Весь день Агафья не могла найти себе места. Она должна, просто обязана была встретиться с таинственной незнакомкой. Именно в ней, надеялась девушка, сокрыт ключ к ее спасению. Если бы не страх перед свекром и не недоверие к его слугам... Словно медведь в клетке несчастная бросалась из угла в угол...
Взволнованная произошедшим, несчастная не заметила, как наступил вечер. Только глядя на проступившие на темном ночном небе яркие кружочки звезд, она неожиданно поняла — за весь день свекор ни разу не потревожил ее. Она не почувствовала ни его ледяного дыхания, ни обжигающей похоти. Девушка вспомнила потерянный обреченный взгляд полуголой незнакомки и решила, что именно ее появлению обязана своей временной свободой. Она не могла не встретиться с ней...
Неслышной тенью полуодетая Агафья выскользнула из своей светелки. Осторожно ступая, прокралась по неосвещенному коридору.
Высунувшись на крыльцо, оглядела двор — никого. Девушка, тревожно оглядываясь на каждом шагу, направилась в обход большого дома. Там, в дальнем углу мрачным безмолвным призраком располагалось громадное строение овина.
Возле самой двери, она едва не попалась: на пороге неожиданно появился Игнат Семеныч.
Его поджарое обнаженное тело отливало призрачной краснотой. Устремившись вперед, блестел напряженный гигантский увитый пульсирующими сосудами член. Нелюдь внимательно осмотрелся: под насупленными бровями ярко блеснули глаза-угольки, шумно втянул сморщенным носом воздух. Замер беззвучно. Вздохнул, щелкнул копытом и, резко шагнул вперед, в один момент исчезнув в кромешной темноте двора. Почерневшая от копоти дверь медленно, с протяжным, вынимающим душу, скрипом, начала закрываться. Едва не умершая от страха невестка, превозмогая сковывающее ее ноги бессилие, стремительно скользнула в пугающий зев проема.
На первом этаже, позади тонкой приставной лестницы, огромная небеленая печь изливала упругие удушливые волны жара. Как в парилке! Вытирая тылом ладони стекающий по лицу пот, Агафья медленно поставила ногу на первую ступеньку. Там наверху, знала она, еще не было снопов, и огромное помещение пустовало. Внезапно ее отвлек негромкий безысходный грудной стон. Как будто старое забитое безжалостным хозяином животное после напряженного трудового дня. Девушка осторожно обошла печь: через большие неструганые деревянные кОзлы спиной к двери было переброшено перемазанное грязью тело сегодняшней незнакомки. Она была совершенно обнажена, и рваные останки одежды уже не скрывали многочисленных кровавых рубцов. Ноги несчастной оказались широко раздвинуты и плотно прихвачены толстыми грубыми веревками к мощным поперечинам у ножек кОзел. Блестящий в отсветах пламени печи анус девушки был невероятно расширен. Из темноты ажурного неспадающегося заднего прохода медленно истекало белесое семя. Вся промежность и внутренние стороны бедер пленницы оказались перемазаны этой гадостью.
Содрогаясь от отвращения, Агафья обошла незнакомку: ее руки также удерживались толстой бечевкой, волосы слиплись от крови, лицо напоминало сплошной синяк.
— Он сейчас вернется... — не поднимая головы, простонала искалеченная девушка, — Ушел за выпивкой...
В подтверждение ее слов по ту сторону двери послышались приближающиеся шаги. И за мгновение до того, как огромная обнаженная туша свекра вломилась в жаркое нутро овина, перепуганная невестка успела взобраться на самую вершину горы свеженарубленных дров в углу строения.
Сверху дрожащая как мышь Агафья отчетливо видела все небольшое помещение. Пышущий жаром Игнат Семеныч уверенно процокал к распятой перед ним жертве. Поднял зажатую в руке початую бутыль. Осушил одним глотком едва ли не всю посудину.
— Ты ждала меня? — издевательски проревел он, оглаживая мозолистой ладонью напряженные ягодицы девушки, — Готовилась?
Его большой палец погрузился в несопротивляющийся анус незнакомки. Повернулся в нем, растягивая. Погрузился до основания:
— Ты соскучилась!
Дьявол заливисто расхохотался собственной шутке. Он приблизился вплотную и его неимоверный ствол, слегка изогнувшись от незначительного сопротивления, нырнул в задний проход жертвы. Та сдавленно застонала.
Расширившимися от ужаса глазами наблюдала укрывшаяся за дровяной кучей Агафья, как толстый член нелюдя, воронкой втягивая побледневшую кожу промежности, целиком исчезал внутри несчастной пленницы, но тут же выныривал обратно, выворачивая свою жертву наизнанку. На мгновение спутанные волосы отлетели в сторону, и перед Агафьей мелькнуло искаженное мукой лицо незнакомки. Побледневшие губы разошлись, открывая стиснутые от боли зубы, по впавшим щекам бежали блестящие слезы. Купеческая дочь едва сохраняла рассудок: происходящее так напоминало тот кошмар, который черт устраивал ей, что она буквально чувствовала ужасный дрожащий член внутри себя. Будто это не незнакомку, а ее дьявол перекинул через неструганные кОзлы и раз за разом врывается в непокоряющееся тело. Она скрипела зубами от несуществующей боли. Ее пальцы непроизвольно сжимались. Из глаз брызнули слезы.
Сдавленно захрипев, монстр кончил. Вслед за покинувшим раскрасневшееся кольцо ануса стволом нелюдя наружу вырвались густые белые капли.
В изнеможении Агафья откинулась назад. Зажмурилась. С трудом удержала подпрыгнувший к самому горлу желудок.
Резко скрипнула невидимая за печью дверь. Незнакомка гулко застонала. Девушка решилась выглянуть:
— Как ты?!
Пленница слабо пошевелила головой:
— Плохо... Очень больно... Жить не хочется...
— Ты кто? — осмелела купеческая дочь, — Как тебя звать?
— Катька, — еле слышно ответила привязанная девушка, — холопка я ихняя?
— Холопка, — ахнула Агафья, — Беглая что ли?! Так чего же ты вернулась? Иль не знала...
Пленница невесело рассмеялась:
— Не понимаешь... Глупая еще... Как я раньше... Тоже не понимала, дура...
— Чего не понимла? — подалась вперед Агафья.
— Что постель барская не перина пуховая, а доска гвоздями утыканная. Не так повернешься — пропорешься до крови.
— Это ты к чему?
— К чему? — вздохнула Катька, — А к тому, что прыгаешь в нее по своей воле, да вытягивают тебя оттуда за ноги. Сама-то чтоль не так полезла?
— Да как ты смеешь. Я никогда... Я... Я... Я жена Семена. Сына хозяйского.
— А вот оно что, — удивилась связанная холопка, — Значит, он тебя силой взял. Не по согласию...
— Конечно, силой, — возмутилась Агафья, — А тебя чтоль иначе?
Несчастная не ответила. Помолчала.
— Игнат Семеныч, — медленно начала она свой рассказ, — всегда до девок был охоч. А уж как померла жена, так вообще в открытую стал жить. Я тогда мелкой, да глупой была: подумала, чем горшки и полы намывать или в поле там, или за скотиной ходить, лучше с барином в кроватке нежиться, срамоту свою тешить. Так что сама, сама я к нему прильнула. Сама честь свою девичью отдала. Еще и взять умоляла. А что? Он мужик видный, сильный. И в постели, девки не обманули, ох как хорош.
Агафья слушала подругу по несчастью с расширившимися от ужаса глазами.
— Только, как стали мы с хозяином жить вместе, все дворовые разом отвернулись от меня. Бояться стали, презирать, завидовать. Сами-то, видать, на мое же место нацелились. А тут... В общем, когда случилась беда мне и обратиться было не к кому. Вот и сбежала...
Истошным визгом тяжелая дверь предупредила увлекшихся девушек о появлении черта. Купеческая дочь стремительно рванулась на верхотуру дровяной кучи, связанная холопка зарычала в бессилии.
— А, — весело проговорил, показываясь из-за печки, Игнат Семеныч, — вижу, скучала по мне. Сейчас поглядим, насколько соскучилась.
Его длинный узловатый палец тут же устремился к бесстыдно выставленному алому кружочку ануса жертвы. Уперся. Согнулся. Повернулся. С трудом ввинтился:
— Да, задержался, задержался, — добродушно протараторил он, — девочка совсем остыла.
Ловким движением, едва не схватив свою невестку за неосторожно торчащую лодыжку, он подкинул в пламенеющее жерло печи толстое полено с кучи. Жадное пламя с радостью поглотило его покорную жертву.
Демон опустился на колени и его длинный извивающийся язык устремился к беззащитной промежности Катьки.
Со своего места Агафья видела все в мельчайших деталях: тонкий бардовый кончик причудливо змеился вокруг выпуклого валика сфинктера, пытался проникнуть вовнутрь, заливал трепещущее лоно прозрачной слюной. Чудовище пыхтело от напряжения, его нечеловеческий член увеличивался на глазах. Сопротивление нелюдю, несчастная знала это по себе, лишь усилило бы мучение.
— Это произошло прошлой зимой, — торопливо заговорила Катька, едва за Рогатым захлопнулась дверь, — В самые морозы. Игнат Семеныч ушел на пристань, встречать ладью. Там что-то случилось, не знаю, что точно. Но он провалился в прорубь, и его утащило под лед, — она с трудом перевела дыхание.
Агафья осторожно спустилась к привязанной девушке.
— Искали всю ночь, и на следующий день — да бесполезно. Вода же ледяная. А подо льдом долго не протянешь... В общем, собрались править тризну. Столы накрыли, иконы завесили: все как положено. А тут ворота распахиваются, и нате вам. Игнат Семеныч. Живехонек. Как новенький. Рассказывает, будто внизу у мельницы из проруби выбрался и в лесу в берлоге медвежьей отогрелся... Только сразу я поняла: не он это. Другой кто-то его личину нацепил и по наши души явился. Я ведь лучше других хозяина знаю. Самую мелочь подмечу, — холопка тяжело вздохнула, — Да кто ж меня, дуру, послушал. Потыкалась я к одному, второму — все гонят. Смеются...
Пораженная Агафья слушала, открыв рот:
— А едва ночь наступила, остались мы с демоном этим наедине. Тут-то все и началось. Я когда рога и хвост увидала, думала все конец мне... Но небеса не смилостивились. Оказалось еще плоше...
— И ты убежала, — выдохнула дрожащая купеческая дочка.
— Ха! — воскликнула связанная беглянка, — Как же. От него убежишь... Пыталась. Едва ли не дюжину раз. Да от его зова откуда хочешь вернешься. Не так все просто...
— И как же быть?! — ахнула испуганная Агафья, — Куда ж деваться?
Катька не ответила. Застонала сквозь стиснутые зубы.
— Что делать-то?! Иль одна дорога — в реку?!
— К бабке я ходила, — словно нехотя процедила пойманная девушка, — К колдунье. Говорит, утоп твой барин, а в тело его черт вселился и на землю вышел. Теперь одна дорога — сжечь его надо. Огонь он завсегда от нежити очищает. А иначе никак. Он же не живой...
— Сжечь... — потрясенно повторила Агафья, — Как же это. Но ведь...
— Вот именно, — мрачно подтвердила Катька, — Никак. Что я, девчонка, могу с ним, зверем, сделать. Дом ночью спалить что-ли? А люди. Да и вообще... Меня же тогда тоже... Кому я расскажу, что он чертом был... Ну и сама знаешь, по ночам он словно туман какой насылает, никаких сил не остается. Только, чтобы задрать подол.
В огромной жаркой топке звонко щелкнуло. Девушки потрясенно молчали.
— Одному лишь меня бабка научила, — грустно проговорила понурившаяся холопка, — Чтоб от его зова избавиться, нужно уши свечным воском залить. Только свеча, обязательно должна освященной быть. Из церкви... Так и ушла я...
— Значит, мы можем бежать! — не веря своим ушам, прошептала Агафья, — Что же ты сразу не сказала...
— Бежать, — хмыкнула связанная холопка, — А что ты будешь делать? Кому ты там нужна, беглая? Я вон тоже думала: мужика себе найду, поселюсь с ним, детишек родим... Да только никто я, ниоткуда, и звать никак... Кто ж меня замуж возьмет. Боятся все... Вот к разбойникам и прибилась...
— К разбойникам, — потрясенно проговорила купеческая дочь.
— А что, они про род, племя не спрашивают. Ложилась под каждого, кто захочет. Тем и жила. Думаешь, это лучше, чем здесь...
— И ты вернулась?
— Поймали нас третьего дня, — обреченно вздохнула Катька, — На засаду наткнулись. Всех повязали. Приволокли в город, бросили в поруб. Казнить должны были. Да только свечки-то у меня отобрали, вот и не смогла я от зова его нечистого уберечься. Рогатый-то почитай каждый день меня звал, да все бестолку. А тут... Не знаю, все как в тумане было, рвалась я наружу, об стены головой билась. Бревна неохватные зубами грызла, гвозди ногтями рвала. Как и выбралась-то? Как дорогу в темноте нашла? Как не напал никто? Не знаю. Только здесь, во дворе, очнулась... И поняла: все, конец...
— И что теперь...
Накрепко прикрученная к старым кОзлам Катька вновь тяжело вздохнула. Резко тряхнула головой. Решилась:
— Со мной все кончено. Мне не жить. Я к смерти приговоренная: либо он, либо те... в городе. Но тебя я спасу. Не спорь! Слушай...
За полдень, как и предупреждала истерзанная нелюдем Катька, Игнат Семеныч твердой уверенной походкой в сопровождении двоих холопов отправился на рынок. Подумать только, раньше Агафья не замечала этих его каждодневных действий.
Купеческая дочь выскочила на высокое крыльцо, как только захлопнулись ворота. Первым делом она, не медля, послала Ваньку, огромного рыжего молодца, которого использовали для не требующего умственных усилий физического труда, загрузить овин прошлогодним сеном. Случившаяся тут же ключница сварливо поинтересовалась, зачем это. «Чтобы не сгнило от сырости», быстро пояснила девушка и немедленно, как учила беглая холопка, сослалась на Игната Семеныча.
Толстая служанка, удивленно похлопав глазами, «Оно, вроде, и не сырое», особого криминала в ее действиях не усмотрела и препятствий чинить не стала. Главное, чтобы не проболталась свекру раньше времени.
Ваньку подгонять не пришлось: за две ходки — от сарая до овина не более двух дюжин размашистых шагов — он доверху набил второй этаж закопченной избушки сухим, как бумага, сеном. Отослав помощника, Агафья, дрожа от страха, вошла в небольшое почерневшее помещение. Голой Катьки не было. Утром, знала девушка, ее оттащили в подвал. Большие неструганные кОзлы стояли на своем месте. Толстые грубые веревки оставили на темных ножках светлые полоски. Местами на этих свежих следах встречались бурые кровавые пятнышки. Девушка вздрогнула: сколько унижения и боли довелось вчера претерпеть несчастной беглянке. Испуганно оглянувшись, она подняла подол — под верхней рубахой на поясе висели толстый кожаный мешок и нож. Вцепившись ногтями в узел, Агафья с трудом развязала его. Из мешка девушка извлекла небольшую кожаную пороховницу с которой ручьем стекала вода: как научила Катька, Агафья с вечера вымочила ее в большой бадье в своей клети.
Отодвинув тяжелую заслонку печи, купеческая дочь запихнула мокрый кулек в черную глубину топки. Оставалось самое тяжелое — перепилить большим кухонным ножом толстые канаты, удерживающие бревна потолка после давнишнего, всеми прочно забытого ремонта.
Она едва успела захлопнуть дверь своей светелки, как в коридоре раздались тяжелые гулкие шаги. Девушка поспешно взяла в руки шитье.
— Скучаешь? — свекр и не подумал стучаться, — Я тоже что-то соскучился.
Он развязано приблизился. Положил широкую мозолистую ладонь ей на голову. Повернул к себе.
Колдовство! Внезапно поняла девушка. Он использует свое колдовство. Слышать через восковые затычки в ушах она приспособилась быстро. А вот его потусторонний зов, разумеется, пропустила. Все задуманное повисло на волоске!... Агафья, стиснув зубы, решилась.
Под несколько удивленным взором нелюдя девушка отошла в дальний угол и одним махом избавилась от скрывающей ее тело одежды. Опустив голову, приблизилась, повернулась спиной, нагнулась, опираясь руками на лавку.
Очевидно, это было не то, что требовал Рогатый, но он, к счастью, оказался достаточно самоуверенным, чтобы заподозрить неладное. Спустя мгновение купеческая дочь содрогнулась, ощутив прикосновение скользкого горячего языка к своему выставленному лону. Черт удовлетворенно хрюкнул и глубоко погрузился в расслабленный покорившийся анус жертвы.
Страха не было. Его вытеснила решимость.
Слезы текли по щекам девушки, когда огромный ствол чудовища до невозможного растянул ее задний проход, она могла закричать, но лишь тверже сжала челюсти. Агафья едва не рычала: монстр все глубже и глубже входил в нее. Она с трудом сдерживала рвоту, такое сильное отвращение вызвали у нее действия нелюдя.
Увитый набухшими сосудами член Игната Семеныча взорвался в глубине живота невестки и выскользнул наружу. Купеческая дочь не двинулась, хотя чувствовала как медленно и тягуче стекает по бедрам выдавленное из ануса семя чудовища.
Спустя томительно долгое мгновение дверь захлопнулась, и цокающие шаги начали затихать отдаляясь.
С омерзением Агафья провела рукой по оскверненной промежности: между ее пальцев повисли истончающиеся белесые нити. Больше сдерживаться она не могла. Перегнувшись через широкий край тяжелой бадьи в углу, несчастная излила туда содержимое своего, сжавшегося как кулак, желудка.
Несмотря на поздний вечер Агафья Емельянова не спешила отходить ко сну. Полностью одетая девушка сидела на разобранной постели. Перед ее глазами словно вживую мелькали образы: дюжие полуголые холопы раздувают почерневшее жерло печи в овине, притаскивают обнаженную несопротивляющуюся Катьку, накрепко притягивают веревками изувеченную пленницу к кОзлам. Твердой хозяйской походкой вваливается Игнат Семеныч. На его лице зловещая ухмылка. В руке большая наполненная самогоном бутыль. Властным жестом отсылает он раболепствующих перед ним слуг. Хочет насладиться ужасом своей жертвы... Но в глазах несчастной, видит купеческая дочь, холодная решимость. Такая же как и самой Агафьи. Она знает, что произойдет. Она уже готова. Ее чаша испита до дна... Неистовое чудовище скидывает одежду. Предстает в своем естественном виде. Прикладывается к горлышку. Делает большой глоток... А там, в глубине печи, позади полыхающих дров шипит и потрескивает влажная кожаная пороховница. Она сохнет. Быстро сохнет. Еще чуть-чуть...
Катька поднимает затуманенные болью глаза. Она видит грубо перерезанные канаты на потолке. У нее только одна просьба: быстрее бы...
Достаточно увлажнив слюной нежный анус девушки, Игнат Семеныч поднимается, вновь отпивает самогонки. Его шершавые пальцы принимаются растягивать задний проход жертвы. Дьявольский член уже напряжен. Он готов ворваться вовнутрь девичьего тела...
Потемневшая кожа пороховницы теряет последнюю каплю жидкости и начинает быстро тлеть, становясь все тоньше...
Не сдержавшись, несчастная Катька страшно кричит, когда толстый ствол нелюдя до основания погружается в ее задний проход. Ему это нравиться. Это он любит больше всего... Подержать подольше. Затем медленно вывести. И снова резко загнать на всю длину...
Жадное пламя добирается до черных зернышек пороха. Прыгает от одного к другому. В едином дружном порыве устремляется вверх, в стороны. Старая кирпичная кладка на мгновение удерживает взрывную волну и та послушно устремляется в сторону выхода.
Под оглушительный грохот металлическая заслонка вылетает подобно пушечному ядру. Все бревенчатое строение сотрясается от мощного взрыва. Ослабленный потолок не способен пережить подобного натиска, и толстые просмоленные бревна рушатся вовнутрь, в огонь. Живые существа кричат одержимые настоящим искренним ужасом. Но им уже не выбраться... Следом за потолком вниз летит сухое легкое как воздух сено. Оно вспыхивает мгновенно...
Разбуженные холопы выскакивают полуголыми, мечутся по двору, бегут за ведрами. Но здесь уже не помочь. Все что остается — поливать водой крыши и стены соседних строений, чтобы не перекинулось. Толстая ключница уверенно руководит действиями дворовых...
Агафья закрывает покрасневшие воспаленные глаза.
— Прости меня, Катька. Пусть земля тебе...
По ее щекам медленно катятся соленые слезинки.
— Барыня! Барыня! — истошно заколотили в дверь ее светелки, — Пожар! Игнат Семеныч сгорели...
E-mail автора: afryazin@yandex.ru
Взволнованная произошедшим, несчастная не заметила, как наступил вечер. Только глядя на проступившие на темном ночном небе яркие кружочки звезд, она неожиданно поняла — за весь день свекор ни разу не потревожил ее. Она не почувствовала ни его ледяного дыхания, ни обжигающей похоти. Девушка вспомнила потерянный обреченный взгляд полуголой незнакомки и решила, что именно ее появлению обязана своей временной свободой. Она не могла не встретиться с ней...
Неслышной тенью полуодетая Агафья выскользнула из своей светелки. Осторожно ступая, прокралась по неосвещенному коридору.
Высунувшись на крыльцо, оглядела двор — никого. Девушка, тревожно оглядываясь на каждом шагу, направилась в обход большого дома. Там, в дальнем углу мрачным безмолвным призраком располагалось громадное строение овина.
Возле самой двери, она едва не попалась: на пороге неожиданно появился Игнат Семеныч.
Его поджарое обнаженное тело отливало призрачной краснотой. Устремившись вперед, блестел напряженный гигантский увитый пульсирующими сосудами член. Нелюдь внимательно осмотрелся: под насупленными бровями ярко блеснули глаза-угольки, шумно втянул сморщенным носом воздух. Замер беззвучно. Вздохнул, щелкнул копытом и, резко шагнул вперед, в один момент исчезнув в кромешной темноте двора. Почерневшая от копоти дверь медленно, с протяжным, вынимающим душу, скрипом, начала закрываться. Едва не умершая от страха невестка, превозмогая сковывающее ее ноги бессилие, стремительно скользнула в пугающий зев проема.
На первом этаже, позади тонкой приставной лестницы, огромная небеленая печь изливала упругие удушливые волны жара. Как в парилке! Вытирая тылом ладони стекающий по лицу пот, Агафья медленно поставила ногу на первую ступеньку. Там наверху, знала она, еще не было снопов, и огромное помещение пустовало. Внезапно ее отвлек негромкий безысходный грудной стон. Как будто старое забитое безжалостным хозяином животное после напряженного трудового дня. Девушка осторожно обошла печь: через большие неструганые деревянные кОзлы спиной к двери было переброшено перемазанное грязью тело сегодняшней незнакомки. Она была совершенно обнажена, и рваные останки одежды уже не скрывали многочисленных кровавых рубцов. Ноги несчастной оказались широко раздвинуты и плотно прихвачены толстыми грубыми веревками к мощным поперечинам у ножек кОзел. Блестящий в отсветах пламени печи анус девушки был невероятно расширен. Из темноты ажурного неспадающегося заднего прохода медленно истекало белесое семя. Вся промежность и внутренние стороны бедер пленницы оказались перемазаны этой гадостью.
Содрогаясь от отвращения, Агафья обошла незнакомку: ее руки также удерживались толстой бечевкой, волосы слиплись от крови, лицо напоминало сплошной синяк.
— Он сейчас вернется... — не поднимая головы, простонала искалеченная девушка, — Ушел за выпивкой...
В подтверждение ее слов по ту сторону двери послышались приближающиеся шаги. И за мгновение до того, как огромная обнаженная туша свекра вломилась в жаркое нутро овина, перепуганная невестка успела взобраться на самую вершину горы свеженарубленных дров в углу строения.
Сверху дрожащая как мышь Агафья отчетливо видела все небольшое помещение. Пышущий жаром Игнат Семеныч уверенно процокал к распятой перед ним жертве. Поднял зажатую в руке початую бутыль. Осушил одним глотком едва ли не всю посудину.
— Ты ждала меня? — издевательски проревел он, оглаживая мозолистой ладонью напряженные ягодицы девушки, — Готовилась?
Его большой палец погрузился в несопротивляющийся анус незнакомки. Повернулся в нем, растягивая. Погрузился до основания:
— Ты соскучилась!
Дьявол заливисто расхохотался собственной шутке. Он приблизился вплотную и его неимоверный ствол, слегка изогнувшись от незначительного сопротивления, нырнул в задний проход жертвы. Та сдавленно застонала.
Расширившимися от ужаса глазами наблюдала укрывшаяся за дровяной кучей Агафья, как толстый член нелюдя, воронкой втягивая побледневшую кожу промежности, целиком исчезал внутри несчастной пленницы, но тут же выныривал обратно, выворачивая свою жертву наизнанку. На мгновение спутанные волосы отлетели в сторону, и перед Агафьей мелькнуло искаженное мукой лицо незнакомки. Побледневшие губы разошлись, открывая стиснутые от боли зубы, по впавшим щекам бежали блестящие слезы. Купеческая дочь едва сохраняла рассудок: происходящее так напоминало тот кошмар, который черт устраивал ей, что она буквально чувствовала ужасный дрожащий член внутри себя. Будто это не незнакомку, а ее дьявол перекинул через неструганные кОзлы и раз за разом врывается в непокоряющееся тело. Она скрипела зубами от несуществующей боли. Ее пальцы непроизвольно сжимались. Из глаз брызнули слезы.
Сдавленно захрипев, монстр кончил. Вслед за покинувшим раскрасневшееся кольцо ануса стволом нелюдя наружу вырвались густые белые капли.
В изнеможении Агафья откинулась назад. Зажмурилась. С трудом удержала подпрыгнувший к самому горлу желудок.
Резко скрипнула невидимая за печью дверь. Незнакомка гулко застонала. Девушка решилась выглянуть:
— Как ты?!
Пленница слабо пошевелила головой:
— Плохо... Очень больно... Жить не хочется...
— Ты кто? — осмелела купеческая дочь, — Как тебя звать?
— Катька, — еле слышно ответила привязанная девушка, — холопка я ихняя?
— Холопка, — ахнула Агафья, — Беглая что ли?! Так чего же ты вернулась? Иль не знала...
Пленница невесело рассмеялась:
— Не понимаешь... Глупая еще... Как я раньше... Тоже не понимала, дура...
— Чего не понимла? — подалась вперед Агафья.
— Что постель барская не перина пуховая, а доска гвоздями утыканная. Не так повернешься — пропорешься до крови.
— Это ты к чему?
— К чему? — вздохнула Катька, — А к тому, что прыгаешь в нее по своей воле, да вытягивают тебя оттуда за ноги. Сама-то чтоль не так полезла?
— Да как ты смеешь. Я никогда... Я... Я... Я жена Семена. Сына хозяйского.
— А вот оно что, — удивилась связанная холопка, — Значит, он тебя силой взял. Не по согласию...
— Конечно, силой, — возмутилась Агафья, — А тебя чтоль иначе?
Несчастная не ответила. Помолчала.
— Игнат Семеныч, — медленно начала она свой рассказ, — всегда до девок был охоч. А уж как померла жена, так вообще в открытую стал жить. Я тогда мелкой, да глупой была: подумала, чем горшки и полы намывать или в поле там, или за скотиной ходить, лучше с барином в кроватке нежиться, срамоту свою тешить. Так что сама, сама я к нему прильнула. Сама честь свою девичью отдала. Еще и взять умоляла. А что? Он мужик видный, сильный. И в постели, девки не обманули, ох как хорош.
Агафья слушала подругу по несчастью с расширившимися от ужаса глазами.
— Только, как стали мы с хозяином жить вместе, все дворовые разом отвернулись от меня. Бояться стали, презирать, завидовать. Сами-то, видать, на мое же место нацелились. А тут... В общем, когда случилась беда мне и обратиться было не к кому. Вот и сбежала...
Истошным визгом тяжелая дверь предупредила увлекшихся девушек о появлении черта. Купеческая дочь стремительно рванулась на верхотуру дровяной кучи, связанная холопка зарычала в бессилии.
— А, — весело проговорил, показываясь из-за печки, Игнат Семеныч, — вижу, скучала по мне. Сейчас поглядим, насколько соскучилась.
Его длинный узловатый палец тут же устремился к бесстыдно выставленному алому кружочку ануса жертвы. Уперся. Согнулся. Повернулся. С трудом ввинтился:
— Да, задержался, задержался, — добродушно протараторил он, — девочка совсем остыла.
Ловким движением, едва не схватив свою невестку за неосторожно торчащую лодыжку, он подкинул в пламенеющее жерло печи толстое полено с кучи. Жадное пламя с радостью поглотило его покорную жертву.
Демон опустился на колени и его длинный извивающийся язык устремился к беззащитной промежности Катьки.
Со своего места Агафья видела все в мельчайших деталях: тонкий бардовый кончик причудливо змеился вокруг выпуклого валика сфинктера, пытался проникнуть вовнутрь, заливал трепещущее лоно прозрачной слюной. Чудовище пыхтело от напряжения, его нечеловеческий член увеличивался на глазах. Сопротивление нелюдю, несчастная знала это по себе, лишь усилило бы мучение.
— Это произошло прошлой зимой, — торопливо заговорила Катька, едва за Рогатым захлопнулась дверь, — В самые морозы. Игнат Семеныч ушел на пристань, встречать ладью. Там что-то случилось, не знаю, что точно. Но он провалился в прорубь, и его утащило под лед, — она с трудом перевела дыхание.
Агафья осторожно спустилась к привязанной девушке.
— Искали всю ночь, и на следующий день — да бесполезно. Вода же ледяная. А подо льдом долго не протянешь... В общем, собрались править тризну. Столы накрыли, иконы завесили: все как положено. А тут ворота распахиваются, и нате вам. Игнат Семеныч. Живехонек. Как новенький. Рассказывает, будто внизу у мельницы из проруби выбрался и в лесу в берлоге медвежьей отогрелся... Только сразу я поняла: не он это. Другой кто-то его личину нацепил и по наши души явился. Я ведь лучше других хозяина знаю. Самую мелочь подмечу, — холопка тяжело вздохнула, — Да кто ж меня, дуру, послушал. Потыкалась я к одному, второму — все гонят. Смеются...
Пораженная Агафья слушала, открыв рот:
— А едва ночь наступила, остались мы с демоном этим наедине. Тут-то все и началось. Я когда рога и хвост увидала, думала все конец мне... Но небеса не смилостивились. Оказалось еще плоше...
— И ты убежала, — выдохнула дрожащая купеческая дочка.
— Ха! — воскликнула связанная беглянка, — Как же. От него убежишь... Пыталась. Едва ли не дюжину раз. Да от его зова откуда хочешь вернешься. Не так все просто...
— И как же быть?! — ахнула испуганная Агафья, — Куда ж деваться?
Катька не ответила. Застонала сквозь стиснутые зубы.
— Что делать-то?! Иль одна дорога — в реку?!
— К бабке я ходила, — словно нехотя процедила пойманная девушка, — К колдунье. Говорит, утоп твой барин, а в тело его черт вселился и на землю вышел. Теперь одна дорога — сжечь его надо. Огонь он завсегда от нежити очищает. А иначе никак. Он же не живой...
— Сжечь... — потрясенно повторила Агафья, — Как же это. Но ведь...
— Вот именно, — мрачно подтвердила Катька, — Никак. Что я, девчонка, могу с ним, зверем, сделать. Дом ночью спалить что-ли? А люди. Да и вообще... Меня же тогда тоже... Кому я расскажу, что он чертом был... Ну и сама знаешь, по ночам он словно туман какой насылает, никаких сил не остается. Только, чтобы задрать подол.
В огромной жаркой топке звонко щелкнуло. Девушки потрясенно молчали.
— Одному лишь меня бабка научила, — грустно проговорила понурившаяся холопка, — Чтоб от его зова избавиться, нужно уши свечным воском залить. Только свеча, обязательно должна освященной быть. Из церкви... Так и ушла я...
— Значит, мы можем бежать! — не веря своим ушам, прошептала Агафья, — Что же ты сразу не сказала...
— Бежать, — хмыкнула связанная холопка, — А что ты будешь делать? Кому ты там нужна, беглая? Я вон тоже думала: мужика себе найду, поселюсь с ним, детишек родим... Да только никто я, ниоткуда, и звать никак... Кто ж меня замуж возьмет. Боятся все... Вот к разбойникам и прибилась...
— К разбойникам, — потрясенно проговорила купеческая дочь.
— А что, они про род, племя не спрашивают. Ложилась под каждого, кто захочет. Тем и жила. Думаешь, это лучше, чем здесь...
— И ты вернулась?
— Поймали нас третьего дня, — обреченно вздохнула Катька, — На засаду наткнулись. Всех повязали. Приволокли в город, бросили в поруб. Казнить должны были. Да только свечки-то у меня отобрали, вот и не смогла я от зова его нечистого уберечься. Рогатый-то почитай каждый день меня звал, да все бестолку. А тут... Не знаю, все как в тумане было, рвалась я наружу, об стены головой билась. Бревна неохватные зубами грызла, гвозди ногтями рвала. Как и выбралась-то? Как дорогу в темноте нашла? Как не напал никто? Не знаю. Только здесь, во дворе, очнулась... И поняла: все, конец...
— И что теперь...
Накрепко прикрученная к старым кОзлам Катька вновь тяжело вздохнула. Резко тряхнула головой. Решилась:
— Со мной все кончено. Мне не жить. Я к смерти приговоренная: либо он, либо те... в городе. Но тебя я спасу. Не спорь! Слушай...
За полдень, как и предупреждала истерзанная нелюдем Катька, Игнат Семеныч твердой уверенной походкой в сопровождении двоих холопов отправился на рынок. Подумать только, раньше Агафья не замечала этих его каждодневных действий.
Купеческая дочь выскочила на высокое крыльцо, как только захлопнулись ворота. Первым делом она, не медля, послала Ваньку, огромного рыжего молодца, которого использовали для не требующего умственных усилий физического труда, загрузить овин прошлогодним сеном. Случившаяся тут же ключница сварливо поинтересовалась, зачем это. «Чтобы не сгнило от сырости», быстро пояснила девушка и немедленно, как учила беглая холопка, сослалась на Игната Семеныча.
Толстая служанка, удивленно похлопав глазами, «Оно, вроде, и не сырое», особого криминала в ее действиях не усмотрела и препятствий чинить не стала. Главное, чтобы не проболталась свекру раньше времени.
Ваньку подгонять не пришлось: за две ходки — от сарая до овина не более двух дюжин размашистых шагов — он доверху набил второй этаж закопченной избушки сухим, как бумага, сеном. Отослав помощника, Агафья, дрожа от страха, вошла в небольшое почерневшее помещение. Голой Катьки не было. Утром, знала девушка, ее оттащили в подвал. Большие неструганные кОзлы стояли на своем месте. Толстые грубые веревки оставили на темных ножках светлые полоски. Местами на этих свежих следах встречались бурые кровавые пятнышки. Девушка вздрогнула: сколько унижения и боли довелось вчера претерпеть несчастной беглянке. Испуганно оглянувшись, она подняла подол — под верхней рубахой на поясе висели толстый кожаный мешок и нож. Вцепившись ногтями в узел, Агафья с трудом развязала его. Из мешка девушка извлекла небольшую кожаную пороховницу с которой ручьем стекала вода: как научила Катька, Агафья с вечера вымочила ее в большой бадье в своей клети.
Отодвинув тяжелую заслонку печи, купеческая дочь запихнула мокрый кулек в черную глубину топки. Оставалось самое тяжелое — перепилить большим кухонным ножом толстые канаты, удерживающие бревна потолка после давнишнего, всеми прочно забытого ремонта.
Она едва успела захлопнуть дверь своей светелки, как в коридоре раздались тяжелые гулкие шаги. Девушка поспешно взяла в руки шитье.
— Скучаешь? — свекр и не подумал стучаться, — Я тоже что-то соскучился.
Он развязано приблизился. Положил широкую мозолистую ладонь ей на голову. Повернул к себе.
Колдовство! Внезапно поняла девушка. Он использует свое колдовство. Слышать через восковые затычки в ушах она приспособилась быстро. А вот его потусторонний зов, разумеется, пропустила. Все задуманное повисло на волоске!... Агафья, стиснув зубы, решилась.
Под несколько удивленным взором нелюдя девушка отошла в дальний угол и одним махом избавилась от скрывающей ее тело одежды. Опустив голову, приблизилась, повернулась спиной, нагнулась, опираясь руками на лавку.
Очевидно, это было не то, что требовал Рогатый, но он, к счастью, оказался достаточно самоуверенным, чтобы заподозрить неладное. Спустя мгновение купеческая дочь содрогнулась, ощутив прикосновение скользкого горячего языка к своему выставленному лону. Черт удовлетворенно хрюкнул и глубоко погрузился в расслабленный покорившийся анус жертвы.
Страха не было. Его вытеснила решимость.
Слезы текли по щекам девушки, когда огромный ствол чудовища до невозможного растянул ее задний проход, она могла закричать, но лишь тверже сжала челюсти. Агафья едва не рычала: монстр все глубже и глубже входил в нее. Она с трудом сдерживала рвоту, такое сильное отвращение вызвали у нее действия нелюдя.
Увитый набухшими сосудами член Игната Семеныча взорвался в глубине живота невестки и выскользнул наружу. Купеческая дочь не двинулась, хотя чувствовала как медленно и тягуче стекает по бедрам выдавленное из ануса семя чудовища.
Спустя томительно долгое мгновение дверь захлопнулась, и цокающие шаги начали затихать отдаляясь.
С омерзением Агафья провела рукой по оскверненной промежности: между ее пальцев повисли истончающиеся белесые нити. Больше сдерживаться она не могла. Перегнувшись через широкий край тяжелой бадьи в углу, несчастная излила туда содержимое своего, сжавшегося как кулак, желудка.
Несмотря на поздний вечер Агафья Емельянова не спешила отходить ко сну. Полностью одетая девушка сидела на разобранной постели. Перед ее глазами словно вживую мелькали образы: дюжие полуголые холопы раздувают почерневшее жерло печи в овине, притаскивают обнаженную несопротивляющуюся Катьку, накрепко притягивают веревками изувеченную пленницу к кОзлам. Твердой хозяйской походкой вваливается Игнат Семеныч. На его лице зловещая ухмылка. В руке большая наполненная самогоном бутыль. Властным жестом отсылает он раболепствующих перед ним слуг. Хочет насладиться ужасом своей жертвы... Но в глазах несчастной, видит купеческая дочь, холодная решимость. Такая же как и самой Агафьи. Она знает, что произойдет. Она уже готова. Ее чаша испита до дна... Неистовое чудовище скидывает одежду. Предстает в своем естественном виде. Прикладывается к горлышку. Делает большой глоток... А там, в глубине печи, позади полыхающих дров шипит и потрескивает влажная кожаная пороховница. Она сохнет. Быстро сохнет. Еще чуть-чуть...
Катька поднимает затуманенные болью глаза. Она видит грубо перерезанные канаты на потолке. У нее только одна просьба: быстрее бы...
Достаточно увлажнив слюной нежный анус девушки, Игнат Семеныч поднимается, вновь отпивает самогонки. Его шершавые пальцы принимаются растягивать задний проход жертвы. Дьявольский член уже напряжен. Он готов ворваться вовнутрь девичьего тела...
Потемневшая кожа пороховницы теряет последнюю каплю жидкости и начинает быстро тлеть, становясь все тоньше...
Не сдержавшись, несчастная Катька страшно кричит, когда толстый ствол нелюдя до основания погружается в ее задний проход. Ему это нравиться. Это он любит больше всего... Подержать подольше. Затем медленно вывести. И снова резко загнать на всю длину...
Жадное пламя добирается до черных зернышек пороха. Прыгает от одного к другому. В едином дружном порыве устремляется вверх, в стороны. Старая кирпичная кладка на мгновение удерживает взрывную волну и та послушно устремляется в сторону выхода.
Под оглушительный грохот металлическая заслонка вылетает подобно пушечному ядру. Все бревенчатое строение сотрясается от мощного взрыва. Ослабленный потолок не способен пережить подобного натиска, и толстые просмоленные бревна рушатся вовнутрь, в огонь. Живые существа кричат одержимые настоящим искренним ужасом. Но им уже не выбраться... Следом за потолком вниз летит сухое легкое как воздух сено. Оно вспыхивает мгновенно...
Разбуженные холопы выскакивают полуголыми, мечутся по двору, бегут за ведрами. Но здесь уже не помочь. Все что остается — поливать водой крыши и стены соседних строений, чтобы не перекинулось. Толстая ключница уверенно руководит действиями дворовых...
Агафья закрывает покрасневшие воспаленные глаза.
— Прости меня, Катька. Пусть земля тебе...
По ее щекам медленно катятся соленые слезинки.
— Барыня! Барыня! — истошно заколотили в дверь ее светелки, — Пожар! Игнат Семеныч сгорели...
E-mail автора: afryazin@yandex.ru
