Меня зовут Ольга Зарецкая, и я пишу эро-рассказы по сериалу «Сверхъестественное» Пожалуйста, поднимайте рейтинг. Комментарии, отзывы и пожелания, (а также проклятия и ругательства) отправляйте на zareckaya@list.ru Буду ждать!
***
Dean"s POV:
Ты вечно думаешь только о себе. Тут нет твоей вины, тебя так воспитали — мы с отцом и воспитали, и почему я виню тебя? В чем мне вообще винить тебя, если это я таскаю тебя по всем этим жутким местам, заставляю уничтожать зло, с каждым днём всё больше и больше лишая тебя надежды на то, что ты сможешь остаться нормальным. Я даю тебе лишние пять минут поспать с утра, готовлю нам завтрак, веду машину сам — ты думаешь, я такой фанат езды? Сам пробовал сутками торчать за рулём? Я стараюсь каждый момент твоей жизни превратить хоть в какое-то удовольствие — пускай не всегда эти моменты выходят радостными, но, по крайней мере, лучше, чем могли бы. Даю тебе ключи от тачки изредка, чтобы вождение сохраняло свою прелесть. Ищу в ночных магазинах на заправках твоё любимое пиво — интересно, ты это вообще замечаешь? Ты привык потреблять без раздумий, ты не знаешь, что бывает иначе. И я сам не даю тебе узнать, что бывает иначе — не оставляя тебя в покое, лишая шанса на нормальную жизнь. Но так ты по крайней мере... по крайней мере под моей защитой. Боже, Сэмми, я так запутался, у меня в голове абсолютный бардак.
И если бы ещё дело ограничивалось только охотой, как же.
Ты думаешь только о себе, берёшь то, что тебе хочется. Это было только вопросом времени: когда тебе захочется меня. Всего, целиком, без остатка. Ведь ты не видишь, что я и так весь твой, тебя не волнует, что меня и без того лихорадит от тебя — тебе хочется и всё тут. И, конечно же, ты получил то, чего хотел. Не знаю, остановился бы ты, скажи я тебе. Наверное, да — но тогда, напуганный собственными желаниями, ты предпочёл бы закрыть их навсегда под замок, сбежать, не видеть меня больше. И я не имею понятия, как бы я тогда жил. Но я не сказал тебе остановиться. И не только потому, что сам хотел этого до помешательства, так, что в последнее время стало невыносимо находиться с тобой в одной комнате. Просто я, видимо, не обладаю физической способностью сказать тебе «нет».
***
— Ты прав... Дело в Джессике. Но не только в ней, — говорит Сэм, бросив осторожный взгляд на Дина. Тот непонимающе смотрит на него с дивана — брови сдвинуты к переносице, на лице напряжённое выражение. Сэм готов поклясться, что у него сейчас даже волосы на загривке дыбом встали.
— А что главное? — спрашивает он, заставив себя расслабиться и улыбнуться. Сэм просто смотрит на него в ответ укоризненно, но не более того — смотрит и отводит взгляд. Молча утыкается снова в свои бумажки, пытается найти разгадку. Дин тоже замолкает, опустив глаза. Ему бы подойти к Сэму, объяснить всё по-нормальному, да почему-то трудно найти слова. Он часами, пока ведёт машину по пустынным дорогам, пытается подобрать правильное объяснение. Как он подойдёт к Сэму, сядет рядом, а лучше — на пол около очередной гостиничной кровати, заглянет ему в глаза и скажет, что ему не в чем себя винить. Что Дин сам этого хочет и совершенно не чувствует себя несчастным. И что всё в порядке, не из-за чего тут голову ломать. И что... нет, вот этого Дин, пожалуй, ни в коем случае брату не скажет — совершенно лишняя чепуха. Но Дин не говорит и того, что обычно планирует произнести. Это невозможно — то же самое, что добровольно сесть на раскалённую сковородку, прекрасно зная, до какой температуры она раскалена, и что происходит при соприкосновении горячего металла с кожей.
Поэтому Сэму никак не расстаться со своими заблуждениями.
Почти час проходит в молчании. Потом Сэм встаёт и уходит в душ. Дин засекает время по часам — обычно Сэм выходит из душа минут через семнадцать-восемнадцать, поэтому уже через пятнадцать минут у Дина начинает сосать под ложечкой. Он то и дело косится на дверь, стараясь на пропустить триумфального появления братца. Пропустишь — пеняй на себя. Но если нет... Можно попробовать. Главная ошибка Дина в том, что он всё время пытается объясниться с братом без слов — не понимая, как ему порой нужны эти слова, ведь сам он прекрасно обходится без них. Сэм не обладает достаточным мастерством чтения мыслей по лицу, поэтому не всегда понимает, не всегда улавливает сигналы.
Щёлкает дверная задвижка, и Дин вскидывает глаза. Дверь открывается, и в облаке пара появляется Сэм — в полотенце, обёрнутом вокруг бёдер, с влажными волосами. И весь какой-то притихший. Дин не может понять, что происходит. Он смотрит на брата удивлённо, но тот садится на соседнюю кровать и смотрит куда-то поверх плеча Дина.
Ничего не поделаешь, — думает Дин, — Придётся действовать самому.
— Сэм? — негромко зовёт он. Тот вздрагивает, обратив на него взгляд. Дин, ухмыльнувшись, откладывает на тумбочку дневник и садится на кровати. Он смотрит Сэму в глаза, и тот нервно облизывает губы, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит. Но Дин не оставляет места недосказанности — подходит к его кровати, осторожно опускается на колени. — Ты бы меня послушал, а?
— Я... тебя слушаю, — сглотнув, кивает Сэм. Но слушать у него как раз-таки не очень получается. Гораздо лучше получается просто смотреть в тёплые глаза, пытаться — в очередной раз, да сколько же можно, да почему ж не получается — понять наконец это необъяснимое создание, сидящее сейчас подле его кровати.
— Сэм, ты... знаешь... — Дин как всегда растерял все слова на полдороги, и наконец, отчаявшись что-либо объяснить, вдруг вспоминает про язык, понятный обоим. Другой вопрос, что ещё ни разу ему не приходилось им пользоваться — обычно это шло по умолчанию или с подачи Сэма. Дину никогда не приходилось говорить это вслух, но он чувствует себя таким виноватым из-за того что не может ничего толком сказать, что решается. Опираясь на колени Сэма, он приподнимается и тихо, с трудом заставляя себя говорить, произносит ему на ухо, — Есть одна вещь, о которой я хочу тебя попросить. Сэм, ты исполнишь для меня маленькую просьбу?
— Ко... конечно, — хрипло соглашается Сэм, подписываясь сам не зная на что. Он безгранично доверяет Дину, зная, что тому и в голову бы не пришло причинить ему вред. Дин по умолчанию его ангел-хранитель, как такому можно не доверять?
— Тогда... трахни меня, Сэмми. И заметь, я не прошу тебя быть нежным. Сделаешь? — на последнем слове в голосе Дина прорезается очаровательная хрипотца, от которой у Сэма окончательно мутится рассудок. Как будто мало было уже того, что именно Дин сказал.
— Что? — оторопело спрашивает он, опасаясь, что чего-то не расслышал.
— Слушай, ты, кретин, не заставляй меня повторять это ещё раз, — Дин резко возвращается на исходную позицию, опуская взгляд в пол. Пальцы нервно теребят воротник рубашки, а приглядевшись, Сэм замечает два пунцовых росчерка на скулах. Не послышалось. Дин выглядит слишком однозначно. Но с чего бы это вообще?... Дин раньше никогда не... Сердце заходится в бешеном ритме. К чертям. Сэм, прищурившись, ещё пару секунд изучает его лицо, затем поднимается на ноги, подхватывает Дина подмышки, заставляя встать. Тот вынуждает себя смотреть Сэму в лицо — после подобного рода признаний это даётся непросто. Дин никогда не был против того, что они делали. Но по сути, он первый раз высказался за.
— Вот ты зачем это сейчас сказал? — интересуется Сэм, начиная улыбаться, лаская горячим дыханием кожу. Дин приподнимает бровь. Кажется, подействовало.
— Ты обещал исполнить мою просьбу, — настойчиво напоминает он, и Сэм, фыркнув, бросает его на кровать. Отойдя к креслу, вынимает из сумки моток верёвки, оценивающе взвешивает её в руке. Возвращается обратно к Дину.
— Раздевайся.
Дин начинает судорожными движениями расстёгивать жилетку, за ней рубашку — путается в пальцах, краснеет пятнами, так, что Сэм в конце концов не выдерживает. Зачем Сэму понадобилась верёвка?
— Я сказал, раздевайся. Что это за представление комического жанра? Ты сам этого хотел, не забывай, — в его голосе — плохо скрытое волнение. Дин облегчённо вздыхает — слава Богу, даже если Сэм ничего и не понял, то по крайней мере обыденный вечер превратится для него во что-то более приятное. Ну и не только для него, да. Только Дин не знает, как сильно Сэм боится. На самом деле ему каждый раз страшно приказывать брату что-то сделать, но кайф, получаемый от этого, выше его сомнений. Кайф — он не от приказа как такового, он от того, с какой готовностью Дин берётся их выполнять.
Я сам этого хотел, — твердит себе Дин, накрепко привязанный к деревянному столбу-подпорке в одних джинсах, настороженно глядя на Сэма.
Я сам этого хотел, — повторяет он, когда тот начинает ненавязчиво поглаживать его сквозь ткань, и если бы у Дина ещё не стоял, то сейчас встал бы точно.
Я сам этого хотел, — он смотрит Сэму прямо в глаза — в нахальные, уверенные в своей власти глаза, и вместе с постыдно-сладким наслаждением приходит осознание: хотел, да ещё как. Только... неужели он наконец смог это сказать? Дин чувствует себя круглым дураком, когда послушно прикрывает глаза, прекратив на мгновение попытки вырваться и просто честно выполняя отведённую ему роль. Когда он хотел рассказать Сэму о своих фантазиях, естественно, единственное, что у него вышло — это покраснеть по уши и отвернуться. А сейчас он хотел сказать совсем другое, а получилось это. Чёрт возьми.
— Ты что творишь? — шипит он сквозь зубы, когда Сэм оставляет чёткий оттиск зубов на его шее, — Мы так не договаривались, видно же будет!
— Заткнись, — советует ему брат, расстёгивая на нём джинсы. Дин, хмыкнув, делает неуловимое движение, и верёвки опадают на пол. Сэм непонимающе глядит на него.
— Опять забыл следить за моими руками, Сэмми, — хмыкнув, Дин переступает через верёвку и отстраняет брата от себя. — Ты невнимателен, который раз в порыве страсти забываешь обо всём.
— Твою мать! — Сэм хватает его за плечи и валит прямо на холодный деревянный пол. Дин, болезненно приложившись спиной, морщится и раздражённо смотрит на Сэма, питаясь спихнуть его с себя, но бесполезно — брат сильнее. — Я тебя за язык не дёргал! Ты сам попросил. Зачем ты это сделал, если не хотел? А если хотел, зачем ты со мной играешь? — в отчаяньи от неудовлетворённого желания он со всего размаху бьёт кулаком об пол.
Дин довольно смеётся, зарываясь пальцами Сэму в волосы на затылке.
— Я хотел, хотел, успокойся. И если ты прислушаешься к своим ощущениям... — Дин нарочно проезжается под Сэмом вверх-вниз, прижимаясь как можно ближе.
— Тогда зачем? — Сэм чувствует, что начинает понемногу сходить с ума — эта чертова сволочь ведёт себя, как ему вздумается. Совершенно непонятный, эгоистичный, бессердечный ублюдок. И такой сексуальный... чтоб ему провалиться.
— Просто... во-первых, так интереснее. Во-вторых, я учу тебя внимательности — в любой ситуации, Сэм. А в-третьих, если ты прямо сейчас меня не трахнешь, я пойду и куплю фаллоимитатор, от него секса чаще дождёшься, чем от тебя... — насмешливым шёпотом говорит он, и Сэм взрывается.
— Ну держись, гадина... — полотенце он потерял где-то по дороге, джинсы и бельё Дина валяются у столбика, поэтому на пути к собственно гадине, ехидно хихикающей, его ничто не останавливает. — Не просишь меня быть нежным, да? Умолять станешь — не буду, — и он резко, без подготовки вгоняет в него два пальца, предварительно лишь облизнув их. Он знает тело Дина наизусть, поэтому сразу выбирает верный угол — и хоть старший Винчестер и понимает, что сидеть завтра будет довольно проблематично, но всё равно с негромким стоном выгибается навстречу проникновению, впиваясь ногтями в плечо брата. Сэм, помучив его некоторое время, убирает пальцы.
— Сэм... Ещё... — просит Дин, закусив губу. Он хочет Сэма до такой степени, что сводит скулы; эта игра всегда ведётся на оба фронта. Дину нравится подчиняться — ведь это, пожалуй, единственные моменты в его жизни, когда он может позволить себе полностью расслабиться, отдаться на волю другого человека, хоть сейчас не задумываясь о последствиях.
— Да что ты? А мне так интереснее, — саркастично заявляет Сэм, и не думая продолжать. Но когда Дин открывает глаза, в них плещется такое отчаянное желание, что Сэм не выдерживает, плавится под этим взглядом, находя в нём подтверждение собственной жажде. Он входит одним плавным движением, заставляя Дина довольно всхлипнуть, принять его в себя целиком, открыться, насколько может.
— О Господи... — Дин обнимает его за шею, целует в плечо, жмурится, пытаясь свыкнуться с ощущением — боль, хоть и привычная, всё равно есть всегда. Особенно — когда берут вот так, без подготовки. Но Дин привык, эта боль нужна ему больше, чем воздух, которым он дышит. Впрочем, даже воздух, которым он дышит — это Сэм.
— Можешь звать меня и так... — сдавленно произносит Сэм, просовывая ладони под его поясницу, стараясь хоть немного уменьшить напряжение, снять боль. И у него выходит — Дин приоткрывает глаза, смотрит на Сэма сквозь густые ресницы.
— Спасибо... Только не тормози, мне хорошо, правда, — словно в подтверждение своим словам он берёт Сэма за руку, направляет её между их телами, заставляя коснуться своего члена. Поняв намёк, тот сжимает ладонь, помогая Дину прийти к разрядке одновременно с ним самим. Сэм, вскрикнув, падает лбом Дину в плечо; Дин, тяжело дыша, гладит его по спине спокойными, уверенными движениями.
— Чёрт, прости... — поморщившись, Сэм с трудом встаёт, подаёт Дину руку. Дин поднимается, чуть скривившись — отсутствие смазки даёт о себе знать уже после самого процесса. Но Дин привык и к этому. Они идут в душ — у них ещё два часа, прежде чем отправляться на задание.
Разговор снова сорвался. Состоится ли он вообще когда-нибудь, — думает Дин, лениво проводя ладонями по плечам Сэма, разминая, — Я же мог сегодня всё сказать. А может... ?
— Слушай, Сэм... — начинает он, и слова, как обычно, встают у него в горле.
— Да-а-а? — тянет брат, оборачиваясь через плечо. Вода стекает по его лицу, попадает в рот, и он фыркает со смешком.
— Нет... нет, ничего, — смутившись, замолкает Дин. Но Сэм неожиданно разворачивается к нему лицом. Пальцем обводит линию подбородка, целует в ямочку на щеке. И отодвигается, внезапно напрягшись. Дин вздыхает, закатив глаза. Он успокаивающе хлопает его по плечу и с мольбой смотрит в потолок — может, до Сэма дойдёт хоть ко второму пришествию? Когда ж это кончится? Сэм, в свою очередь, упирается лбом в кафельную стену, твердя про себя: Дин, спасибо тебе, ты даже не представляешь, какое тебе спасибо за всё — за твою опеку, за твою бдительность, за то, как безрассудно ты каждый раз отдаёшь мне всего себя. Но сказать это вслух не получается. Поэтому он поднимает взгляд и с усмешкой говорит:
— Кстати, насчёт фаллоимитатора идея была интересная, — и со странным выражением лица наблюдает за тем, как Дин, моментально вспыхнув, пытается выбраться из ванны, забыв смыть со спины мыльную пену.
***
Sam"s POV:
Я вечно думаю только о тебе. Понятия не имею, откуда во мне это, пытаюсь от этого избавиться, но не могу — с каждым днём становится всё хуже и хуже. Ты — мой демон-искуситель, но я не могу обвинить тебя во всём этом безумии. Самое страшное — я не смог бороться с собственными желаниями. Я втянул тебя в это, и теперь тебе тоже не выпутаться. Потому что ты привык. Я делаю это с тобой ежедневно, я приучаю тебя к себе, приучаю к этой жизни, понемногу лишая тебя шанса остаться нормальным.
Ты постоянно несёшь на себе ответственность, которую позволяешь себе скинуть, только оказываясь в моей власти. Потому что какая, к чертям, ответственность, если ты стонешь и мечешься подо мной? Ты и за себя-то в такие моменты не отвечаешь. А ты привык к тому, что я всегда рядом, чтобы взять это на себя, привык и будто бы даже не замечаешь. Я одержим идеей о том, чтобы сделать твою жизнь хоть немного веселее, чем она есть. Я — избалованный ребёнок, и со стороны мои поступки часто выглядят нелепыми капризами. Но неужели ты не видишь? Это никакой не каприз. Я не могу знать, что ты думаешь обо всём этом на самом деле, у меня в голове кавардак, я вообще не вижу выхода.
Больше всего я боюсь, что ты просто потакаешь очередной моей прихоти. Но эти мысли покидают меня, когда ты опускаешься передо мной на колени и просишь о вещах, которые, как мне казалось, никогда не осмелился бы предложить вслух. Я обожаю, когда ты краснеешь, когда от наслаждения у тебя ширятся зрачки и сбивается дыхание. Я никуда не денусь от тебя — надеюсь, хоть это ты понимаешь?
Мой каприз — это вечно держать тебя при себе, в своей полной власти. И никуда не отпускать. И дело не только в том, что я привык получать то, что хочу, и не отступать перед трудностями, так что идея заполучить тебя уже превратилась в одержимость. Просто, боюсь, я не переживу, если однажды ты скажешь мне «нет».
E-mail автора: zareckaya@list. ru
***
Dean"s POV:
Ты вечно думаешь только о себе. Тут нет твоей вины, тебя так воспитали — мы с отцом и воспитали, и почему я виню тебя? В чем мне вообще винить тебя, если это я таскаю тебя по всем этим жутким местам, заставляю уничтожать зло, с каждым днём всё больше и больше лишая тебя надежды на то, что ты сможешь остаться нормальным. Я даю тебе лишние пять минут поспать с утра, готовлю нам завтрак, веду машину сам — ты думаешь, я такой фанат езды? Сам пробовал сутками торчать за рулём? Я стараюсь каждый момент твоей жизни превратить хоть в какое-то удовольствие — пускай не всегда эти моменты выходят радостными, но, по крайней мере, лучше, чем могли бы. Даю тебе ключи от тачки изредка, чтобы вождение сохраняло свою прелесть. Ищу в ночных магазинах на заправках твоё любимое пиво — интересно, ты это вообще замечаешь? Ты привык потреблять без раздумий, ты не знаешь, что бывает иначе. И я сам не даю тебе узнать, что бывает иначе — не оставляя тебя в покое, лишая шанса на нормальную жизнь. Но так ты по крайней мере... по крайней мере под моей защитой. Боже, Сэмми, я так запутался, у меня в голове абсолютный бардак.
И если бы ещё дело ограничивалось только охотой, как же.
Ты думаешь только о себе, берёшь то, что тебе хочется. Это было только вопросом времени: когда тебе захочется меня. Всего, целиком, без остатка. Ведь ты не видишь, что я и так весь твой, тебя не волнует, что меня и без того лихорадит от тебя — тебе хочется и всё тут. И, конечно же, ты получил то, чего хотел. Не знаю, остановился бы ты, скажи я тебе. Наверное, да — но тогда, напуганный собственными желаниями, ты предпочёл бы закрыть их навсегда под замок, сбежать, не видеть меня больше. И я не имею понятия, как бы я тогда жил. Но я не сказал тебе остановиться. И не только потому, что сам хотел этого до помешательства, так, что в последнее время стало невыносимо находиться с тобой в одной комнате. Просто я, видимо, не обладаю физической способностью сказать тебе «нет».
***
— Ты прав... Дело в Джессике. Но не только в ней, — говорит Сэм, бросив осторожный взгляд на Дина. Тот непонимающе смотрит на него с дивана — брови сдвинуты к переносице, на лице напряжённое выражение. Сэм готов поклясться, что у него сейчас даже волосы на загривке дыбом встали.
— А что главное? — спрашивает он, заставив себя расслабиться и улыбнуться. Сэм просто смотрит на него в ответ укоризненно, но не более того — смотрит и отводит взгляд. Молча утыкается снова в свои бумажки, пытается найти разгадку. Дин тоже замолкает, опустив глаза. Ему бы подойти к Сэму, объяснить всё по-нормальному, да почему-то трудно найти слова. Он часами, пока ведёт машину по пустынным дорогам, пытается подобрать правильное объяснение. Как он подойдёт к Сэму, сядет рядом, а лучше — на пол около очередной гостиничной кровати, заглянет ему в глаза и скажет, что ему не в чем себя винить. Что Дин сам этого хочет и совершенно не чувствует себя несчастным. И что всё в порядке, не из-за чего тут голову ломать. И что... нет, вот этого Дин, пожалуй, ни в коем случае брату не скажет — совершенно лишняя чепуха. Но Дин не говорит и того, что обычно планирует произнести. Это невозможно — то же самое, что добровольно сесть на раскалённую сковородку, прекрасно зная, до какой температуры она раскалена, и что происходит при соприкосновении горячего металла с кожей.
Поэтому Сэму никак не расстаться со своими заблуждениями.
Почти час проходит в молчании. Потом Сэм встаёт и уходит в душ. Дин засекает время по часам — обычно Сэм выходит из душа минут через семнадцать-восемнадцать, поэтому уже через пятнадцать минут у Дина начинает сосать под ложечкой. Он то и дело косится на дверь, стараясь на пропустить триумфального появления братца. Пропустишь — пеняй на себя. Но если нет... Можно попробовать. Главная ошибка Дина в том, что он всё время пытается объясниться с братом без слов — не понимая, как ему порой нужны эти слова, ведь сам он прекрасно обходится без них. Сэм не обладает достаточным мастерством чтения мыслей по лицу, поэтому не всегда понимает, не всегда улавливает сигналы.
Щёлкает дверная задвижка, и Дин вскидывает глаза. Дверь открывается, и в облаке пара появляется Сэм — в полотенце, обёрнутом вокруг бёдер, с влажными волосами. И весь какой-то притихший. Дин не может понять, что происходит. Он смотрит на брата удивлённо, но тот садится на соседнюю кровать и смотрит куда-то поверх плеча Дина.
Ничего не поделаешь, — думает Дин, — Придётся действовать самому.
— Сэм? — негромко зовёт он. Тот вздрагивает, обратив на него взгляд. Дин, ухмыльнувшись, откладывает на тумбочку дневник и садится на кровати. Он смотрит Сэму в глаза, и тот нервно облизывает губы, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит. Но Дин не оставляет места недосказанности — подходит к его кровати, осторожно опускается на колени. — Ты бы меня послушал, а?
— Я... тебя слушаю, — сглотнув, кивает Сэм. Но слушать у него как раз-таки не очень получается. Гораздо лучше получается просто смотреть в тёплые глаза, пытаться — в очередной раз, да сколько же можно, да почему ж не получается — понять наконец это необъяснимое создание, сидящее сейчас подле его кровати.
— Сэм, ты... знаешь... — Дин как всегда растерял все слова на полдороги, и наконец, отчаявшись что-либо объяснить, вдруг вспоминает про язык, понятный обоим. Другой вопрос, что ещё ни разу ему не приходилось им пользоваться — обычно это шло по умолчанию или с подачи Сэма. Дину никогда не приходилось говорить это вслух, но он чувствует себя таким виноватым из-за того что не может ничего толком сказать, что решается. Опираясь на колени Сэма, он приподнимается и тихо, с трудом заставляя себя говорить, произносит ему на ухо, — Есть одна вещь, о которой я хочу тебя попросить. Сэм, ты исполнишь для меня маленькую просьбу?
— Ко... конечно, — хрипло соглашается Сэм, подписываясь сам не зная на что. Он безгранично доверяет Дину, зная, что тому и в голову бы не пришло причинить ему вред. Дин по умолчанию его ангел-хранитель, как такому можно не доверять?
— Тогда... трахни меня, Сэмми. И заметь, я не прошу тебя быть нежным. Сделаешь? — на последнем слове в голосе Дина прорезается очаровательная хрипотца, от которой у Сэма окончательно мутится рассудок. Как будто мало было уже того, что именно Дин сказал.
— Что? — оторопело спрашивает он, опасаясь, что чего-то не расслышал.
— Слушай, ты, кретин, не заставляй меня повторять это ещё раз, — Дин резко возвращается на исходную позицию, опуская взгляд в пол. Пальцы нервно теребят воротник рубашки, а приглядевшись, Сэм замечает два пунцовых росчерка на скулах. Не послышалось. Дин выглядит слишком однозначно. Но с чего бы это вообще?... Дин раньше никогда не... Сердце заходится в бешеном ритме. К чертям. Сэм, прищурившись, ещё пару секунд изучает его лицо, затем поднимается на ноги, подхватывает Дина подмышки, заставляя встать. Тот вынуждает себя смотреть Сэму в лицо — после подобного рода признаний это даётся непросто. Дин никогда не был против того, что они делали. Но по сути, он первый раз высказался за.
— Вот ты зачем это сейчас сказал? — интересуется Сэм, начиная улыбаться, лаская горячим дыханием кожу. Дин приподнимает бровь. Кажется, подействовало.
— Ты обещал исполнить мою просьбу, — настойчиво напоминает он, и Сэм, фыркнув, бросает его на кровать. Отойдя к креслу, вынимает из сумки моток верёвки, оценивающе взвешивает её в руке. Возвращается обратно к Дину.
— Раздевайся.
Дин начинает судорожными движениями расстёгивать жилетку, за ней рубашку — путается в пальцах, краснеет пятнами, так, что Сэм в конце концов не выдерживает. Зачем Сэму понадобилась верёвка?
— Я сказал, раздевайся. Что это за представление комического жанра? Ты сам этого хотел, не забывай, — в его голосе — плохо скрытое волнение. Дин облегчённо вздыхает — слава Богу, даже если Сэм ничего и не понял, то по крайней мере обыденный вечер превратится для него во что-то более приятное. Ну и не только для него, да. Только Дин не знает, как сильно Сэм боится. На самом деле ему каждый раз страшно приказывать брату что-то сделать, но кайф, получаемый от этого, выше его сомнений. Кайф — он не от приказа как такового, он от того, с какой готовностью Дин берётся их выполнять.
Я сам этого хотел, — твердит себе Дин, накрепко привязанный к деревянному столбу-подпорке в одних джинсах, настороженно глядя на Сэма.
Я сам этого хотел, — повторяет он, когда тот начинает ненавязчиво поглаживать его сквозь ткань, и если бы у Дина ещё не стоял, то сейчас встал бы точно.
Я сам этого хотел, — он смотрит Сэму прямо в глаза — в нахальные, уверенные в своей власти глаза, и вместе с постыдно-сладким наслаждением приходит осознание: хотел, да ещё как. Только... неужели он наконец смог это сказать? Дин чувствует себя круглым дураком, когда послушно прикрывает глаза, прекратив на мгновение попытки вырваться и просто честно выполняя отведённую ему роль. Когда он хотел рассказать Сэму о своих фантазиях, естественно, единственное, что у него вышло — это покраснеть по уши и отвернуться. А сейчас он хотел сказать совсем другое, а получилось это. Чёрт возьми.
— Ты что творишь? — шипит он сквозь зубы, когда Сэм оставляет чёткий оттиск зубов на его шее, — Мы так не договаривались, видно же будет!
— Заткнись, — советует ему брат, расстёгивая на нём джинсы. Дин, хмыкнув, делает неуловимое движение, и верёвки опадают на пол. Сэм непонимающе глядит на него.
— Опять забыл следить за моими руками, Сэмми, — хмыкнув, Дин переступает через верёвку и отстраняет брата от себя. — Ты невнимателен, который раз в порыве страсти забываешь обо всём.
— Твою мать! — Сэм хватает его за плечи и валит прямо на холодный деревянный пол. Дин, болезненно приложившись спиной, морщится и раздражённо смотрит на Сэма, питаясь спихнуть его с себя, но бесполезно — брат сильнее. — Я тебя за язык не дёргал! Ты сам попросил. Зачем ты это сделал, если не хотел? А если хотел, зачем ты со мной играешь? — в отчаяньи от неудовлетворённого желания он со всего размаху бьёт кулаком об пол.
Дин довольно смеётся, зарываясь пальцами Сэму в волосы на затылке.
— Я хотел, хотел, успокойся. И если ты прислушаешься к своим ощущениям... — Дин нарочно проезжается под Сэмом вверх-вниз, прижимаясь как можно ближе.
— Тогда зачем? — Сэм чувствует, что начинает понемногу сходить с ума — эта чертова сволочь ведёт себя, как ему вздумается. Совершенно непонятный, эгоистичный, бессердечный ублюдок. И такой сексуальный... чтоб ему провалиться.
— Просто... во-первых, так интереснее. Во-вторых, я учу тебя внимательности — в любой ситуации, Сэм. А в-третьих, если ты прямо сейчас меня не трахнешь, я пойду и куплю фаллоимитатор, от него секса чаще дождёшься, чем от тебя... — насмешливым шёпотом говорит он, и Сэм взрывается.
— Ну держись, гадина... — полотенце он потерял где-то по дороге, джинсы и бельё Дина валяются у столбика, поэтому на пути к собственно гадине, ехидно хихикающей, его ничто не останавливает. — Не просишь меня быть нежным, да? Умолять станешь — не буду, — и он резко, без подготовки вгоняет в него два пальца, предварительно лишь облизнув их. Он знает тело Дина наизусть, поэтому сразу выбирает верный угол — и хоть старший Винчестер и понимает, что сидеть завтра будет довольно проблематично, но всё равно с негромким стоном выгибается навстречу проникновению, впиваясь ногтями в плечо брата. Сэм, помучив его некоторое время, убирает пальцы.
— Сэм... Ещё... — просит Дин, закусив губу. Он хочет Сэма до такой степени, что сводит скулы; эта игра всегда ведётся на оба фронта. Дину нравится подчиняться — ведь это, пожалуй, единственные моменты в его жизни, когда он может позволить себе полностью расслабиться, отдаться на волю другого человека, хоть сейчас не задумываясь о последствиях.
— Да что ты? А мне так интереснее, — саркастично заявляет Сэм, и не думая продолжать. Но когда Дин открывает глаза, в них плещется такое отчаянное желание, что Сэм не выдерживает, плавится под этим взглядом, находя в нём подтверждение собственной жажде. Он входит одним плавным движением, заставляя Дина довольно всхлипнуть, принять его в себя целиком, открыться, насколько может.
— О Господи... — Дин обнимает его за шею, целует в плечо, жмурится, пытаясь свыкнуться с ощущением — боль, хоть и привычная, всё равно есть всегда. Особенно — когда берут вот так, без подготовки. Но Дин привык, эта боль нужна ему больше, чем воздух, которым он дышит. Впрочем, даже воздух, которым он дышит — это Сэм.
— Можешь звать меня и так... — сдавленно произносит Сэм, просовывая ладони под его поясницу, стараясь хоть немного уменьшить напряжение, снять боль. И у него выходит — Дин приоткрывает глаза, смотрит на Сэма сквозь густые ресницы.
— Спасибо... Только не тормози, мне хорошо, правда, — словно в подтверждение своим словам он берёт Сэма за руку, направляет её между их телами, заставляя коснуться своего члена. Поняв намёк, тот сжимает ладонь, помогая Дину прийти к разрядке одновременно с ним самим. Сэм, вскрикнув, падает лбом Дину в плечо; Дин, тяжело дыша, гладит его по спине спокойными, уверенными движениями.
— Чёрт, прости... — поморщившись, Сэм с трудом встаёт, подаёт Дину руку. Дин поднимается, чуть скривившись — отсутствие смазки даёт о себе знать уже после самого процесса. Но Дин привык и к этому. Они идут в душ — у них ещё два часа, прежде чем отправляться на задание.
Разговор снова сорвался. Состоится ли он вообще когда-нибудь, — думает Дин, лениво проводя ладонями по плечам Сэма, разминая, — Я же мог сегодня всё сказать. А может... ?
— Слушай, Сэм... — начинает он, и слова, как обычно, встают у него в горле.
— Да-а-а? — тянет брат, оборачиваясь через плечо. Вода стекает по его лицу, попадает в рот, и он фыркает со смешком.
— Нет... нет, ничего, — смутившись, замолкает Дин. Но Сэм неожиданно разворачивается к нему лицом. Пальцем обводит линию подбородка, целует в ямочку на щеке. И отодвигается, внезапно напрягшись. Дин вздыхает, закатив глаза. Он успокаивающе хлопает его по плечу и с мольбой смотрит в потолок — может, до Сэма дойдёт хоть ко второму пришествию? Когда ж это кончится? Сэм, в свою очередь, упирается лбом в кафельную стену, твердя про себя: Дин, спасибо тебе, ты даже не представляешь, какое тебе спасибо за всё — за твою опеку, за твою бдительность, за то, как безрассудно ты каждый раз отдаёшь мне всего себя. Но сказать это вслух не получается. Поэтому он поднимает взгляд и с усмешкой говорит:
— Кстати, насчёт фаллоимитатора идея была интересная, — и со странным выражением лица наблюдает за тем, как Дин, моментально вспыхнув, пытается выбраться из ванны, забыв смыть со спины мыльную пену.
***
Sam"s POV:
Я вечно думаю только о тебе. Понятия не имею, откуда во мне это, пытаюсь от этого избавиться, но не могу — с каждым днём становится всё хуже и хуже. Ты — мой демон-искуситель, но я не могу обвинить тебя во всём этом безумии. Самое страшное — я не смог бороться с собственными желаниями. Я втянул тебя в это, и теперь тебе тоже не выпутаться. Потому что ты привык. Я делаю это с тобой ежедневно, я приучаю тебя к себе, приучаю к этой жизни, понемногу лишая тебя шанса остаться нормальным.
Ты постоянно несёшь на себе ответственность, которую позволяешь себе скинуть, только оказываясь в моей власти. Потому что какая, к чертям, ответственность, если ты стонешь и мечешься подо мной? Ты и за себя-то в такие моменты не отвечаешь. А ты привык к тому, что я всегда рядом, чтобы взять это на себя, привык и будто бы даже не замечаешь. Я одержим идеей о том, чтобы сделать твою жизнь хоть немного веселее, чем она есть. Я — избалованный ребёнок, и со стороны мои поступки часто выглядят нелепыми капризами. Но неужели ты не видишь? Это никакой не каприз. Я не могу знать, что ты думаешь обо всём этом на самом деле, у меня в голове кавардак, я вообще не вижу выхода.
Больше всего я боюсь, что ты просто потакаешь очередной моей прихоти. Но эти мысли покидают меня, когда ты опускаешься передо мной на колени и просишь о вещах, которые, как мне казалось, никогда не осмелился бы предложить вслух. Я обожаю, когда ты краснеешь, когда от наслаждения у тебя ширятся зрачки и сбивается дыхание. Я никуда не денусь от тебя — надеюсь, хоть это ты понимаешь?
Мой каприз — это вечно держать тебя при себе, в своей полной власти. И никуда не отпускать. И дело не только в том, что я привык получать то, что хочу, и не отступать перед трудностями, так что идея заполучить тебя уже превратилась в одержимость. Просто, боюсь, я не переживу, если однажды ты скажешь мне «нет».
E-mail автора: zareckaya@list. ru
