Вован, но, встретив Димкин упрямый взгляд, сдался. — Ну, короче, лет сто назад припёрлась на болото девка одна. Какая-то там несчастная любовь у неё приключилась. То ли замуж за другого собрались отдать, то ли кавалер получил с неё, что парням хочется, да сбежал... По разному брешут. В общем, девица топиться пошла. Да по дороге на колдовское сборище наткнулась. Не знаю уж кто там кого уболтал: не то она их, не то они её. Только сделалась та девица ведьмой и осталась жить на болоте. В самой трясине, куда по нормальному никому хода нет. А вот на кого она глаз положит или кто её сам за большой нуждой искать начнёт, тому ведьма дорожку к себе показывает. Только дальше уж как кому повезёт. Кто ей по нраву придётся, тому и помочь может. Ну, а если не по нутру кто — болото большое, места в трясине всем хватит.

— Что вот так просто можно взять и пойти? — Недоверчиво сощурился Димон.

— Да ты, парень, никак, туда собрался? Ехал бы лучше в свой Питер. Там, поди, таких девок, как наша Оксанка, пруд пруди. Чего тебя на ней зациклило? — Вован как-то странно поглядел на Димона. — А пойти невелика сложность. С бабкой в лес, на бугры ходил? Ведьмин камень в болотине видел? Валун здоровый, серый такой? Ну, вот. К нему тропка есть. Днём она не видна, а когда солнце садится, травка на тропе росой покрывается, серебром отливать начинает, словно нить блестящая. До самого камня доведёт, а там ночи жди. Как выйдет луна в полную силу, поднимется из болота чёрная дорожка. Вроде бы как настил из брёвен. Она тебя до места и доведёт. Только не факт, что обратно выведет. Многие, говорят, ходили, да мало кто возвращался. — Вован щелчком отбросил окурок. — Вот так-то, Питерский. Ну, бывай.

— Пока. — Димон толкнул калитку.

В доме сильно пахло незнакомыми травами и свечами. На полу кухни видны были капли воска и плохо затёртые следы мела. Бабка, сидя за столом, пила что-то из большущей кружки. Димке, вдруг, показалось, что она сильно постарела за эту ночь. Запали глаза, резко обозначились морщины.

— На-ка. — Бабушка, не вставая, подвинула Димке чашку с уже знакомым отваром. — Надолго не хватит, но хоть сколько-то в своём уме побудешь. О чём это вы с Вовкой у ворот болтали?

Димон рассказал.

— Так, значит? — Вздохнула бабка, когда он замолчал, поднялась и, подойдя к буфету, второй раз при Димке закурила. — Вот и ещё камешек на место лёг.

— Какой камешек? Ты о чём? — Не понял Димон.

— Чёрному слуги нужны. Вот Оксанка вас для него и собирает.

— Как так? Она что, служит ему? По доброй воле? — Вскинулся Димон.

— Ага, спрашивает он её. — Отмахнулась старуха. — Ты щуку на живца ловишь, много пескарю объясняешь чего, да зачем? Его дело на крючке трепыхаться, чешуйками сверкать, настоящую рыбу подманивая. Так и она. Не ведает, что творит. Играет людьми, словно дитё кубиками. Новый дадут, старый рядом бросит, другим не отдаст. А чёрный те «кубики» берёт и рассматривает, куда какой пристроить. Тебя вот, он в жертву выбрал.

— Как это в жертву?! — Обалдел Димон. — Зачем?

— Слуги «чёрному» нужны особые. Такие, чтобы вроде теней. Это... как тебе объяснить... Ну, вот схвати этого чародея, в клетку на цепь посади, глядь, на цепи-то слуга, а колдун уж неведомо где. Или послать тень, куда самому хода нет. Одна забота — недолог век у теней, новых искать приходится. — Бабушка виновато пожала плечами. — Я, Димка, об этом сама понаслышке. Больно уж ворожба тёмная да страшная. Говорят, не любого человека колдун тенью сделать может. Груз тяжёлый на душе должен быть: жизнь другому поломал, последнее отнял, убил. Тех только. Вот чёрный и старается «кубикам» своим камень на шею повесить. Тогда в драке чудом не покалечили тебя, а и убить, не случись мимо мужикам проходить, могли. Теперь Вовка вот. Ты ведь, поди, и не понял ещё, что он тебя на смерть послал.

— Как это на смерть? — Вконец охренел Димон.

— Травка, про которую он тебе плёл, у нас обманкой зовётся. Корешки у неё раскидистые, цепляются один за другой, и получается вроде как тропка в болоте. Только на неё раз наступить и дальше шагнуть можно — выдержит, а вот стоять или назад вернуться — нет. Корешки расползутся. Тянется такая дорожка вглубь шагов на тридцать, сорок, не больше и ни к какому валуну не ведёт, конечно. Вот и вышел бы тебе билет в один конец. — Бабка, затянувшись в последний раз, ткнула окурком в старую, ещё видать от деда оставшуюся, металлическую пепельницу, взглянула на внука. — Такие дела, Димка. Сам ты уехать не сможешь, на крепкий поводок тебя чёрный взял. И я помочь не могу. Травка, что пьёшь, ещё раз, может два тебе облегчение даст, а после ты никого и слушать не станешь. Будешь дурак дураком ходить, пока не прикончит кто-то из «кубиков Оксанкиных». Один для тебя выход вижу: на болото к ведьме идти. Сколь смогла понять про неё: кто чёрному враг, тот ей друг. Может и...

— Офигеть! — Димка потряс головой. — Ведьмы, колдуны. В жизни не думал, что такое и вправду есть. Свихнуться можно! Погоди, а как идти-то? Сама же сказала: к камню пути нет.

— Да, зачем тебе каменюга эта? — Ворчливо отозвалась бабка. — Головой, разве, побиться? В болото обычная, человеческая тропа ведёт, вешками обозначенная. Помнишь, к ручью пить спускались? Там ей и начало. Только мы утром были, вехи туман скрывал. А к полудню его раздует. Как раз, пока доберёшься, всё и видно станет. Тропа тебя до острова в болоте доведёт. Он там один, не спутаешь. Дальше людской дороги нет. Дождёшься луны, бросишь в болото вот эту монетку. — Бабка протянула Димону желтоватый, стёртый множеством рук, тонкий кругляшок. — Она ещё матерью моей наговоренная, вызовет для тебя «чёрную дорожку». По ней до ведьмы и дойдёшь, а там уж сам смотри. Чего не знаю, тому научить не умею.

— Мне сейчас идти, да? — Поднялся Димка.

— Куртку только возьми, ночью холодно. Да, вот ещё. — Бабка как-то хитро глянула на Димона. — Соседка-то мне ничего не передавала?

— Ну, это... — Слегка смутился Димка. — Спасибо велела передать. Сказала, ещё присылать можно.

— Ага. Видать в грязь лицом не ударил. — Удовлетворённо усмехнулась бабка.

— Бабушка! — Догадка в Димкином мозгу вспыхнула вместе с его щеками. — Ты знала, что у меня там... ну... будет. Специально послала. Зачем?

— Затем, чтоб на болоте головой, а не х... ем думал. — Прямым текстом выдала бабка. У Димона и челюсть отпала. — Подразни тебя вчера морок Оксанкиными сиськами, куда б ты за ним пойти мог? А так может и вспомнишь, что русалки в болоте не водятся.

— Бабушка, — мстительно прищурился Димка, — а ты в молодости-то, наверное, горячая штучка была?

— А чего ты от ведьминой дочки ждал? — Егоровна, вдруг, озорно глянула на Димку. — Я тут у Надьки запись смотрела. Эту, — она замедлилась, выговаривая длинное слово, — порно-графическую. Попадись нам с дедом те артисты лет сорок назад — на коленках бы уползи. Вот это была б порнография. Ладно, внучок, о том как бабка чудила тишок, да молчок. Пора тебе. К острову до темноты выйти надо, не то тропу потеряешь, а конец не маленький.

Сложенный из тёмных, чуть подгнивших брёвен, настил прочно лёг у самых ног Димки. Парень осторожно встал на него ногой, аккуратно сделал пару шагов. Держит. Ну, была, не была. Димка решительно двинулся вперёд. Идти пришлось долго. Наконец, скользкий, пружинящий под ногами мост упёрся в заросший высоким, плотным кустарником берег. Если среди кустов и был проход, то обозначить его для Димки не позаботились. Хорошо хоть колючек нет. Кое-как проломившись сквозь заросли, Димон остановился, оглядываясь. Ведьмино жильё ничем примечательным не выделялось. Обычный деревенский дом. Крепкий, добротный. Рядом постройки какие-то попроще. За домом, вроде, огород, хотя впотьмах плохо видно. Парень подошёл поближе. Непохоже, чтобы его здесь ждали. В окнах темно, на порог никто не вышел. Стучаться среди ночи, будить хозяйку Димка не рискнул. Приметил сложенные в кучу брёвна, уселся на них, закутался поплотнее в куртку. Утро наступать не спешило. Димон несколько раз соскакивал с брёвен, приседал, согреваясь, махал руками. Хорошо хоть комары, от которых пришлось отмахиваться всю дорогу, здесь, странным образом, куда-то исчезли. Первым, погладившим теплом по щеке, лучам солнца продрогший Димка обрадовался, как родным. Но, вместе с солнышком, проснулся и полез из болота густой, плотный туман. Вымочил всё вокруг, покрыл мелкими, липкими капельками лицо и волосы, пробрался, забирая остатки тепла, под одежду. Окончательно замёрзший Димон дрожал, скорчившись на своём «насесте» и матерился про себя, поминая болото, Оксанкину мать и всех колдунов и ведьм, вместе взятых.

Наконец, когда он уже решил плюнуть на всё и пойти постучаться, распахнулась дверь и на пороге появилась невысокая, закутанная по самые брови в платок женщина в наброшенной на плечи, похожей на плащ-дождевик, накидке. Не обращая на соскочившего с брёвен Димку внимания, она прошла за угол дома. Откуда-то, словно из тумана соткавшись, рядом с ней возник большой серый пёс. Покрутился возле хозяйки и серой, расплывчатой тенью подлетел к Димону. Остановился рядом, шумно втянул воздух и, задев боком Димкину руку, бесшумно скользнул обратно. Будто язычок тумана коснулся, а может просто мокрая собачья шерсть...

Хозяйка, между тем, вернулась назад, потрепала пса по большущей голове и, дойдя до дверей, повернулась к Димке:

— Идём в дом. Хватит там топтаться.

— Сюда проходи. — Женщина указала Димке на дверь слева. — К плите садись. Вижу, что замёрз. Сейчас горяченьким напою, а ты пока говори, с чем пожаловал.

Чай у ведьмы оказался настоящий, безо всяких травяных штучек, ароматный и вкусный. специально для Продрогший Димон, рассказывая, выдул две больших кружки, между делом умяв чуть не половину ватрушки с брусничным вареньем.

— Вылез на свет всё ж таки. — Непонятно усмехнулась ведьма, когда Димка, наконец, выдохся и умолк. И перевела взгляд на парня. — Бабушка у тебя толковая. Многое правильно поняла. Ну, а ты-то сам от меня чего хочешь?

— Так... Это... — Даже растерялся Димон. — Чтоб вы мне помогли, Оксанке. Освободили нас от «чёрного».

— А после того, как освобожу, Оксану к тебе присушить, чтоб на других и не глядела? — Понимающе усмехнулась колдунья.

Димка опустил голову.

— Нет. — Тихо произнёс он и медленно покачал головой. — Нет. Какая же это свобода? Пусть сама...

— А если сама, то не быть тебе с ней. Разные у вас по жизни дороги. — Безжалостно резанула ведьма. — Так что выбираешь?

— Всё равно. — Ещё тише отозвался Димка и судорожно глотнул, заталкивая подальше подступивший к горлу, предательский комок. — Пусть сама. А то сначала «чёрный» у неё счастье крал, теперь я буду. А она как же?

Димка взглянул на колдунью и снова нагнул голову, чтобы той не были видны блестящие на глазах парня слёзы.

— Ты правильно решил. — Ведьма, одобрительно потрепав его по плечу, поднялась и куда-то вышла из кухни.

Лежавший в углу пёс, поднялся и, подойдя к Димону, сочувственно ткнулся мордой к нему в колени. Димка, не меняя позы, погладил мокрую собачью спину. Хлопнувшая дверь возвестила о возвращении хозяйки. Димка неохотно поднял голову, да так и замер с открытым ртом.

Кудесница, наконец, избавилась от скрывавшего почти всё лицо платка, сбросила бесформенную накидку, и теперь перед обалдевшим Димкой стояла молодая, на вид даже моложе Надежды, женщина. Упругая, непокорная, блестящая волна рыжих волос сыпалась по её плечам, и спине, спускаясь до середины округлой попки, обтянутой расклешённой, светлой юбкой. Босые, загорелые ноги призывно манили открытыми коленками. Тонкая, чуть топорщащаяся на сосках, почти прозрачная блузка облегала высокую, не нуждающуюся в поддержке лифчиком, грудь. Яркие глаза красавицы-чародейки, вопреки бытующему мнению, оказались не зелёные, а светло-серые.

— Рот-то закрой. — Добродушно усмехнулась ведьма. — Ты, небось, каргу старую ждал увидеть. Так мне до того далеко, для нас время по другому течёт.

Чародейка, подойдя ближе, села на стул, свободно забросив ногу на ногу. Лёгкая юбка чуть сползла вниз. Димка непроизвольно зашарил глазами по обнажившемуся гладкому бедру, почувствовал на себе насмешливый взгляд рыжеволосой чаровницы и, краснея, торопливо повернулся в сторону не сексуального блюда с ватрушкой.

— Значит так. — Волшебница задумчиво побарабанила пальцами по столу. — Мне теперь хорошо подумать и много чего сделать надо. Ты в комнату иди, ложись, отдохни пока можно. А то ночь не спал и сегодня, может, не доведётся. Проснёшься, в доме не сиди, поброди вокруг. Серый тебя проводит, приглядит, чтобы сдуру в трясину не сунулся. Есть захочешь — бери смело, что найдёшь. Колдовского тут не держу. На закате возвращайся. Меня не будет — в комнате подожди. На другую половину дома не суйся, нельзя тебе.

Спал Димка долго. Солнце давно за полдень перевалило, когда проснулся. Щурясь, выполз на кухню, умылся здесь же над раковиной. На столе заметил накрытую марлей банку. Принюхался, вроде квас. Налил большую кружку. Пошарив в буфете, добыл сыр и батон. Слопал здоровенный бутерброд и кусок полюбившейся ватрушки. Убрал за собой и, поманив Серого, пошёл на улицу. В сенях, возле ведущей на запретную половину двери, на секунду остановился, прислушиваясь. Серый бесцеремонно толкнул Димку боком, мол, не задерживайся.

— Да, помню я, помню. — Димка, чуть пригнувшись в дверях, вышел наружу.

Островок, где обитала чародейка, оказался невелик и разнообразием ландшафта не отличался. Трава, да высокий, скрывающий от глаз серо-зелёную, мёртвую топь, кустарник. Скука. Одно хорошо: воспоминания об Оксанке здесь не сильно давили. Видно на острове «чёрный» парадом не командовал. Маясь бездельем, Димон завалился на траву, лениво поглядывая на медленно плывущие в небе бело-розовые, пушистые облака. Солнышко, хотя и заметно клонилось к горизонту, явно не спешило на боковую. Ещё подождешь.

— Говорят, — неожиданно подумалось Димке, — ведьмы свои обряды обязательно голыми творят. Она сейчас там тоже совсем голая?

Видение обнажённой длинноволосой красавицы тотчас услужливо всплыло в его воображении.

— Интересно, а там она тоже рыженькая?

— Может, ещё под окошко придёшь поглядеть?! — Раздался, вдруг, прямо у Димки в мозгу возмущённо-насмешливый голос. — Или мне показаться выйти? Вот посажу голышом на кочку посреди болота, пусть комары посмотрят какого у тебя там цвета. Не смей обо мне думать! Мешаешь!

Голос резко оборвался, словно форточка в голове захлопнулась. Димка аж сморщился.

— Ё моё! Она ещё и мысли мои слышит.

Димон, радуясь, что вокруг никого, ожесточённо потёр ладонями вспыхнувшие щёки. Блин! Восемнадцать лет, а краснеть всё так и не разучился.

Изгнать крамольные мысли прочь оказалось не так уж просто. Воображение твёрдо настроилось на вполне определённую волну. Самые непригодные для этой темы ассоциации внезапно выворачивались наизнанку, выводя Димку снова в «запретное русло». Член уже обрёл уверенно стоячее положение, а максимум чего удалось добиться Димону — перебирать всех девчонок, которых хоть когда-то удалось за «интересное» подержать, и что-то себе представлять. Данное занятие, в общем, помогало отвлечься от рыжей волшебницы, но выходу из темы не слишком способствовало. Да и список у Димки был не настолько велик, чтоб продержаться до заката. Воспоминание о ночи с Надей шло, конечно, особняком, но Димка даже окунуться в него не решался. И так джинсы трещат, а в трусах целая лужа смазки. Воровато оглянувшись, не видит ли кто, Димка расстегнул штаны, стянул их вместе с трусами. Найдя несколько подходящих листочков, вытер, как мог клейкую, полупрозрачную жидкость и принялся торопливо одеваться.

Тихий девичий смешок раздался сбоку. Димон резко крутнулся. В проёме кустов, насмешливо поглядывая на Димку своими большими, чёрными глазами, стояла Оксанка.

— Ой, чёрт! — Димка, чувствуя, что снова краснеет, рванул вверх молнию джинсов.

— Не надо одеваться. — Перестав улыбаться, тихо сказала Оксана. — Я за этим к тебе и пришла.

Она медленно подняла юбку, показывая Димке не прикрытый трусиками холмик тёмных волос, чуть развела ноги и, призывно глядя на парня, провела рукой между ног.

— Иди ко мне!

Позабыв про всё, Димон рванулся вперёд. Что-то серое мелькнуло у него перед глазами, сильный толчок в грудь швырнул парня на спину. Попавшая под голову кочка оказалась неожиданно твёрдой. В глазах потемнело... Тряся головой, Димка попытался подняться. Не смог. Придавив его лапами к земле, Серый, косясь куда-то вбок, зло и оглушительно лаял. Выворачивая голову, Димон глянул в ту же сторону. Недавний проход на глазах зарастал кустарником, а сквозь него просачивалась в болото, ещё чем-то напоминающая человеческую фигуру, полоска тумана.

— Зар-раза! — Димка досадливо сплюнул в сторону. — Всё, Серый, всё. Нет там никого больше. Отпусти.

Пес, продолжая глухо ворчать, неохотно убрал с Димкиной груди тяжёлые лапы. Димон сел и ещё раз сердито плюнул. Опять морок. Спасибо бабке и, особенно, Надьке. «Разрядила» Димке ружьё, вот и не долбили его привидения по пути через болото. А сегодня снова началось. Рыжая тоже... Могла бы о защите и позаботиться.

— Интересно! А Серого с тобой кто послал?! — Сердито зазвенело в башке у Димона. — Нет, чтоб спасибо сказать! Топай домой. Солнце садиться начинает, в комнате тебе безопасней. А ещё раз рыжей назовешь... Учти, я про кочку не пошутила.

— Извини. — Смущённо буркнул Димка. — Спасибо.

Серый уже нетерпеливо тянул его за штанину к дому.

— Иду, иду. — Димка, присев, обнял пса. — И тебе спасибо, лохматый.

Хозяйки на жилой половине ещё, конечно, не было. Развлечений для гостей в доме, похоже, не предусматривалось. В Димкиной комнате была кровать, стул с висящей на нём Димкиной курткой, занавески на окне и больше ничего. Ни книг, ни журналов, о телевизоре Димон уж и не помышлял. Он побродил по комнате, вышел на кухню, с тоски слопал ещё кусок ватрушки, снова вернулся к себе. В нагретом за день доме было жарко. Димка сбросил рубашку, подумав, стащил джинсы и, отшвырнув в сторону одеяло, плюхнулся на кровать.

Похоже, он всё-таки задремал. В окно почему-то светила луна, а из-за неплотно закрытой двери в кухню пробивалась полоска света. Димка собрался одеться и выйти, но тут дверь распахнулась, и волшебница сама появилась на пороге. Теперь на ней была едва закрывающая попку, кожаная, застёгивающаяся сбоку юбка и короткий, до середины живота, свободно распахнутый на груди кожаный же жилет. Волшебница подошла к севшему на кровати парню. Наброшенный на плечи предмет одежды совершенно не скрывал от посторонних глаз её высокой, белеющей в лунном свете, прерывисто-возбуждённо вздымающейся в такт дыханию груди. Даже остренькие, коричневатые соски были видны.

— Нравится? — Хрипло шепнула рыжеволосая, безошибочно угадав к чему прикован взгляд парня.

— Да. — Так же хрипло отозвался Димка.

Легко шевельнув плечами, волшебница сбросила с себя жилет, оставшись перед ним полуобнажённой. Затем сильным, кошачьим движением, опрокидывая Димку, прыгнула на кровать, оказавшись лежащей на парне. В следующее мгновение она уже сидела верхом на Димкином животе, прижимая плечи парня к кровати. Димка ощутил, как его кожи коснулась ничем не прикрытая, влажная от желания ведьмина киска. Поршень парня, почуяв доступность женского тела, выпрямляясь, рванулся вверх.

— У-м-м-м...

Чародейка склонилась к лицу парня, впиваясь в губы жадным поцелуем. Её упругие, белеющие в темноте полушария заскользили по Димкиной груди. Димон накрыл их своими ладонями, коснувшись большими пальцами набухших и затвердевших кнопочек сосков.

— О-о-ох-х... — Простонала ведьма, извиваясь на парне.

Затем, приподнявшись на коленях, скользнула рукой к нему в трусы, нашаривая рвущийся в бой ствол.

— О-о-о...

Её кулачок сжался вокруг сочащегося смазкой живого ствола, несколько раз скользнул по нему взад-вперёд.

— О-о-о...

Выпустив игрушку ведьма двумя торопливыми, судорожными движениями столкнула трусы вниз, на бёдра парня и, снова схватив твёрдый, выпрямившийся стержень, направила его под юбку.

— А-а-а-а!

Чародейка резко, с силой наделась на Димкин член, так что головка упёрлась в матку, зависла на воткнувшемся в неё «штыке» вращая бёдрами. Приподнялась на коленях и снова резко опустилась на член. Ещё. Ещё. Ещё...

Внутри пещерки было горячо и влажно. Димкин поршень скользил по трепещущим от его ласки стенкам, заполнял собой всю глубину, таранил головкой упругую матку. И каждый Димкин «удар» отзывался вскриком ведьмы.

— А-а-а...

— А-а-а...

— А-а-а...

Она всё увеличивала темп, крепко вцепившись в плечи парня. Димка, оставив груди, тоже обхватил ладонями её обнажённые плечи.

— А-а-а...

— А-а-а...

— А-а-а...

Распущенные волосы чародейки развевались за её спиной, словно плащ, мчащегося на коне во весь опор, всадника. Увенчанные тёмными точками сосков, мячики её грудей прыгали вверх-вниз, не успевая за хозяйкой.

— А-а-а...

— А-а-а...

— А-а-а-а!!!

Обхватывающие Димкин стержень стенки киски щедро оросили его горячим, пряным соком. Но чародейка не прекратила движений. Закрыв глаза, она продолжала равномерно раскачиваться на Димкином поршне. Лишь бёдра её вздрагивали в такт, выплёскивающимся в киску порциям сока. В пещерке начало хлюпать. Она была почти до краёв наполнена любовной влагой. И в этом волшебном озере купался, нырял и выныривал Димкин, стремящийся к финишу член.

Волшебница уже не кричала, а лишь тихо постанывала в ответ на проникновения парня. Её узенькие плечи вздрагивали в его ладонях. Чувствовалось, что второго извержения её «вулкана» долго ждать не придётся. Они «выстрелили» одновременно, вскрикивая и с силой устремляясь навстречу друг другу.

— О-о-о-о!

— А-а-а-а!

Пещерка колдуньи разом превратилась в настоящий грот, заполненный смесью мужского и женского соков. Головка стержня скользила внутри киски, почти не чувствуя стеночек. Оба партнёра, тяжело дыша, остановились. Ведьма открыла глаза и вновь склонилась к лицу парня. Её припухшие, влажные губы встретились с Димкиными. Густая волна роскошных волос накрыла обоих.

— Уходишь. — Тихо шепнула Димке волшебница. — А жаль.

Утомлённый ствол парня и в самом деле увядал, потихоньку выскальзывая из уютной ведьминой норки.

— И мне жаль. — Отозвался Димон. — Но ведь при хорошем обращении он снова расцветёт.

— За этим дело не станет. — Волшебница с тихим, чмокающим звуком съехала с Димкиного опускающегося стержня и нежно коснулась его рукой. — Только, может, сначала помоемся? А то в киске мокро, словно в моём болоте.

— Нет. — Димон скользнул ладонью меж её ножек, размазывая по створкам пещерки сочащуюся наружу влагу. — Я хочу, чтобы в тебе всё хлюпало, хочу тебя до краёв наполнить.

— Будь по твоему.

Чародейка, расстегнув застёжку, отбросила в сторону узкую кожаную полоску, оставшись абсолютно голой. Зажав киску ладонью, она склонилась над Димкиной игрушкой, мягко коснулась её губами и, наконец, впустила мокрый, блестящий от сока и спермы член себе в рот.

— М-м-м...

— М-м-м...

— М-м-м...

Чародейка, ритмично раскачиваясь, скользила губами по Димкиному стволу. Ловкие пальчики нежно дразнили яйца парня. Димон ладонью гладил упругую, округлую попку ведьмы, чувствуя, как «подвявший» стебель начинает потихоньку оживать и выпрямляться, всё больше заполняя собой, ласкающий его нежный ротик. Вот он уже перестал целиком помещаться во рту, напрягся и затвердел. Ведьма, продолжая дразнить головку кончиком языка, глянула на Димку.

— Ну... Заполняй меня.

Димка пристроился сзади стоящей на коленях чародейки. Готовый к бою ствол с ходу вошёл на всю длину.

— У-у-у-м-м-м... — Их голоса слились в один.

Димон, обхватив волшебницу за бёдра, раз за разом всаживал свой поршень в её влажную глубину. Чародейка, опустив голову на руки, вздрагивала от Димкиных толчков. Живот парня хлопал её по ягодицам. Внутри пещерки было мокро. Очень мокро. Чавкающие, хлюпающие звуки заглушали частое, тяжёлое дыхание обоих.

Член скользил внутри ведьминой киски, почти не чувствуя объятий её, исходящих соком, стеночек. Но не избалованному женскими ласками Димону это не мешало. Само сознание того, что он сейчас свободно распоряжается этим прекрасным, обнажённым женским телом, заставляя его вздрагивать в сладостной истоме; что эта гладкая, прижимающаяся к его животу, попка специально вздёрнута, чтобы Димкин «ключик» снова и снова открывал вход в, наполненную жемчужинами капель сладчайшего на свете сока, сокровищницу; что именно Димкин поршень, погружаясь с неповторимо влажным звуком в глубину сказочной пещерки, рождает в ней тот самый, готовый выплеснуться из «хранилища» рыжеволосой волшебницы фонтан наслаждения, возбуждало и подстёгивало парня не хуже самых плотных объятий самой узенькой, едва раскрытой «шкатулочки». Димон двигался быстро и размашисто.

— О-о-у-у-у-о...

Бёдра чародейки мелко задёргались в Димкиных ладонях.

— О-о-о...

— О-о-ох-х...

Видимо озеро в пещерке ведьмы стало ещё глубже, но Димон не остановился. Его поршень продолжал неутомимо работать, вызывая новые и новые «всхлипы» истекающей соком киски. Димка почувствовал, как по члену, стекая на яйца, медленно поползли густые, клейкие капельки. Наклонившись к ушку чародейки, он тихо шепнул:

— А ты переполнилась. Ты течёшь.

— Д-да-а. — Мурлыкнула та в ответ. — И я, кажется, вскоре ещё выплеснусь. Уж больно с искушением оглянуться. Ему очень хотелось увидеть провожающую его волшебницу, но ещё больше он боялся, обернувшись, уткнуться глазами в сплошную стену кустов. Наконец, не выдержав, он резко развернулся. В проходе, глядя ему вслед, стояли маленькая, одетая в серый плащ, женщина и, прижавшийся к её ногам, большой серый пёс. Димка отчаянно замахал рукой. Маленькая рыжеволосая фигурка помахала ему в ответ, а Серый коротко, но внушительно гавкнул.

— А Серый как же? — Вдруг вспомнил Димка. — Ему ведь не успеть за волшебным конём. Он что один теперь останется?

— Серый умеет появляться там, где и когда нужно. Он не отстанет. Не бойся. — Прозвучал в голове парня тихий ответ.

А затем проход, да и весь остров, мгновенно окутавшись необычной радужной пеленой, растворились, исчезли из Димкиных глаз. Словно и не было никогда ни маленькой рыжеволосой волшебницы, ни её верного пса, ни чудесного окна в мир единорогов. Одна только чёрная, слегка пружинящая под ногами, ведущая домой дорожка.

Через три дня Димка уезжал. Оксанку за всё это время он даже издали не видел, провалявшись дома с банальной, но оттого не менее жестокой простудой. Сказалась, видно, первая холодная ночь на болоте. Провожали его только бабка с Надеждой. Когда пассажиры, инстинктивно чувствуя приближение поезда, потянулись к краю платформы, на перрон, направляясь к Диме, вышла Оксана. Димка прошёл к ней навстречу. Остановившись перед парнем, девушка на мгновение потупила глаза, а потом порывисто и крепко обняла Димку.

— Спасибо за всё, что ты для меня сделал. — Тихо шепнула она и ещё тише, так что и Дима едва услыхал, добавила. — И за то, что НЕ сделал тоже спасибо.

— Забудь об этом. — Так же тихо отозвался Димка. — Считай, это был сон. Лучше почаще вспоминай единорога.

— О такой поездке не позабудешь! — Оксанка, преодолевая смущение, на миг замолчала, а потом лукаво улыбнулась. — Кстати, благодаря тебе у меня остался шанс ещё раз на нём покататься.

— Смотри, привыкнешь. — Стрельнул в девчонку насмешливым взглядом Димон.

Оба весело расхохотались, навсегда закрывая тему.

— Счастливо тебе, Дима. — Оксана протянула парню маленькую, узкую ладошку.

— И тебе счастливо. — Димка легонько сжал протянутую руку.

На маленьких станциях поезд не стоит долго. Егоровна как-то суетливо, торопясь, обняла внука, подтолкнула к вагону.

— Иди, Димушка. Не опоздать бы тебе.

Надежда потрепала, наклонившегося за сумкой, парня по нестриженной голове.

— Удачи, парень. Приезжай когда ещё. Может, снова в гости зайдёшь?

— Может. — Чуть поперхнувшись от сделанного при бабке намёка, улыбнулся в ответ Димка.

В вагоне было жарко. Помахав из-за плеча проводницы, медленно уплывающим назад провожатым, Димка прошёл в купе. Поздоровался с попутчиками, забросил наверх свою сумку и вышел в коридор. Почему-то было грустно. Встав у открытого окна, Димон выглянул наружу. Набирающий ход поезд уносил его прочь, оставляя позади и бабушку, и Надю, и Оксанку, и деревню, и всё, что случилось с ним этим летом.

— Привет. Можно с тобой рядом постоять, а то в купе так жарко? — Симпатичная, улыбчивая девушка, по виду ровесница, остановилась рядом с Димкой.

— Конечно. — Димка подвинулся, уступая место незнакомке. — Устраивайся.

Девчонка, приподнявшись на цыпочки, чуть не по пояс высунулась в окно, с удовольствием подставляя лицо встречному ветру. Светлые волосы взлетев, замелькали прямо перед лицом парня. Димка с удовольствием разглядывал открывшиеся загорелые, тоненькие плечи.

— Хорошо! — Надышавшись, девушка, продолжая висеть в окне, повернулась к Димке. — Тебя как зовут?

— Дима. — Чтобы девчонке было лучше слышно, Димка тоже высунулся в окно.

Теперь они стояли, прижавшись, плечо к плечу, а светлые пряди весело трепали Димкину щёку.

— А меня Марина. Ты в Питер возвращаешься, у родственников гостил?

— Ага. — Кивнул Димон. — У бабки.

— А я у дядьки была. В Каменской. Это ещё часа три отсюда. — Девчонка, видимо, была любительница поболтать, а, может, ей просто хотелось пообщаться с симпатичным парнем. — Значит, вместе поедем. А в Питере где живёшь?

— На Московской. Недалеко от фонтанов.

— Слушай, да мы соседи. — Неожиданно искренне обрадовалась девчонка, а затем лукаво взглянула на Димку — И не встречались. Может, теперь будем?

— Почему нет? — С не меньшим лукавством улыбнулся в ответ Димон, склоняясь к девушке так, что их лица почти соприкоснулись.

Маринка, неожиданно смутившись, скользнула обратно в вагон, быстрым движением поправляя сбитые ветром тоненькие лямочки лёгкого, короткого сарафанчика. Всё же Димкин мимолётный взгляд успел уловить причину её внезапного смущения. Две приятные выпуклости под тонкой голубенькой тканью были по случаю духоты освобождены от нижнего белья и стали доступны неосторожному Димкиному взору. Оказавшись в вагоне, девушка, чуть покраснев, повернулась спиной к шалуну ветру.

— Заходи к нам купе поболтать. Я с двумя подружками еду. Правда, там ещё дед один, но он всё время в тамбур курить ходит. — Она, старалась держаться, как ни в чём ни бывало, хотя выходило не очень успешно. — Придёшь?

— Приду, конечно. — Настроение Димки стремительно повышалось. — Ты в каком купе?

— В седьмом. Ну, до встречи.

Кивнув Димону, Марина, пошлёпала по коридору. Заглядевшись на её стройные, загорелые ножки, Димка не рассчитал момент, когда она, остановившись, обернётся, и его, торопливо вскинутый взгляд, столкнулся с её смеющимися глазами. Настала очередь Димки краснеть. Впрочем, лёгкий румянец снова вспыхнул и на щеках девушки. Секунду они, не зная, что предпринять, глазели друг на друга, наконец, Димон, не выдержав, прыснул. Маринка, глядя на него, улыбнулась, а потом расхохоталась по настоящему и, махнув рукой, скользнула за дверь. От её смеха, словно солнечные зайчики разбежались и запрыгали по вагону.

— Чудеса. — Восхищенно покачал головой Димка и повернулся к окну.

Показалось ему или действительно промелькнул, на фоне тёмной полосы леса, силуэт, летящей во весь опор на белом коне, маленькой, рыжеволосой волшебницы...