5. Новый поворот

Закончилось выступление, мы вернулись на нашу ферму. Я как всегда отодрала хозяйку, вымылась и теперь отдыхала в своём вольере. «Дожила, душенька! — сказала я себе. — Свой вольер!» «А кто я вообще такая? — спросила я. Н-да, итог не очень утешительный. Из хорошей, правильной девочки я превратилась в рабыню, маньячную лесбиянку-зоофилку. Любая станет лесбиянкой и зоофилкой, если по нескольку раз в день будет только и делать, что заниматься сексом с женщинами и собаками. Может быть права госпожа Милена, что я создана, чтобы служить и приносить удовольствие другим?

Ну нет уж, решила я. В том, чтобы быть лесбиянкой и зоофилкой, ничего плохого нет. Ну мало ли извращенцев в мире, мои извращения не самые страшные, есть гораздо хуже и отвратительней. Но вот в положении рабыни ничего хорошего нет. Что может быть хорошего в том, что тебя принуждают делать то, что сами не решаются делать, да ещё убеждают, что это потому, что ты такая?

Я так увлеклась своими мыслями, что обнаружила чужих, только лишь когда они появились у вольера. Это было четверо мужчин, здоровенных отморозков. Вот мои дурные предчувствия и оправдались. Один из них, особенно громадный, одним движением вынес дверь вместе с петлями и замком. Он посмотрел на меня и кивнул: выходи мол. Я встала и пошла, не обращая внимания на свою наготу. После того, как я трахалась на глазах десятков людей с собаками, смутить меня было почти невозможно. Схватив меня за волосы, бугай поднял в воздух:

— Кто-нибудь хочет эту суку?

— Ну её нахрен, Колян, — ответил другой. — Она с псами трахалась, ещё заразит чем-нибудь...

— И то правда, — согласился Колян.

Он поставил меня на землю и потащил в по¬кои госпожи Милены. Там царил разгром: всё перевёрнуто, мебель разломана, сама Милена стояла на коленях перед пожилым мужчиной. Я обратила внимание на руку по¬жилого, в которой он держал сигару: татуировки ясно показывали, что он не одну ходку совершил к хозяину.

— Не хорошо, — говорил бандит. — Работаешь на нашей территории и не делишься.

— С какой стати? — упрямо ответила хозяйка. — Я придумала, я осуществила. Вы тут не причём.

— Ты не понимаешь? — вздохнул пожилой. — Я отвечаю за всё происходящее на этой земле. Тут делают свои дела серьёзные люди. А твоя самодеятельность заставила шевелиться ментов. И возникли лишние проблемы. Вот за это нужно платить.

Женщина лет тридцати пяти, стройная шатенка, встала:

— Ну, вы тут разбирайтесь, Марк, а мы пойдём.

При виде ней, что-то ёкнуло в груди, внизу живота занялся жар. Такого со мной ещё не было.

— Да, конечно, Стефания, — кивнул пожилой.

Взяв поводок, женщина прицепила его к моему ошейнику и повела прочь. Я-то думала, моя дальнейшая судьба связана с бандюками, а нет. Меня отдали женщине со странным именем Стефания. Почему-то меня это обрадовало. А госпожу Милену, скорее всего, я больше никогда не увижу. Коли так...

— Без Джека никуда не пойду! — заявила я, плюхаясь на пол.

— Какого ещё Джека? — удивилась женщина.

— Это мой доберман, госпожа, — объяснила я.

— Марк? — посмотрела Стефания на бандита.

— Забирай! — махнул тот рукой.

Забрав собаку, Стефания посадила нас в машину. Я сидела сзади, на полу, — Стефания не разрешила садиться на сидение. Джек лёг рядом, положив голову мне на колени, и влюблено поглядывал.

— Как тебя зовут? — спросила Стефания.

— Кукла, госпожа, — ответила я.

— И правда, очень похожа! — усмехнулась женщина. — Ладно, Кукла так Кукла. Как ты дошла до такой жизни, Куколка?

— Долгая история, госпожа, — ответила я.

— А ты расскажи, времени у нас много.

Что ж, я не видела смысла скрывать и начала рассказывать о своих приключениях, как меня перебил телефонный звонок. Жестом велев мне замолчать, Стефания взяла мобильник:

— Слушаю, Марк.

Выслушав тираду, он спросила меня:

— Ты не знаешь, где сейф твоей бывшей хозяйки?

— Откуда?! — изумилась я. — Мне в её покои хода не было. Да и кто я такая, чтобы делиться со мной такими вещами?

— Нет, Марк, она не знает, — сказала в трубку Стефания. — Нет, действительно не знает, я ей верю. Пока.

— Дуба дала твоя хозяйка, — сообщила Стефания. — Марк решил её к её же собачкам запустить, а она возьми и помрэ. Сердце. А деньги куда-то спрятала. И деньги немалые...

Дальше ехали молча.

Умерла, значит, госпожа Милена. Так хотела трахнуться с псом, но так и не смогла. А я таки соврала этой бабе. Научилась. С Миленой и не тому научишься. Любила госпожа Милена передо мной хвастаться, какая она крутая, сколько у неё бабла и где всё хранится. Показывала документы. Более того, часто я брала эти документы или наоборот клала их в сейф. Госпожа Милена была уверена, что этим она ещё больше унижает меня и возвышает себя.

А деньги у неё водились немалые. Только за эти три выступления Милена заработала более полумиллиона евро. Богатенькие буратино действительно хорошо платили за такое зрелище. И это только небольшая часть тех денег, что имела Милена.

И надо быть законченной идиоткой, чтобы рассказать об этом кому либо ещё.

Внезапно машина замерла на обочине. Стефания вышла наружу и приказала:

— Выходи, Кукла, собаку оставь внутри.

Я выполнила приказ. Женщина отвела меня за кусты, достала наручники, завела руки за спину и надела наручники. Потом достала пульт:

— Ты знаешь же, что это, Кукла? Пульт от твоего ошейника. Модель немного устарела, но вполне действующая. Твоя хозяйка тебе демонстрировала, как работает твой ошейник. А? Почему молчишь, сука?!

— Показывала, госпожа, — ответила я.

— Чудненько, — улыбнулась Стефания. — Так вот, Кукла. Я тебе не верю. Не верю, что ты ничего не знала. Да, Марку я сказала одно, а тебе говорю другое. Ты должна была знать про сейф! Ты ведь знала?!

— Да, госпожа, — признала я, — госпожа Милена упоминала про сейф. Только вот где этот сейф она никогда не говорила. У меня весь маршрут был от вольера к вольеру да душ с туалетом.

— Да? — сомнением спросила Стефания, заткнула рот и включила пульт. Мощный разряд пронзил моё тело, сильная судорога сбила меня с ног.

— Где сейф, сучка? — вытащив кляп, спросила женщина.

— Не знаю, госпожа! — простонала я.

— Хорошо, — сказала мучительница и вставила кляп назад.

Новый разряд пронзил моё тело. Около часа терзала меня Стефания разрядами, добиваясь правды, но я стояла на своём: понятия не имею, куда Милена спрятала сейф. Похоже, Стефания убедилась, что я действительно не знаю, где сейф. Я вся была в рвоте, моче и дерьме, что выделились из меня при судорогах. Она освободила меня и помогла вымыться в речке неподалёку, окунув несколько раз подряд. Предусмотрительная га¬дина! Потом зашвырнула в машину, и мы поехали дальше. И тут раздался телефонный звонок.

— Привет, Марк, — ответила женщина. — Да уж, поспрашивала. Не каждый мужик такое выдержит, сколько эта крошка. Точно не знает, ты же знаешь, как я спрашивать умею. Жаль, конечно. Ладно, созвонимся. — Она посмотрела на меня в зеркальце: — Значит, кроме собачек, с хозяйкой трахалась?

— Да, госпожа! — ответила я.

— А давай проверим!

Стефания остановила машину и отвела меня в кусты. Госпожа быстро скинула всю одежду. Боги, такой потрясающей фигуры я ещё не видела! Высокая грудь, со светло-коричневыми сосочками, плоский живот, осиная талия, широкие бёдра, стройные длиннющие ноги. Лицо, правда, грубоватое, но всё равно, Стефания была прекрасна! Я легла на землю, а женщина села мне на лицо. И принялась за привычную работу. Мой язычок бегал по складочкам, играл с клитором, свернувшись в трубочку, трахал Стефанию в её дырочку. Новая хозяйка не орала, она визжала так, что листья с веток осыпались. За полчаса она успела кончить несколько раз.

— Да, лизать ты умеешь... — признала Стефания, доставая из багажника свёрток с одеждой. — И не называй меня госпожой, я — мать Стефания, настоятельница женского монастыря.

6. Божья обитель

Мать Стефания облачилась в свою одежду монахини и села за руль своего «Мерседеса». Я опять же села на пол сзади. Через полчаса машина подъехала к воротам монастыря. Ворота немедленно открылись. Мать Стефания, бросила одной из монашек, встречавших её:

— Девчонку в третий корпус, собаку — на псарню, в отдельный вольер.

Поклонившись, монашки приступили к действиям. Она ухватила меня за волосы и потащила куда-то за угол. Третий корпус оказался двухэтажным зданием, но меня повели в подвал. Там был небольшой коридор, с тяжёлыми дверьми. Монашка открыла дверь под №4 и пинком забросила внутрь. Там стояли четыре застлан-ных кровати, возле которых стояли на коленях две обнажённых девушки. Увидев, что это всего лишь я, одна села на табуретку, а вторая подошла ко мне:

— Здравствуй, сестра! — приветствовала она. — Ты не новая послушница?

— Здравствуй, — ответила я. — Нет, я всего полчаса назад узнала про то, что меня везут в монастырь. А ты послушница?

— Была, — как-то горько усмехнулась девушка. — И она тоже. Как почти все здесь. А сейчас рабыни матери-настоятельницы Стефании. Нас тут таких семь-восемь. Это гостевой дом, но останавливаются особо избранные паломницы и подруги матери Стефании. Вот нас и держат для утех этих дам, самой Стефании и других монашек из монастырского начальства. Мать Стефания лишь таких и продвигает.

— Понятно, — кивнула я.

— Здесь несколько правил, — просветила меня бывшая послушница. — Если входит кто-то из монахинь, мы обязаны встать на колени и смотреть в пол. Днём спать запрещено, если только ночью не работали, но спать разрешается лишь до полудня. Сейчас будет завтрак, а потом принесут работу.

— Работу? — изумилась я.

— Да, работу, — подтвердила девушка. — Шьём вещи для монастыря. Ублажение гостей не каждый день, а проводить время впустую — тяжкий грех. Ша, кто-то идёт. Для завтрака слишком рано...

Загремел засов. Мы опустились на колени. Это действительно был не завтрак.

— Новенькая, выходи! — приказала монахиня.

Я вышла. Монахиня заперла келью или, точнее, камеру и повела куда-то. Я думала, меня ведут наверх, но монахиня повела меня куда-то вниз, потом длинным коридором, а потом мы поднялись по лестнице. Открыв дверь, монашка втолкнула меня внутрь.

Внутреннее убранство удивило меня монашеским аскетизмом и наличием самой современной техники: компьютер, плазменный телевизор, видеокамера на штативе. Кроме знакомой мне матери игуменьи Стефании, было ещё три монашки. Я о монастырской иерархии имела самое смутное представление, но предположила, что это руководство монастыря.

— Проходи, детка, не стесняйся, — сказала Стефания.

— Говоришь, она вылизывает божественно?! — спросила невысокая остроносая женщина.

— Попробуй сама, — улыбнулась игуменья.

Все посмотрели на меня. Я поняла, что от меня ждут, подошла к остроносой, и задрала подол платья. Н-да, чулочки и трусики скорее подошли бы куртизанке, а не монахине, умертвляющей плоть. Сначала я начала гладить и лизать бёдра сквозь чулки, поднимаясь выше и выше, пока не добралась до «девочки». К этому времени монашка стонала, крутя себе соски. Когда я коснулась языком клитора, она бурно кончила, залив мне лицо своими соками. Я продолжила работать язычком, сунув в анус два пальчика, что вызвало ещё один оргазм. Вдруг я меня рывком поставили на ноги, и в мою киску засадили страпон. Я продолжила вылизывать, и в тоже время меня трахали. Впервые за три месяца меня трахала не собака, а человек, пусть и женщина. Почти забытые ощущения.

С пронзительным криком монашка кончила и отрубилась. Я оглянулась. Ну конечно меня имела Стефания. За ней две монашки вылизывали и трахали друг друга толстыми вибраторами в позиции 69. Стефания вынула страпон из киски и засадила в попку. Это было чуть болезненно, но всё равно приятно. Я целиком отдалась про¬цессу, яростно натирая клитор, и вскоре кончила.

Стефания сняла страпон, оставив его в моей попе, и приказала вылизать её. Я с удовольствием этим занялась. И вскоре мать настоятельница забилась в оргазме. Не успела я оторваться от киски Стефании, как меня схватила за волосы другая монахиня и ткнула лицом в свою «девочку». Едва я закончила её вылизывать, как меня перетянула следующая. Потом первая, остроносая, потом опять Стефания. Время от времени меня трахали в киску или попку, оставляя страпон там. Я уже не помнила, по которому разу кого лизала, когда в дверь постучали. Кто-то открыл, после небольшого разговора меня отвели в покои матушки игуменьи. Монашка, посадив на пол за ширмой, приковала за ошейник к кольцу в полу такой короткой цепью, что я не могла поднять голову выше, чем на пару ладоней. Но это меня не беспокоило. Устала я хуже любой собаки: сначала трах с псами в шоу, потом пытка в кустах, потом это бесконечное вылизывание еблей. Я просто улеглась на пол и заснула.

Разбудила меня та же монашка, что и приковала, просто пнув своим ботинком в живот. Расковывать не стала, а поставила поднос с двумя мисками перед моим лицом, гадливо улыбаясь. В одной был суп, в дрогой каша. Я, стоя на четвереньках, посмотрела на неё снизу вверх.

— Чего смотришь, сучка? Жри! — и, схватив меня за волосы, ткнула лицом в суп.

Бабища была здоровая, она бы просто утопила меня в этом супе, пришлось начать есть. А монашка подо-шла к раковине и вымыла с мылом руку, которой меня брала за волосы. Если она хотела этим меня ещё более унизить, то просчиталась. После тех шоу я уже невосприимчива к подобным оскорблениям. Тут монашка нашла себе новое развлечение: стала пинать меня, когда я ела. Я давлюсь, захлёбываюсь, а эта сволочь гыгыкает довольная.

— Сестра Марфа! Что это значит?! — раздался холодный голос.

— Кормлю сучку, — спокойно ответила монашка.

— А для чего издеваешься? — спросила Стефания. — Или это называется «любовь к ближнему»?

Бабища не нашлась что ответить. Наложив на неё весьма строгую епитимию, мать настоятельница отослала сестру Марфу прочь. Я успела заметить, каким ненавидящим взглядом окинула нас сестра Марфа, уходя. Ой, девки, будут у нас с ней неприятности...

Стефания отвязала меня, сама умыла и посадила за стол. Я стала нормально кушать, ложкой. Пока я ела, к игуменье собрались остальные монашки. Мне аж не по себе стало, такими голодными глазами они смотрели на меня, прямо как людоеды. И вот наступило то, ради чего они все собрались: я опустилась на колени перед Стефанией и, раздвинув её прекрасные ножки, и припала к бутону страсти. Пиписька её, скажу вам, тоже была очень красива! Очень скоро она начала стонать, мять свою грудь, дёргать за соски, прижимать мою голову к своей промежности, и, наконец, бурно кончила. Тут же меня перетащила остроносая. И опять закружилась кару¬сель: я вылизываю по очереди монашек почти без перерыва, меня кто-то обязательно трахает. Лишь под утро меня, нализавшуюся затраханную до полусмерти, монашка едва ли не на руках отнесла в ту келью-камеру.

— Ну ты, девочка и даёшь! — приветствовала меня та самая послушница. — Вчера утром пришла, сегодня вер¬нулась еле живая. Неужто ты им так понравилась?! Наташ, давай проверим!

— Э, ты чего?! — возмутилась я.

Но четыре руки меня разложили на кровати, и одна задница уселась мне на лицо, а мою «девочку» стал ласкать проворный язычок. Против воли я возбудилась, и сначала вяло, а потом всё быстрей и быстрей заработала языком. И, как всегда, очень быстро девушка изогнулась в оргазме. Послушницы поменялись местами, я вылизала её. Лишь после третей перемены, я получила оргазм.

— Да, — с вожделением глядя на меня, признала Наташа, светлокудрая пухленькая девушка, — теперь я пони¬маю, почему тебя наши сучки так полюбили.

Первая, по имени Лариса, в это время ласкала мою грудь.

— Девочки! — взмолилась я, хоть мне и было очень приятно. — Ну хоть чуточку можно отдохнуть?!

Наконец-то меня оставляют в покое, и я уснула.

Разбудила меня около девяти часов утра монашка с каким-то чемоданчиком. Я совсем сонная смотрю, а она собирается прокалывать мне соски! Сделала амнезию, проколола соски, вставила кольца, заклеила проколы — заняло всего несколько минут. Чмокнув меня в щёчку, монахиня ушла. И я опять завалилась спать. Проснувшись, я недоумённо посмотрела на свои титьки, не до конца понимая, что с ними сделали. Лишь потом вспомнила, что их утром прокололи. Подружки пугали, что это очень больно, месяцами будет болеть. Но нет, монашка оказалась опытным мастером.

— Может быть, она ещё и наколки делает? — спросила я.

— Ага, — ответила Наташа и показала маленькую татуировку на руке. — Она раньше салон держала, потом в веру ударилась. Но от старого ремесла не избавилась. Хитрая Стефания за определённую плату разрешает делать паломникам татуировки религиозного содержания. Деньги идут в доход монастыря.

Тут дверь открылась, мы бухнулись на колени. Принесли обед.

После обеда зашла сестра Марфа, оглядела нас пустым взглядом и ткнула в меня пальцем:

— Ты! На выход!