С учебой у меня не было особых проблем, так что к сессии я пришла примерно с таким же количеством хвостов, что и мои сокурсники. Не больше, но и не меньше. Но их количество вызывало у меня неподдельный ужас! Казалось, что за оставшиеся две недели до сессии я ни за что не доделаю все курсовые, семестровые и типовые. Это уже впоследствии, на старших курсах, я убедилась, что достаточно плотно взяться, сесть за учебу, и, потихоньку, один за другим, хвосты исчезнут, и еще время останется.
Впрочем, был один предмет, с которым у меня на самом деле была проблема — философия. Я никак не могла получить по ней зачет, и, соответственно, допуск к сессии! Кто сталкивался, тот меня поймет — все эти материальные реализмы, субъективные объективизмы и прочий бред сможет понять лишь человек, у которого крыша давно съехала. Даже еще дальше, чем у меня! И этот старый пень, наш препод, усиленно сыпал меня раз за разом! Кроме меня он сыпал еще одного симпатичного, стройного мальчика с потока, но и тот каким-то образом умудрился сдать. А я — нет!
В один из тех дней, когда я, в одном халатике, лежала на кровати и листала методичку, вникая в метафизику Канта, ко мне подошла сестренка.
— Привет! — радостно хлопнула она меня по попке. — Чего ты такая невеселая в последнее время?
— Да, блин, философ-скотина, сыпет меня на зачетах, — призналась я. — Достал — хуже редьки. Раз десять уже пересдать пыталась — нифига не получается!
— А как фамилия препода? — поинтересовалась Катя.
Я назвала фамилию.
— У-у-у... — протянула девушка. — Поверь — тут учить бесполезно...
— Как так? — подскочила я на кровати. — А к сессии я допуск как получу?
— Нет, не в том плане, что из института тебя вышибут, — поспешно поправилась сестренка. — А в том, что... ну, как бы тебе сказать... тут особый подход нужен.
— И это какой? — спросила я, еще ничего не понимая.
— Ходят слухи, что он неравнодушен к мальчикам...
И вот тут я все поняла! Все встало на свои места — эти прикосновения, поглаживания как бы невзначай, намеки на необходимость «дополнительных занятий». Этот старый хрен хочет трахнуть меня!
— Ты совершенно права! — подтвердила Катя.
Интересно. Вроде последнюю мысль я не произносила вслух. Или, все же, произнесла?
— Но он же старый, жирный и противный! — попыталась возразить я.
— А ты как хотела? — развела руками сестренка. — Все хотят затащить в постель нас, красивых девушек, причем разными способами. Думаешь, мне не приходилось по принуждению раздвигать ноги? Приходилось, и не раз. Жизнь такая — что тут поделать?
— А если заявление на него в деканат написать? — предложила я.
— Да ну! — усмехнулась Катя. — Заявление от, извини, что напоминаю — парня, о том, что пятидесятилетний препод, у которого жена, дети и внуки, в придачу — блестящий послужной список, пытается склонить тебя к сексу? Как думаешь — в деканате твое заявление сразу выкинут, или сначала посмеются, а потом выкинут?
Я в бессильной злобе сжала кулачки. Похоже, сестренка права, и альтернативы тут нету. Если я хочу остаться в институте — придется отдаться этому плешивому старикану. А вылететь я просто не могла — это означало мое возвращение домой, в маленький-маленький городок, который не то что на глобусе, но даже на карте области с трудом можно найти. А такую, какой я стала — меня там просто не поймут и не примут!
К следующей пересдаче зачета я готовилась основательно — удалила начинающий пробиваться на паху и попке пушок, надела белые чулочки на подвязках и кружевные трусики. Лифчик одевать не рискнула — он бы просвечивал через мешковатую футболку, которая надежно скрывала очертания моей фигуры и две совершенно замечательные грудки, а кофта в такую жару выглядела бы подозрительно. Свой наряд я скрыла прямыми, широкими джинсами с высокой талией, а на ножки надела носки и кроссовки.
В таком виде я и пошла в аудиторию, где принимал студентов философ. Поскольку остались одни должники, то в классе собрался настоящий винегрет из студентов разных специальностей и курсов. Положив на стол зачетку, и взяв билет, я села за заднюю парту — типа готовиться. На деле же, истекая потом, я просто черкалась на листочке. Сначала пыталась изобразить девушку в длинном вечернем платье с разрезом, но, поскольку мои навыки в рисовании были далеки от Пикассо, то плюнула на это дело, и принялась рисовать ромашки. Они у меня получались гораздо более презентабельными.
Вот, наконец, аудиторию покинул последний студент, и в помещении остались лишь двое — я и препод.
— Ага, — плотоядно усмехнулся он, назвав меня по фамилии. — Сегодня-то вы готовы?
Философ даже представить себе не мог, как я готова сегодня! Вместо ответа я подошла к двери, закрыла ее, и повернула торчащий в замке ключ. Старикан уже догадался, к чему идет дело, и, сняв очки, развалился на стуле в ожидании продолжения.
Я сняла с себя футболку и положила ее на парту. Следом отправились носочки и джинсы. И вот я стояла на грязном полу перед старым извращенцем в чулочках с поясом и трусиках.
Глаза философа буквально вылезли из орбит. От возбуждения он даже дышать перестал, но, все же, убрал руку вниз и мял через брюки свой член.
— Ну, Сашенька... — выдохнул он. — Я и подумать не мог, что вы так блестяще подготовились! Подойдите ближе.
Я повиновалась. Своими морщинистыми, покрытыми темными пятнами, руками, препод сжал мои грудки. Я содрогнулась от отвращения. Но старик еще только начал — он старательно тискал мою грудь, щипал и крутил сосочки. Насытившись, он еще ближе притянул меня к себе, положив руки мне на попку, и продолжил забавляться с моими очаровательными грудками, теперь — ртом и языком, сжимая сосочки тонкими, бледными губами, и вылизывая каждый по очереди. Я отвернулась, стараясь смотреть в сторону, и молясь, чтобы этот кошмар скорее кончился.
— Какой вы, Сашенька, оказывается, прилежный студент! — покачал головой философ, отстранившись от меня. — А теперь поласкай меня ротиком.
Привес на стол, старый извращенец расстегнул брюки, позволив им упасть к ботинкам, а следом стянул семейные трусы. Между тонкими, кривыми ногами преподавателя висел стручок, такой маленький, что я и представить себе не могла, что такие бывают! Скукоженный, размером не больше моего мизинца, писюн! Назвать его членом у меня бы язык не повернулся!
Опустившись на колени, я осторожно, двумя пальцами, приподняла орган любителя мальчиков, и взяла его в рот. В отличие от тех членов, что у меня были раньше, этот оказался не горячим, а холодным. И пахло от него стариком и потом. Изо всех сил подавляя в себе рвотные спазмы, я принялась ласкать его язычком, слегка посасывая. Философ шумно дышал, но это ему мало помогало — писюн, хотя и слегка затвердел, в размерах почти не увеличивался.
— Все, Санешька, достаточно, — остановил меня внезапно препод. — Я вижу, что Сенеку вы знаете хорошо. Теперь проверим, как вы изучали Аристотеля. Ложитесь, — и он похлопал по столешнице.
Я с готовностью уперлась в стол руками, выпятив попку — в этой позе я могла бы не смотреть на старика, и думать о чем-нибудь менее мерзком. Но тот перевернул меня на спинку, и. закинув ножки себе на плечи, пристроился сзади. Отодвинув в сторону полоску трусиков, извращенец обслюнявил палец, и вставил его в мою дырочку, расширяя вход. Удовлетворившись, он, наконец, приставил в моему анусу свой писюн, и вонзил его в меня. Впрочем, то, что старикан вошел в меня до конца, я поняла лишь по тому, что его пузо легло на мой членик. Моя попка к этому времени уже была достаточно опытной, чтобы не ощущать столь микроскопические размеры.
Перехватив меня за бедра, препод, шумно дыша, начал сношать меня в попку. Скрипел стол. Звонко шлепали по моим округлым полушариям бедра старого извращенца. Громко дышал сам философ. А я впервые в жизни во время секса не проронила ни единого стона! Я равнодушно смотрела в потолок, думая о том, что через два дня экзамен по вышке, а я совершенно не помню формулу Лагранжа! И, чтобы хоть чем-то заняться, дабы не терять время, начала повторять про себя дифференциальные уравнения. Мерное покачивания и скукота вышки привели к тому, что я начала проваливаться в дрему.
От математики меня отвлек протяжный стон философа. Похоже, он, наконец, кончает! Господи, неужели этот кошмар кончился!
Дернувшись еще несколько раз, препод обмяк, и, вытирая пот со лба, сел на стул.
— Как жаль, Сашенька, как жаль... — сокрушенно пробормотал он.
— Что — жаль? — спросила я, пододвигая к извращенцу свою зачетку.
— Жаль, что философия у вашего потока только один семестр, — покачал он, расписываясь в книжице.
Что же... а для меня то, что философии больше не будет никогда — одно большое, огромное счастье!
Дорогие мои читатели и поклонники! На волне популярности возникла мысль превратить рассказы про Сашеньку, объединенные общим сюжетом, в роман — дописать связки, расширить некоторые сцены. Свое мнение по этому поводу можете оставлять или здесь, в комментариях к рассказу, или мне на почту multibabe@yandex.ru
Отблагодарить меня за полученное при прочтении рассказа удовольствие Вы можете на Яндекс-Деньги 410011335919229 Буду крайне признательна!
Впрочем, был один предмет, с которым у меня на самом деле была проблема — философия. Я никак не могла получить по ней зачет, и, соответственно, допуск к сессии! Кто сталкивался, тот меня поймет — все эти материальные реализмы, субъективные объективизмы и прочий бред сможет понять лишь человек, у которого крыша давно съехала. Даже еще дальше, чем у меня! И этот старый пень, наш препод, усиленно сыпал меня раз за разом! Кроме меня он сыпал еще одного симпатичного, стройного мальчика с потока, но и тот каким-то образом умудрился сдать. А я — нет!
В один из тех дней, когда я, в одном халатике, лежала на кровати и листала методичку, вникая в метафизику Канта, ко мне подошла сестренка.
— Привет! — радостно хлопнула она меня по попке. — Чего ты такая невеселая в последнее время?
— Да, блин, философ-скотина, сыпет меня на зачетах, — призналась я. — Достал — хуже редьки. Раз десять уже пересдать пыталась — нифига не получается!
— А как фамилия препода? — поинтересовалась Катя.
Я назвала фамилию.
— У-у-у... — протянула девушка. — Поверь — тут учить бесполезно...
— Как так? — подскочила я на кровати. — А к сессии я допуск как получу?
— Нет, не в том плане, что из института тебя вышибут, — поспешно поправилась сестренка. — А в том, что... ну, как бы тебе сказать... тут особый подход нужен.
— И это какой? — спросила я, еще ничего не понимая.
— Ходят слухи, что он неравнодушен к мальчикам...
И вот тут я все поняла! Все встало на свои места — эти прикосновения, поглаживания как бы невзначай, намеки на необходимость «дополнительных занятий». Этот старый хрен хочет трахнуть меня!
— Ты совершенно права! — подтвердила Катя.
Интересно. Вроде последнюю мысль я не произносила вслух. Или, все же, произнесла?
— Но он же старый, жирный и противный! — попыталась возразить я.
— А ты как хотела? — развела руками сестренка. — Все хотят затащить в постель нас, красивых девушек, причем разными способами. Думаешь, мне не приходилось по принуждению раздвигать ноги? Приходилось, и не раз. Жизнь такая — что тут поделать?
— А если заявление на него в деканат написать? — предложила я.
— Да ну! — усмехнулась Катя. — Заявление от, извини, что напоминаю — парня, о том, что пятидесятилетний препод, у которого жена, дети и внуки, в придачу — блестящий послужной список, пытается склонить тебя к сексу? Как думаешь — в деканате твое заявление сразу выкинут, или сначала посмеются, а потом выкинут?
Я в бессильной злобе сжала кулачки. Похоже, сестренка права, и альтернативы тут нету. Если я хочу остаться в институте — придется отдаться этому плешивому старикану. А вылететь я просто не могла — это означало мое возвращение домой, в маленький-маленький городок, который не то что на глобусе, но даже на карте области с трудом можно найти. А такую, какой я стала — меня там просто не поймут и не примут!
К следующей пересдаче зачета я готовилась основательно — удалила начинающий пробиваться на паху и попке пушок, надела белые чулочки на подвязках и кружевные трусики. Лифчик одевать не рискнула — он бы просвечивал через мешковатую футболку, которая надежно скрывала очертания моей фигуры и две совершенно замечательные грудки, а кофта в такую жару выглядела бы подозрительно. Свой наряд я скрыла прямыми, широкими джинсами с высокой талией, а на ножки надела носки и кроссовки.
В таком виде я и пошла в аудиторию, где принимал студентов философ. Поскольку остались одни должники, то в классе собрался настоящий винегрет из студентов разных специальностей и курсов. Положив на стол зачетку, и взяв билет, я села за заднюю парту — типа готовиться. На деле же, истекая потом, я просто черкалась на листочке. Сначала пыталась изобразить девушку в длинном вечернем платье с разрезом, но, поскольку мои навыки в рисовании были далеки от Пикассо, то плюнула на это дело, и принялась рисовать ромашки. Они у меня получались гораздо более презентабельными.
Вот, наконец, аудиторию покинул последний студент, и в помещении остались лишь двое — я и препод.
— Ага, — плотоядно усмехнулся он, назвав меня по фамилии. — Сегодня-то вы готовы?
Философ даже представить себе не мог, как я готова сегодня! Вместо ответа я подошла к двери, закрыла ее, и повернула торчащий в замке ключ. Старикан уже догадался, к чему идет дело, и, сняв очки, развалился на стуле в ожидании продолжения.
Я сняла с себя футболку и положила ее на парту. Следом отправились носочки и джинсы. И вот я стояла на грязном полу перед старым извращенцем в чулочках с поясом и трусиках.
Глаза философа буквально вылезли из орбит. От возбуждения он даже дышать перестал, но, все же, убрал руку вниз и мял через брюки свой член.
— Ну, Сашенька... — выдохнул он. — Я и подумать не мог, что вы так блестяще подготовились! Подойдите ближе.
Я повиновалась. Своими морщинистыми, покрытыми темными пятнами, руками, препод сжал мои грудки. Я содрогнулась от отвращения. Но старик еще только начал — он старательно тискал мою грудь, щипал и крутил сосочки. Насытившись, он еще ближе притянул меня к себе, положив руки мне на попку, и продолжил забавляться с моими очаровательными грудками, теперь — ртом и языком, сжимая сосочки тонкими, бледными губами, и вылизывая каждый по очереди. Я отвернулась, стараясь смотреть в сторону, и молясь, чтобы этот кошмар скорее кончился.
— Какой вы, Сашенька, оказывается, прилежный студент! — покачал головой философ, отстранившись от меня. — А теперь поласкай меня ротиком.
Привес на стол, старый извращенец расстегнул брюки, позволив им упасть к ботинкам, а следом стянул семейные трусы. Между тонкими, кривыми ногами преподавателя висел стручок, такой маленький, что я и представить себе не могла, что такие бывают! Скукоженный, размером не больше моего мизинца, писюн! Назвать его членом у меня бы язык не повернулся!
Опустившись на колени, я осторожно, двумя пальцами, приподняла орган любителя мальчиков, и взяла его в рот. В отличие от тех членов, что у меня были раньше, этот оказался не горячим, а холодным. И пахло от него стариком и потом. Изо всех сил подавляя в себе рвотные спазмы, я принялась ласкать его язычком, слегка посасывая. Философ шумно дышал, но это ему мало помогало — писюн, хотя и слегка затвердел, в размерах почти не увеличивался.
— Все, Санешька, достаточно, — остановил меня внезапно препод. — Я вижу, что Сенеку вы знаете хорошо. Теперь проверим, как вы изучали Аристотеля. Ложитесь, — и он похлопал по столешнице.
Я с готовностью уперлась в стол руками, выпятив попку — в этой позе я могла бы не смотреть на старика, и думать о чем-нибудь менее мерзком. Но тот перевернул меня на спинку, и. закинув ножки себе на плечи, пристроился сзади. Отодвинув в сторону полоску трусиков, извращенец обслюнявил палец, и вставил его в мою дырочку, расширяя вход. Удовлетворившись, он, наконец, приставил в моему анусу свой писюн, и вонзил его в меня. Впрочем, то, что старикан вошел в меня до конца, я поняла лишь по тому, что его пузо легло на мой членик. Моя попка к этому времени уже была достаточно опытной, чтобы не ощущать столь микроскопические размеры.
Перехватив меня за бедра, препод, шумно дыша, начал сношать меня в попку. Скрипел стол. Звонко шлепали по моим округлым полушариям бедра старого извращенца. Громко дышал сам философ. А я впервые в жизни во время секса не проронила ни единого стона! Я равнодушно смотрела в потолок, думая о том, что через два дня экзамен по вышке, а я совершенно не помню формулу Лагранжа! И, чтобы хоть чем-то заняться, дабы не терять время, начала повторять про себя дифференциальные уравнения. Мерное покачивания и скукота вышки привели к тому, что я начала проваливаться в дрему.
От математики меня отвлек протяжный стон философа. Похоже, он, наконец, кончает! Господи, неужели этот кошмар кончился!
Дернувшись еще несколько раз, препод обмяк, и, вытирая пот со лба, сел на стул.
— Как жаль, Сашенька, как жаль... — сокрушенно пробормотал он.
— Что — жаль? — спросила я, пододвигая к извращенцу свою зачетку.
— Жаль, что философия у вашего потока только один семестр, — покачал он, расписываясь в книжице.
Что же... а для меня то, что философии больше не будет никогда — одно большое, огромное счастье!
Дорогие мои читатели и поклонники! На волне популярности возникла мысль превратить рассказы про Сашеньку, объединенные общим сюжетом, в роман — дописать связки, расширить некоторые сцены. Свое мнение по этому поводу можете оставлять или здесь, в комментариях к рассказу, или мне на почту multibabe@yandex.ru
Отблагодарить меня за полученное при прочтении рассказа удовольствие Вы можете на Яндекс-Деньги 410011335919229 Буду крайне признательна!
