Произведено в компании с автором Селестина.
Мы с женой, можно сказать, счастливые люди. Считай, всё у нас для этого есть: квартира, работа, куча друзей и приятелей, нормальные заботливые родичи. Машины, правда, нету. Да, и на хрена она нужна, если никто ездить не умеет? А если и купишь, торчать потом всю жизнь в пробках и нервничать? Не, мы уж лучше на маршрутке.
Но главное не это, главное — любовь. И не просто любовь, а ЛЮБОВЬ с больших буков. Зовут мою любовь Нинкой, работает она дворником в нашем дворе. Иной раз выйду из подъезда и залюбуюсь, как она важно похаживает по асфальту, покачивая пышными формами, и метёлкой ширк-ширк, ширк-ширк, что глаз не оторвать. Так засмотрюсь, что всё на свете забываю, а забывать нельзя — я же, тоже, на работе. Работаю я в нашем же жил. кооперативе сантехником. Фильм «Афоня» видали? Так, это почти про меня. Только Афоня холостяк, а у меня есть Нинка, моя красотуля. Работа у Нинки, конечно, ответственная, но у меня посерьёзнее будет, потому как, без воды и тепла это уже не жизнь, а мучение. Где там какой клапан-дроссель люфтит и ничего не сопрягается, зазор с натягом не стыкуется или, скажем, труба не только не турбулирует, но и не ламинирует даже, все идут ко мне.
А я всегда готов, я — пожалуйста, потому что не злоупотребляю. Вот, говорят: «Мне и так хорошо, надо мною не каплет», а чего тут хорошего? Сколько человек может без мытья прожить: неделю, две? А потом всё чесаться начнёт. Нет, дай вам бог, чтобы над вами всегда капало, шипело и похрюкивало. И, вообще, я люблю, чтобы на работе у меня был порядок. Это, наверное, меня Нинка заразила: она такая чистюля и аккуратистка — не приведи господь. Инструмент у неё в кладовке расставлен ровненько и по ранжиру, как на параде. Тут и я приложил свою руку: стеллажик соорудил и пирамидку для хранения инструмента и прочей мелочи, все лопаты плотно насадил, заклепал и притянул, черенки шкуркой зашлифовал и покрасил. Потому, что любовь это вам не хухры-мухры, я для Нинки на всё, что угодно, готов.
Вот, бывает, встанет она с утра пораньше, свой синий халат отутюжит, прицепит бейджик «Нина Комарова, дворник», ну, цаца и цаца, как будто на приём к Путину собралась. У неё и дома всё чин-чинарём: все помыто-почищено и по своим местам разложено. Но вы не думайте, что она только работает, чистит да скоблит. Баба она весёлая и заводная, бывает, ночью такое отчебучит, что ого-го! Вот, хотя бы прошлой ночью, захожу я в спальню, а она уже начинает представление. Включила какую-то музыку и, в темпе вальса, расстёгивает халат, медленно снимает его, подцепляет пальцем, как вешалкой, покручивает несколько раз и кидает на стул. Затем, небрежно так расстёгивает лифчик, снимает, тоже крутит вокруг пальца и швыряет туда же. После запускает два мизинчика под резинку трусов, вжимает живот и водит пальцами по кругу вправо-влево, вправо-влево и резким движением спускает трусы до колен. Затем начинаются выгибания и вращения тазом до полного спадывания трусов на пол. И тут же Нинка подцепляет их пальчиком ноги и закидывает на стул, после чего в ритме музыки взбирается на кровать и становится на корточки.
При этом, спина по-кошачьи выгнута, а попка оттопырена в мою сторону и призывно поглядывает единственным глазом, а ротик, что ниже этого глаза, растянулся в ухмылке и показывает кончик языка. Рыхлые ляжки мелко подрагивают в предвкушении восторга, а дыни плавно раскачиваются между рук, как тяжёлые маятники, как бы, намекая, что отсчёт времени пошёл. Мой десятисантиметровый богатырь и так уже колом стоял, а теперь и вовсе готов штаны порвать. Не мешкая, быстро скидываю штаны с трусами, запрыгиваю на кровать и загоняю своего красавчика в этот наглый ротик: сейчас я оставлю о себе неизгладимое впечатление, сейчас ты у меня покрутишься! И до глазика дойдёт дело. Мой богатырь, хоть и больше похож на гнома, зато стойкий — ого-го, так просто его не укатаешь. Уж, помусолил я Нинку внутри, как мог: тёрся о верхнюю стенку, о нижнюю, крутил-вертел по кругу, быстро-быстро прыгал, как кролик, медленно водил — в общем, всё перепробовал. Моя благоверная сначала громко сопела, затем, запыхтела и заохала, а после, и вовсе, стала подвывать. Ну, думаю, раскочегарил добре, теперь можно переходить к запасному варианту. Выдавливаю из тюбика крем и, не отрываясь от производства, начинаю его втирать пальцем в глазок и разрабатывать его на длину пальца.
— Готовься, Нинка, делаю манёвр, перехожу этажом выше, — и загоняю туда своего богатыря. Тут уже спешить не нужно, тут я двигаюсь плавно, для своего удовольствия, чтобы закончить и оставить здесь своё впечатление. Фуф-ф, всё... Падаю в изнеможении на кровать, а Нинка — рядом.
Через некоторое время поворачивает эта хитрюга ко мне лицо и с загадочным видом говорит: «Коля, что-то у нас с тобой всё как-то просто проходит, ни какой романтики. Я, вот, слышала, что люди в спальне всякие эротические игры проводят, а чем мы хуже?»
— Это какие игры, и где ты такое услышала, в нашей конторе, что-ли?
— Вот, не скажу, где. А игры разные бывают, например, я о такой слышала: «Депутатская ёлка» называется. Слушай. Я буду этой самой ёлкой, а ты народом. Я надеваю зелёную блузку, зелёный пояс и коричневые чулки, а на голову шапочку со звездой. Волосы на лобке украшаются мелкими стекляшками и дождинками. Ёлка, то есть я, становится на табурет и произносит:
Уважаемый народ,
Наступает Новый год.
Пожеланий хоровод?
Открывайте шире рот!
Чудо ёлка перед вами
С ярко красными губами,
В волосах блестят дождинки,
Капюшон посерединке.
Кто расскажет ей стишок,
Тот полижет петушок,
А кто песенку споёт,
Поцелует ёлкин вход!
Ты поёшь и рассказываешь, целуешь и лижешь. После этого ты, то есть народ, спрашиваешь: «А где же подарки, когда вручать будут?» А ёлка поворачивается к народу задом и произносит:
Праздник кончился и вот,
Уважаемый народ,
Время будней настаёт,
Где всё задом на перёд.
Раскатали вы губу
На красивую етьбу:
Поцелуйте задний вход,
И так будет целый год.
Ты подходишь и целуешь. Ну как, нравится игра?
— Ни хрена не нравится. Пусть, кто эту игру придумал и затеял, в зад и целует. Мы в нашей стране в такую игру уже который год играем, так ещё и в праздник? Ну, уж, нет. Давай какую-нибудь сказочную игру, без всяких там депутатов.
Нинка по началу было надулась, а потом поворачивается и говорит: «Ладно, в сказку, так в сказку. Но, только завтра, мне ещё подготовиться нужно». Можно и завтра, куда спешить?
День прошёл, прихожу домой, а Нинка, вся такая загадочная, что-то там копается, строчит на машинке и помалкивает: типа, сюрприз. Наконец, после ужина раскололась: «Играем в Красную шапочку. Я из твоей старой шотландки себе короткую юбочку сшила, а ещё приготовила красную шапку, шарфик и рукавицы. А на ноги красные гольфы до колен и красные тапки, в руках корзинка — в общем, сам увидишь. А твой наряд совсем простой: черные плавки и сверху шуба наизнанку. И вот тебе большие игрушечные очки, наденешь, когда будешь бабушкой. Игра простая: встречаешь меня в коридоре, придумываешь, что хочешь, и направляешь по длинной дороге вокруг ёлки, а сам бежишь в спальню, ныряешь голый под одеяло, надеваешь очки и ждёшь меня. В общем, играем, как в сказке».
Ну, ладно, вывернул я шубу, надел и стою в проходе, жду Красную шапочку. Тут и Нинка выплывает из кухни, напевает и помахивает корзинкой. А на ней надето только то, что она назвала, и больше ни фига. И титьки её здоровенные при ходьбе раскачиваются не хуже корзинки. Мой богатырь тут же взял под козырёк, норовя встать во фрунт. Блин, интересно, а под юбкой тоже ничего нету? Я закашлялся и согнулся, как при болях в спине: «Это кто тут такая аппетитненькая и весёленькая разгуливает в одиночку и мешает отдыхать старому волку?» — а сам втихаря поднимаю край юбки, пытаясь заглянуть под подол. Нинка мой манёвр сразу просекла и хлоп меня по руке: «Нечего тут старым и больным волкам заглядывать под юбки невинным девочкам. А зовут меня Красная шапочка, и несу я пирожки моей бабушке. Только я заблудилась, не подскажете дорогу?
— Чего ж не подсказать, подскажу: обойди вокруг этого красивого дерева, потом всё прямо и прямо, там и увидишь домик бабушки.
— Спасибо, серый волк, — сказала Красная шапочка и пошла в сторону ёлки. Я же понёсся в спальню, разделся, лёг в постель и нацепил очки. Тут и Красная шапочка подошла.
— Бабушка-бабушка, зачем тебе такие большие очки?
— Чтобы лучше видеть тебя, внученька.
— Бабушка-бабушка, зачем тебе такие большие губы?
— Чтобы крепче целовать тебя, внученька.
— Бабушка-бабушка, а что это у тебя возвышается между ног? — и погладила через одеяло мой бугор.
— А это, внученька, хоботок, чтобы лучше почувствовать тебя. Пальцы-то совсем не слушаются. Что-то, внученька, я тебя и вижу плохо, хоть и в очках. Сядь к моим глазам поближе прямо на грудь, рассмотрю тебя хорошенько, наверно, уже выросла большая-пребольшая.
Пока внучка усаживалась мне на грудь, я резко задрал подол юбочки, а там голая кунка поблёскивает влагой и, как всегда, ухмыляется.
— Ох, какая большая выросла и какая красивая, — сказал я, разглядывая губы под юбкой, и тут же впился в них поцелуем и стал вылизывать клитор и губы, не забывая наведываться языком и во внутрь этого сокровища. Слышу, внучка моя стала ёрзать и подёргиваться.
— Внученька, тебе, наверное, тяжело сидеть на моей костлявой груди? Сядь пониже да к хоботку поближе, хочу узнать, такая же ты красивая и сладкая на ощупь, как и на вид?
Внучка сдвинулась вниз, поёрзала попой, пока не захватила в плен мой отросток: «Ну, как, бабушка, внутри я такая же красивая, ты там уже все рассмотрела?
— Ой, красивая, внученька, настоящий персик, хоть я ещё и не всё увидела. Бабушка медлительная, ей нужно побольше времени, чтобы всё как следует прочувствовать. Ты не спеши внученька, а поёрзай как следует на хоботке. А чтобы бабушка не заскучала, спой ей весёлую песенку. И внучка запела:
Я на бабушке скакала,
Баба прелесть, ей всё мало.
Досчитаю до пятьсот,
Развернусь наоборот.
Я на бабушке скачу,
Скоро, точно, улечу.
Шустро прыгаю, сную,
Хоботок внутри жую.
— Молодец, внученька, хорошо поёшь и весело прыгаешь. бушке так захорошело, что захотелось тряхнуть стариной, вспомнить молодость и самой сбацать частушки:
Вот, тогда меня подпустит
Милая капризная,
Когда вырастет на пузе
Волосинка рыжая.
Ты чеши-чеши-чеши,
У тебя четыре вши.
На загривке — пятая,
Заебла проклятая!
— Бабушка, что ты такое поёшь? Ужас какой-то. А ты других частушек не знаешь?
— Знаю, внученька, много знаю, но они ещё красочнее, так что, больше петь не буду. Лучше послушаю внучкины охи-ахи и причмокивания на отростке...
В этот вечер мы так сказочно разыгрались, что пришлось сделать две передышки и два продолжения сказки. После этого я заснул мертвецким сном, но и там мне не было покоя. Всю ночь за мной гонялись полуголые красные девицы и кричали: «И мы хотим сказочный хоботок, и мы хотим попрыгать!»
— Нет, — подумал я утром, — если играть в такие игры, то не очень часто.
ЧАСТЬ-2. РОЖДЕСТВО.
Сегодня Нинка заскочила радостная и возбуждённая.
— Коль, позвонила мама и зовёт в гости на Рождество, поехали, а? Всё равно же выходные.
— А что, я не против, поехали. Мы у них в гостях уже давно не были.
Родители у Нинки ещё бодрые старики, кое в чём и нас с Нинкой за пояс заткнуть могут. Добираться до них совсем не сложно: с автовокзала три часа на рейсовом автобусе — и на месте. Село у них не очень большое, но крепкое и, не в пример другим, хорошо сохранившееся. Да, и двор у тестя добротный: с сараем, баней, дровняком.
Приехали мы после обеда, накануне Рождества. Вижу по лицам, обрадовались старики нам здорово, засуетились. Тёща с Нинкой принялись за стряпню, а меня тесть потянул баню топить. Мы, говорит, не стали париться, всё вас ждали. Ну, теперь оторвёмся! Затопили мы печь, водой баки заполнили, дров побольше принесли и пошли в дом. Там нас тёща и огорошила: «А что, мужики, пошли ночью колядовать? Давно у нас ряженые не ходили, давайте пример покажем всем соседям?
— Давайте, — сразу согласился тесть, — тулупов у нас хватает, есть во что вырядиться. Часов в одиннадцать пойдём, за полчаса всех соседей обойдём, поздравим, а потом в баню. Так и порешили. Часиков в восемь слегка поужинали, выпили по стопарику за рождение звезды, приготовили ночные наряды и сели смотреть концерт. Ближе к полуночи стали наряжаться в валенки, вывернутые шубы и шапки с приделанными рогами. Лица разукрасили чёрной и красной краской, деду вручили палку со звездой и разучили совместно пару колядок:
Коляда-коляда,
Козловая борода.
В Рождество и старый год
Ходит ряженый народ.
Пришла коляда,
Будет радость, не беда.
Хозяин да хозяйка
Двери отворяй-ка,
Радость в дом к себе впусти,
Пирогом нас угости.
Ты налей нам первача,
Ты отрежь нам калача-
Будет полный дом добра.
Веселитесь до утра:
Гостям наливайте,
Бога прославляйте!
Ну и навели мы шороху на сонной улице: кто ещё сидел выпивал, а кто уже отдыхал — всех переполошили. По полу топаем, приплясываем, колядки поём, а тесть ещё посохом стучит. Повеселились от души. Гостинцев нам насовали полную сумку, а Тимофей, сосед, бутыль первача сунул, точно, как пелось в колядке.
После колядок дома разобрали подношения, пожертвованные соседями. Особый восторг у тестя вызвала бутыль самогона.
— Это же надо! — восхищался он, — тут тебе и выпить и закусить!
— Да... — скромно поддакивал я, — весело получилось.
— Эй, женушка! — провозгласил он, — давай пироги, сразу и отметим.
Теща, зыркнув на него, выставила пироги и стаканы. Прозрачная жидкость весело булькала, разливаемая в них. Остограмились. Потом женщины засобирались в баню, а мы притормозили.
Хорошо встречать праздник в кругу семьи. Тёща — дородная женщина, со временем моя Нинка стала всё больше походить на неё. Со спины так и вовсе... Поставь рядом и не отличишь! Деревенский труд на свежем воздухе благотворно влияет на организм. Мы вон, днём побросали снег лопатами и положительный заряд на весь день. Я-то к спиртному не очень охочь, но положение мужика обязывает, надо с тестем посидеть, мужские дела обсудить, а у него на сухую разговор не клеится...
Сидим, обсуждаем виды на урожай, а он по второй разлил. Нет, думаю, перед баней много нельзя.
— Хватит, — говорю, выпив очередную рюмку, — пойду-ка я в помещение, куда и цари пешком ходили.
— Давай. Только не застуди там мужское богатство, холодно на дворе! — и смеётся, — а я ещё одну и, немного погодя, буду собираться в баню.
Вышел. Вдохнул свежего воздуха и прогулялся до помещения. Сделал дело, и вышел. Гляжу дверь в бане открылась и тёща выскочила на улицу почти голяком, опрометью бросившись в дом. Ну я не будь дурак шмыг к бане, когда ещё с Нинком придется в таком месте полюбиться. Баня у тестя славная: сени, теплый просторный предбанник, а моечная с парилкой вся липой отделана, и лавки широкие. Смотрю, вещи наших женщин висят, видать теща грязное одевать не захотела вот и шлындает в одной сорочке. Тихохонько так заглядываю в моечную, а там милая моя приборку ведет. Ну, что за прелесть, и здесь свою хозяйственность показывает. Вокруг попки полотенце накручено, а сиськи так и покачиваются впотьмах, блистая своей белизной.
— Эх... — думаю, — а что же тестюшка лампочку-то поярче не вкрутил?!
Недолго думая, раздеваюсь, кто же в мойку в одежде ходит, и туда! А мой гномик уже готов, как юный пионер. Он всегда моей милой рад. Тихо подкрадываюсь сзади, а Нинка, словно играя, нагибается, встав коленями на лавку. Видать, уронила что-то. Ну, полотенце, разумеется, задралось и ротик-то весь на виду! Так и подманивает, а попка этак покачивается из стороны в сторону да чуть вверх — вниз. Похоже, узрела меня и играется.
— Ладно! — думаю, подхожу и по голым ляхам ласково ладошкой — шлёп.
— Ой! — слышу я, и Нинка как-то вниз перевесилась вся.
— Ясно дело, — понимаю я, — вон я вся готовая, что ты меня там мацаешь?
Ну, и вгоняю ей по... Сами понимаете, куда и сколько. А она в ответ:
— Ой... — типа, одобряет.
Она мастерица у меня в языке тела. В этом деле любого переспорит и заговорит. Ну, я и заходил, задвигался. Засопела моя радость, да так, что богатырь мой сам себя перещеголял!
— Понятное дело, свежий воздух, а тут ещё и берёзовым веником с кваском тянет, — думаю я, но вслух ни-ни — играю.
Всё круче Нинку обхаживаю, а она уже пыхтит, охает, вот-вот выть начнет. А глазок-то передо мной маячит, подманивает. Смотрю, а рядом на полочке тюбик с кремом лежит. Вот, предусмотрительная, не женщина, а мечта. Быстро набираю крем на пальчик и втираю его в анус. А Нинка вдруг попкой закрутила, как пропеллером. И где научилась, раньше такого не выделывала.
— Всё, Нинка, готовься, перехожу на «запасной аэродром»!
Слышу, пищит, задергалась.
— Радуется, — понимаю я.
Меняю дислокацию и вперед. Гном гномом, но тут входит слишком плотно, я аж удивился. Но, что поделать, видать поза такая. Не торопясь, двигаюсь туда — сюда. Хорошо! Слышу, бухтит! Наверное, хвалит! А я и рад стараться, удовольствие тяну. Но всему есть конец:
— Сейчас заканчиваю, — восторженно докладываю я, — фуф-ф, готово! — ласково шлёпаю по голым булочкам. Отстраняюсь и предлагаю: «встать помочь?»
Она удовлетворенно вздыхает и сама поднимается, поворачиваясь ко мне лицом.
Это ты, зятёк, тут безобразничаешь? Хорош, нечего сказать, не зря тебя Нинка-то хвалит!
Вот это да! Я аж на пол шлёпнуся от удивления. Так, это тёща!
— А где же Нина? — глупо спрашиваю я.
— Тебя пошла искать, попариться вместе захотела. А я моечную прибирала, слышу, дед сзади пристраивается. Думаю, это когда он успел столько на грудь принять, что так расхрабрился? Но молчу, чтобы его задор не вспугнуть раньше срока. А когда безобразие началось, стало в меня сомнение закрадываться, головой кручу, а ничего в полумраке не разгляжу. А как твой голос услышала, так всё в голове и прояснилось. Ну, и здоров же ты, всё у бабки расшурудил, — и залилась звонким смехом. А глядя на неё, и я рассмеялся. Сидим и хохочем, как два дурака.
— Вот, это над нами лукавый подшутил, так подшутил! Ладно, на, тебе свежий веник, распаривай, а я пойду одеваться и сразу — домой, шугну до тебя Нину и у деда бутыль отберу: как домоетесь, достану.
— Да, — покачал я головой, — а ведь, Рождество только начинается...
Коляда-коляда,
Черти шутят, как всегда.
Хочешь сунуть, ёш мой клёш,
Погляди, кому суёшь!
Мы с женой, можно сказать, счастливые люди. Считай, всё у нас для этого есть: квартира, работа, куча друзей и приятелей, нормальные заботливые родичи. Машины, правда, нету. Да, и на хрена она нужна, если никто ездить не умеет? А если и купишь, торчать потом всю жизнь в пробках и нервничать? Не, мы уж лучше на маршрутке.
Но главное не это, главное — любовь. И не просто любовь, а ЛЮБОВЬ с больших буков. Зовут мою любовь Нинкой, работает она дворником в нашем дворе. Иной раз выйду из подъезда и залюбуюсь, как она важно похаживает по асфальту, покачивая пышными формами, и метёлкой ширк-ширк, ширк-ширк, что глаз не оторвать. Так засмотрюсь, что всё на свете забываю, а забывать нельзя — я же, тоже, на работе. Работаю я в нашем же жил. кооперативе сантехником. Фильм «Афоня» видали? Так, это почти про меня. Только Афоня холостяк, а у меня есть Нинка, моя красотуля. Работа у Нинки, конечно, ответственная, но у меня посерьёзнее будет, потому как, без воды и тепла это уже не жизнь, а мучение. Где там какой клапан-дроссель люфтит и ничего не сопрягается, зазор с натягом не стыкуется или, скажем, труба не только не турбулирует, но и не ламинирует даже, все идут ко мне.
А я всегда готов, я — пожалуйста, потому что не злоупотребляю. Вот, говорят: «Мне и так хорошо, надо мною не каплет», а чего тут хорошего? Сколько человек может без мытья прожить: неделю, две? А потом всё чесаться начнёт. Нет, дай вам бог, чтобы над вами всегда капало, шипело и похрюкивало. И, вообще, я люблю, чтобы на работе у меня был порядок. Это, наверное, меня Нинка заразила: она такая чистюля и аккуратистка — не приведи господь. Инструмент у неё в кладовке расставлен ровненько и по ранжиру, как на параде. Тут и я приложил свою руку: стеллажик соорудил и пирамидку для хранения инструмента и прочей мелочи, все лопаты плотно насадил, заклепал и притянул, черенки шкуркой зашлифовал и покрасил. Потому, что любовь это вам не хухры-мухры, я для Нинки на всё, что угодно, готов.
Вот, бывает, встанет она с утра пораньше, свой синий халат отутюжит, прицепит бейджик «Нина Комарова, дворник», ну, цаца и цаца, как будто на приём к Путину собралась. У неё и дома всё чин-чинарём: все помыто-почищено и по своим местам разложено. Но вы не думайте, что она только работает, чистит да скоблит. Баба она весёлая и заводная, бывает, ночью такое отчебучит, что ого-го! Вот, хотя бы прошлой ночью, захожу я в спальню, а она уже начинает представление. Включила какую-то музыку и, в темпе вальса, расстёгивает халат, медленно снимает его, подцепляет пальцем, как вешалкой, покручивает несколько раз и кидает на стул. Затем, небрежно так расстёгивает лифчик, снимает, тоже крутит вокруг пальца и швыряет туда же. После запускает два мизинчика под резинку трусов, вжимает живот и водит пальцами по кругу вправо-влево, вправо-влево и резким движением спускает трусы до колен. Затем начинаются выгибания и вращения тазом до полного спадывания трусов на пол. И тут же Нинка подцепляет их пальчиком ноги и закидывает на стул, после чего в ритме музыки взбирается на кровать и становится на корточки.
При этом, спина по-кошачьи выгнута, а попка оттопырена в мою сторону и призывно поглядывает единственным глазом, а ротик, что ниже этого глаза, растянулся в ухмылке и показывает кончик языка. Рыхлые ляжки мелко подрагивают в предвкушении восторга, а дыни плавно раскачиваются между рук, как тяжёлые маятники, как бы, намекая, что отсчёт времени пошёл. Мой десятисантиметровый богатырь и так уже колом стоял, а теперь и вовсе готов штаны порвать. Не мешкая, быстро скидываю штаны с трусами, запрыгиваю на кровать и загоняю своего красавчика в этот наглый ротик: сейчас я оставлю о себе неизгладимое впечатление, сейчас ты у меня покрутишься! И до глазика дойдёт дело. Мой богатырь, хоть и больше похож на гнома, зато стойкий — ого-го, так просто его не укатаешь. Уж, помусолил я Нинку внутри, как мог: тёрся о верхнюю стенку, о нижнюю, крутил-вертел по кругу, быстро-быстро прыгал, как кролик, медленно водил — в общем, всё перепробовал. Моя благоверная сначала громко сопела, затем, запыхтела и заохала, а после, и вовсе, стала подвывать. Ну, думаю, раскочегарил добре, теперь можно переходить к запасному варианту. Выдавливаю из тюбика крем и, не отрываясь от производства, начинаю его втирать пальцем в глазок и разрабатывать его на длину пальца.
— Готовься, Нинка, делаю манёвр, перехожу этажом выше, — и загоняю туда своего богатыря. Тут уже спешить не нужно, тут я двигаюсь плавно, для своего удовольствия, чтобы закончить и оставить здесь своё впечатление. Фуф-ф, всё... Падаю в изнеможении на кровать, а Нинка — рядом.
Через некоторое время поворачивает эта хитрюга ко мне лицо и с загадочным видом говорит: «Коля, что-то у нас с тобой всё как-то просто проходит, ни какой романтики. Я, вот, слышала, что люди в спальне всякие эротические игры проводят, а чем мы хуже?»
— Это какие игры, и где ты такое услышала, в нашей конторе, что-ли?
— Вот, не скажу, где. А игры разные бывают, например, я о такой слышала: «Депутатская ёлка» называется. Слушай. Я буду этой самой ёлкой, а ты народом. Я надеваю зелёную блузку, зелёный пояс и коричневые чулки, а на голову шапочку со звездой. Волосы на лобке украшаются мелкими стекляшками и дождинками. Ёлка, то есть я, становится на табурет и произносит:
Уважаемый народ,
Наступает Новый год.
Пожеланий хоровод?
Открывайте шире рот!
Чудо ёлка перед вами
С ярко красными губами,
В волосах блестят дождинки,
Капюшон посерединке.
Кто расскажет ей стишок,
Тот полижет петушок,
А кто песенку споёт,
Поцелует ёлкин вход!
Ты поёшь и рассказываешь, целуешь и лижешь. После этого ты, то есть народ, спрашиваешь: «А где же подарки, когда вручать будут?» А ёлка поворачивается к народу задом и произносит:
Праздник кончился и вот,
Уважаемый народ,
Время будней настаёт,
Где всё задом на перёд.
Раскатали вы губу
На красивую етьбу:
Поцелуйте задний вход,
И так будет целый год.
Ты подходишь и целуешь. Ну как, нравится игра?
— Ни хрена не нравится. Пусть, кто эту игру придумал и затеял, в зад и целует. Мы в нашей стране в такую игру уже который год играем, так ещё и в праздник? Ну, уж, нет. Давай какую-нибудь сказочную игру, без всяких там депутатов.
Нинка по началу было надулась, а потом поворачивается и говорит: «Ладно, в сказку, так в сказку. Но, только завтра, мне ещё подготовиться нужно». Можно и завтра, куда спешить?
День прошёл, прихожу домой, а Нинка, вся такая загадочная, что-то там копается, строчит на машинке и помалкивает: типа, сюрприз. Наконец, после ужина раскололась: «Играем в Красную шапочку. Я из твоей старой шотландки себе короткую юбочку сшила, а ещё приготовила красную шапку, шарфик и рукавицы. А на ноги красные гольфы до колен и красные тапки, в руках корзинка — в общем, сам увидишь. А твой наряд совсем простой: черные плавки и сверху шуба наизнанку. И вот тебе большие игрушечные очки, наденешь, когда будешь бабушкой. Игра простая: встречаешь меня в коридоре, придумываешь, что хочешь, и направляешь по длинной дороге вокруг ёлки, а сам бежишь в спальню, ныряешь голый под одеяло, надеваешь очки и ждёшь меня. В общем, играем, как в сказке».
Ну, ладно, вывернул я шубу, надел и стою в проходе, жду Красную шапочку. Тут и Нинка выплывает из кухни, напевает и помахивает корзинкой. А на ней надето только то, что она назвала, и больше ни фига. И титьки её здоровенные при ходьбе раскачиваются не хуже корзинки. Мой богатырь тут же взял под козырёк, норовя встать во фрунт. Блин, интересно, а под юбкой тоже ничего нету? Я закашлялся и согнулся, как при болях в спине: «Это кто тут такая аппетитненькая и весёленькая разгуливает в одиночку и мешает отдыхать старому волку?» — а сам втихаря поднимаю край юбки, пытаясь заглянуть под подол. Нинка мой манёвр сразу просекла и хлоп меня по руке: «Нечего тут старым и больным волкам заглядывать под юбки невинным девочкам. А зовут меня Красная шапочка, и несу я пирожки моей бабушке. Только я заблудилась, не подскажете дорогу?
— Чего ж не подсказать, подскажу: обойди вокруг этого красивого дерева, потом всё прямо и прямо, там и увидишь домик бабушки.
— Спасибо, серый волк, — сказала Красная шапочка и пошла в сторону ёлки. Я же понёсся в спальню, разделся, лёг в постель и нацепил очки. Тут и Красная шапочка подошла.
— Бабушка-бабушка, зачем тебе такие большие очки?
— Чтобы лучше видеть тебя, внученька.
— Бабушка-бабушка, зачем тебе такие большие губы?
— Чтобы крепче целовать тебя, внученька.
— Бабушка-бабушка, а что это у тебя возвышается между ног? — и погладила через одеяло мой бугор.
— А это, внученька, хоботок, чтобы лучше почувствовать тебя. Пальцы-то совсем не слушаются. Что-то, внученька, я тебя и вижу плохо, хоть и в очках. Сядь к моим глазам поближе прямо на грудь, рассмотрю тебя хорошенько, наверно, уже выросла большая-пребольшая.
Пока внучка усаживалась мне на грудь, я резко задрал подол юбочки, а там голая кунка поблёскивает влагой и, как всегда, ухмыляется.
— Ох, какая большая выросла и какая красивая, — сказал я, разглядывая губы под юбкой, и тут же впился в них поцелуем и стал вылизывать клитор и губы, не забывая наведываться языком и во внутрь этого сокровища. Слышу, внучка моя стала ёрзать и подёргиваться.
— Внученька, тебе, наверное, тяжело сидеть на моей костлявой груди? Сядь пониже да к хоботку поближе, хочу узнать, такая же ты красивая и сладкая на ощупь, как и на вид?
Внучка сдвинулась вниз, поёрзала попой, пока не захватила в плен мой отросток: «Ну, как, бабушка, внутри я такая же красивая, ты там уже все рассмотрела?
— Ой, красивая, внученька, настоящий персик, хоть я ещё и не всё увидела. Бабушка медлительная, ей нужно побольше времени, чтобы всё как следует прочувствовать. Ты не спеши внученька, а поёрзай как следует на хоботке. А чтобы бабушка не заскучала, спой ей весёлую песенку. И внучка запела:
Я на бабушке скакала,
Баба прелесть, ей всё мало.
Досчитаю до пятьсот,
Развернусь наоборот.
Я на бабушке скачу,
Скоро, точно, улечу.
Шустро прыгаю, сную,
Хоботок внутри жую.
— Молодец, внученька, хорошо поёшь и весело прыгаешь. бушке так захорошело, что захотелось тряхнуть стариной, вспомнить молодость и самой сбацать частушки:
Вот, тогда меня подпустит
Милая капризная,
Когда вырастет на пузе
Волосинка рыжая.
Ты чеши-чеши-чеши,
У тебя четыре вши.
На загривке — пятая,
Заебла проклятая!
— Бабушка, что ты такое поёшь? Ужас какой-то. А ты других частушек не знаешь?
— Знаю, внученька, много знаю, но они ещё красочнее, так что, больше петь не буду. Лучше послушаю внучкины охи-ахи и причмокивания на отростке...
В этот вечер мы так сказочно разыгрались, что пришлось сделать две передышки и два продолжения сказки. После этого я заснул мертвецким сном, но и там мне не было покоя. Всю ночь за мной гонялись полуголые красные девицы и кричали: «И мы хотим сказочный хоботок, и мы хотим попрыгать!»
— Нет, — подумал я утром, — если играть в такие игры, то не очень часто.
ЧАСТЬ-2. РОЖДЕСТВО.
Сегодня Нинка заскочила радостная и возбуждённая.
— Коль, позвонила мама и зовёт в гости на Рождество, поехали, а? Всё равно же выходные.
— А что, я не против, поехали. Мы у них в гостях уже давно не были.
Родители у Нинки ещё бодрые старики, кое в чём и нас с Нинкой за пояс заткнуть могут. Добираться до них совсем не сложно: с автовокзала три часа на рейсовом автобусе — и на месте. Село у них не очень большое, но крепкое и, не в пример другим, хорошо сохранившееся. Да, и двор у тестя добротный: с сараем, баней, дровняком.
Приехали мы после обеда, накануне Рождества. Вижу по лицам, обрадовались старики нам здорово, засуетились. Тёща с Нинкой принялись за стряпню, а меня тесть потянул баню топить. Мы, говорит, не стали париться, всё вас ждали. Ну, теперь оторвёмся! Затопили мы печь, водой баки заполнили, дров побольше принесли и пошли в дом. Там нас тёща и огорошила: «А что, мужики, пошли ночью колядовать? Давно у нас ряженые не ходили, давайте пример покажем всем соседям?
— Давайте, — сразу согласился тесть, — тулупов у нас хватает, есть во что вырядиться. Часов в одиннадцать пойдём, за полчаса всех соседей обойдём, поздравим, а потом в баню. Так и порешили. Часиков в восемь слегка поужинали, выпили по стопарику за рождение звезды, приготовили ночные наряды и сели смотреть концерт. Ближе к полуночи стали наряжаться в валенки, вывернутые шубы и шапки с приделанными рогами. Лица разукрасили чёрной и красной краской, деду вручили палку со звездой и разучили совместно пару колядок:
Коляда-коляда,
Козловая борода.
В Рождество и старый год
Ходит ряженый народ.
Пришла коляда,
Будет радость, не беда.
Хозяин да хозяйка
Двери отворяй-ка,
Радость в дом к себе впусти,
Пирогом нас угости.
Ты налей нам первача,
Ты отрежь нам калача-
Будет полный дом добра.
Веселитесь до утра:
Гостям наливайте,
Бога прославляйте!
Ну и навели мы шороху на сонной улице: кто ещё сидел выпивал, а кто уже отдыхал — всех переполошили. По полу топаем, приплясываем, колядки поём, а тесть ещё посохом стучит. Повеселились от души. Гостинцев нам насовали полную сумку, а Тимофей, сосед, бутыль первача сунул, точно, как пелось в колядке.
После колядок дома разобрали подношения, пожертвованные соседями. Особый восторг у тестя вызвала бутыль самогона.
— Это же надо! — восхищался он, — тут тебе и выпить и закусить!
— Да... — скромно поддакивал я, — весело получилось.
— Эй, женушка! — провозгласил он, — давай пироги, сразу и отметим.
Теща, зыркнув на него, выставила пироги и стаканы. Прозрачная жидкость весело булькала, разливаемая в них. Остограмились. Потом женщины засобирались в баню, а мы притормозили.
Хорошо встречать праздник в кругу семьи. Тёща — дородная женщина, со временем моя Нинка стала всё больше походить на неё. Со спины так и вовсе... Поставь рядом и не отличишь! Деревенский труд на свежем воздухе благотворно влияет на организм. Мы вон, днём побросали снег лопатами и положительный заряд на весь день. Я-то к спиртному не очень охочь, но положение мужика обязывает, надо с тестем посидеть, мужские дела обсудить, а у него на сухую разговор не клеится...
Сидим, обсуждаем виды на урожай, а он по второй разлил. Нет, думаю, перед баней много нельзя.
— Хватит, — говорю, выпив очередную рюмку, — пойду-ка я в помещение, куда и цари пешком ходили.
— Давай. Только не застуди там мужское богатство, холодно на дворе! — и смеётся, — а я ещё одну и, немного погодя, буду собираться в баню.
Вышел. Вдохнул свежего воздуха и прогулялся до помещения. Сделал дело, и вышел. Гляжу дверь в бане открылась и тёща выскочила на улицу почти голяком, опрометью бросившись в дом. Ну я не будь дурак шмыг к бане, когда ещё с Нинком придется в таком месте полюбиться. Баня у тестя славная: сени, теплый просторный предбанник, а моечная с парилкой вся липой отделана, и лавки широкие. Смотрю, вещи наших женщин висят, видать теща грязное одевать не захотела вот и шлындает в одной сорочке. Тихохонько так заглядываю в моечную, а там милая моя приборку ведет. Ну, что за прелесть, и здесь свою хозяйственность показывает. Вокруг попки полотенце накручено, а сиськи так и покачиваются впотьмах, блистая своей белизной.
— Эх... — думаю, — а что же тестюшка лампочку-то поярче не вкрутил?!
Недолго думая, раздеваюсь, кто же в мойку в одежде ходит, и туда! А мой гномик уже готов, как юный пионер. Он всегда моей милой рад. Тихо подкрадываюсь сзади, а Нинка, словно играя, нагибается, встав коленями на лавку. Видать, уронила что-то. Ну, полотенце, разумеется, задралось и ротик-то весь на виду! Так и подманивает, а попка этак покачивается из стороны в сторону да чуть вверх — вниз. Похоже, узрела меня и играется.
— Ладно! — думаю, подхожу и по голым ляхам ласково ладошкой — шлёп.
— Ой! — слышу я, и Нинка как-то вниз перевесилась вся.
— Ясно дело, — понимаю я, — вон я вся готовая, что ты меня там мацаешь?
Ну, и вгоняю ей по... Сами понимаете, куда и сколько. А она в ответ:
— Ой... — типа, одобряет.
Она мастерица у меня в языке тела. В этом деле любого переспорит и заговорит. Ну, я и заходил, задвигался. Засопела моя радость, да так, что богатырь мой сам себя перещеголял!
— Понятное дело, свежий воздух, а тут ещё и берёзовым веником с кваском тянет, — думаю я, но вслух ни-ни — играю.
Всё круче Нинку обхаживаю, а она уже пыхтит, охает, вот-вот выть начнет. А глазок-то передо мной маячит, подманивает. Смотрю, а рядом на полочке тюбик с кремом лежит. Вот, предусмотрительная, не женщина, а мечта. Быстро набираю крем на пальчик и втираю его в анус. А Нинка вдруг попкой закрутила, как пропеллером. И где научилась, раньше такого не выделывала.
— Всё, Нинка, готовься, перехожу на «запасной аэродром»!
Слышу, пищит, задергалась.
— Радуется, — понимаю я.
Меняю дислокацию и вперед. Гном гномом, но тут входит слишком плотно, я аж удивился. Но, что поделать, видать поза такая. Не торопясь, двигаюсь туда — сюда. Хорошо! Слышу, бухтит! Наверное, хвалит! А я и рад стараться, удовольствие тяну. Но всему есть конец:
— Сейчас заканчиваю, — восторженно докладываю я, — фуф-ф, готово! — ласково шлёпаю по голым булочкам. Отстраняюсь и предлагаю: «встать помочь?»
Она удовлетворенно вздыхает и сама поднимается, поворачиваясь ко мне лицом.
Это ты, зятёк, тут безобразничаешь? Хорош, нечего сказать, не зря тебя Нинка-то хвалит!
Вот это да! Я аж на пол шлёпнуся от удивления. Так, это тёща!
— А где же Нина? — глупо спрашиваю я.
— Тебя пошла искать, попариться вместе захотела. А я моечную прибирала, слышу, дед сзади пристраивается. Думаю, это когда он успел столько на грудь принять, что так расхрабрился? Но молчу, чтобы его задор не вспугнуть раньше срока. А когда безобразие началось, стало в меня сомнение закрадываться, головой кручу, а ничего в полумраке не разгляжу. А как твой голос услышала, так всё в голове и прояснилось. Ну, и здоров же ты, всё у бабки расшурудил, — и залилась звонким смехом. А глядя на неё, и я рассмеялся. Сидим и хохочем, как два дурака.
— Вот, это над нами лукавый подшутил, так подшутил! Ладно, на, тебе свежий веник, распаривай, а я пойду одеваться и сразу — домой, шугну до тебя Нину и у деда бутыль отберу: как домоетесь, достану.
— Да, — покачал я головой, — а ведь, Рождество только начинается...
Коляда-коляда,
Черти шутят, как всегда.
Хочешь сунуть, ёш мой клёш,
Погляди, кому суёшь!
