Обессиленная, я перевернулась на бок, поджав ноги к животу, и закрыла глаза. Губы дрожали и я все еще тяжело дышала, еще даже не осознав, что сейчас произошло.
— Развяжи меня, — бесцветным голосом пробормотала я.
Митя наклонился надо мной, прижавшись мокрой грудью к моему бедру, и я чувствовала, как в ней тяжело ухает сердце. Когда мои руки были освобождены, я заплетающимися пальцами сняла зажимы с сосков и свернулась калачиком, бесцельно уставившись прямо перед собой. На простыни, словно обрывок лепестка, было размазано маленькое пятнышко крови. Я нервно сглотнула и снова зажмурилась. Брат забрался на постель сзади меня, прижался к моей спине и обхватил меня рукой.
— Не прикасайся ко мне, — отталкивая его руку, вяло прошептала я.
Он погладил мое плечо — я брезгливо его отдернула.
Самым ужасным было то, что я никак не могла осмыслить, что мне теперь делать — меня просто переполняли изнеможение, раздражение, стыд, обида, но в то же время я вынуждена была признать, что ничего более упоительного и эмоционального я в жизни не испытывала, только это почему-то совсем не приносило никакой радости. Дыхание Мити приблизилось к моему затылку.
— Решаешь, понравилось тебе или нет? — хрипловато прошептал он, коварно нежно, как дьявол.
Меня вдруг охватил внезапный гнев, в глазах защипало и я больно закусила губу. Его рука снова мягко прошлась по моему плечу, а губы на миг прикоснулись к спине. Я резко села на постели и повернулась к нему. Сама даже не знаю зачем. Он тоже сел, непроницаемо глядя на меня. Может быть, теперь в его лице все же появилось сомнение и немой вопрос.
— Мне не понравилось! — вдруг неожиданно для самой себя крикнула я, — Не понравилось! Слышишь!
Из глаз брызнули слезы, и я со всего маху отвесила ему звонкую пощечину, от которой он не стал уворачиваться. Ладонь тут же вспыхнула от боли, но мне было все равно.
— Ты правда ублюдок, раз сделал со мной такое! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Вся пылая от обиды, я изо всех сил толкнула его в грудь, и поскольку это не возымело должного эффекта, я пинала и толкала его, пока он не прикрылся от меня руками, а потом легко поймал за предплечья. Я ругалась и пыталась вырваться. Он быстро отпустил, обернулся назад и рука его скользнула за спину. Что-то звякнуло, и в следующую секунду я увидела, что он протягивает мне скальпель рукояткой вперед, аккуратно держа его у основания лезвия пальцами. Я смотрела на него с ужасом и непониманием.
— Сделай это, раз ты так меня ненавидишь, — просто сказал он, — Ты меня с ума сводишь — в этом вся моя вина. Но если ты не в состоянии этого вынести, по крайней мере отомсти мне, как считаешь нужным. Только не уходи.
Его слова ни капли не звучали жалобно. Он улыбался одними лишь глазами, изучая мое лицо. То, что в нем не было видно ни капли раскаяния, разозлило меня еще больше и я взяла скальпель, сама не зная, что собираюсь с ним делать. Митя поднял с постели кожаную маску, которую недавно снял с меня, и надел себе на глаза. Я ошарашенно смотрела на его надменно красивые алые губы, тоже истерзанные поцелуями, как и мои. Его мускулистая грудь все еще часто вздымалась, руки покорно лежали на коленях. Честно говоря, на какую-то долю секунды мне захотелось снова его поцеловать. «Идиотка», — произнесла я беззвучно одними губами и приложила ладонь к пылающему лбу, потом к щеке. Хорошо еще, что он не видел сейчас мою растерянность — я даже представить себе не могла, как можно взять и поранить кого-то! Я осмотрела крошечные красные царапинки на собственном теле и совсем растерялась.
Митя вдруг встал и, придерживаясь за кровать, на ощупь вышел на свободное пространство комнаты, красиво передергивая мощными плечами. «Пижон несчастный!» — промелькнуло в мыслях.
— Могу немного облегчить твою задачу, — зловеще иронично заявил он, — Если поймаю тебя, и ты не сможешь меня порезать, придется тебе меня простить просто так.
— Я не буду этого делать вообще, — быстро выпалила я, а он начал крутиться на месте, слегка разведя в сторону руки. Затем остановился, случайно оказавшись спиной ко мне.
— Потому что ты трусиха и избалованная капризная девчонка. Вечно жила на всем на готовом и всегда получала то, что хочешь. Ты виновата во всем также, как и я, но тебе всякий раз непременно хочется именно меня выставить виноватым. Ты можешь сколько угодно заниматься самообманом, но меня-то тебе точно не провести. Все твои желания очевидны и ничем не прикрыты. Я знаю, что шокировал тебя сегодня и тебе было страшно, но... , — я не видела его губ, потому что он стоял лицом к шкафу, но по голосу почувствовала, что он улыбается, — Я также прекрасно видел, что тебе понравилось, и знаю, что ты попросишь еще...
Вся ярость за собственное унижение вскипела во мне вновь. Я вскочила с постели, крепко сжав скальпель. Если он думает, что я прощу его, он очень ошибается. Видимо, уловив какой-то звук за беспорядочными звуками музыки, Митя резко развернулся в мою сторону слегка сгруппировавшись и выставив вперед согнутые руки, словно хищник, готовящийся схватить свою жертву. Господи, это все точно происходит не со мной! Эта черная маска следила за мной, словно бездонные глаза демона, вырвавшегося из ада. Все его мышцы были напряжены и член снова начал наливаться кровью. Схватив простыню, я кинулась к входной двери и стала крутить замок, но, видимо, неправильно или, может, она была заперта на ключ. Митя метнулся в мою строну на звук, и мне пришлось отскочить и отступить в угол. Обшарив руками дверь и поняв, где находится, он развернул лицо в мою сторону и поводил по сторонам невидящей черной маской, словно чудесным образом мог видеть сквозь эту черноту. Он и вправду медленно пошел прямо на меня, шаря перед собой руками, хотя я не двигалась и старалась даже не дышать. Понимая, что отступать некуда, я сама шагнула ему навстречу и легко провела лезвием по его груди. На коже проступила тоненькая красная полоса. В ту же секунду он схватил мою руку за запястье и слегка сжал кисть. Метал звякнул по холодной плитке пола. Митя притянул меня к себе и уткнулся лицом мне в шею.
— Ты меня прощаешь?
— Нет! — отталкивая его, воскликнула я, с каким-то неопределенным чувством глядя, как на красной полосе на его груди набухли капельки крови и потекли по его идеальной гладкой коже.
Он закинул мне вверх голову, сжимая одной рукой подбородок, прижав кончик большого пальца к моей нижней губе. Его лицо нависло надо мной черной маской и губы вжались в мой рот. Он целовал меня медленно, слегка прикусывая мою нижнюю губу и немного оттягивая ее зубами, потом глубоко погружал язык мне в рот и крепко притягивал к себе за шею.
— Прощаешь? — шептал он мне в ухо и жадно обхватывал губами мочку, так что у меня по всему телу рассыпались мириады электрических звездочек. Я молча наслаждалась его нежностью, пальцами бессознательно потирая его твердый коричневый сосок. Я успела на какой-то миг подумать о том, что у меня просто нет никакой гордости, но буквально тут же обвила его руками за голову и расстегнула маску, уронив ее на пол. Его ладонь метнулась к моему горлу и слегка сдавила его прямо под подбородком, закидывая назад голову. Его глаза сжигали меня дотла.
— Прощаешь? — едва шевельнув губами, потребовал он ответа тем тоном, который уже не допускал никаких альтернатив. Чувствуя легкое удушье, я смогла только едва слышно выдавить из себя «да». Он тут же легко подхватил меня на руки, как свою законную добычу, и отнес на диван, усадив меня к себе на колени. Мы оба уже были пресыщенные, уставшие и разгоряченные, но Митя заставил меня сесть на него верхом. Я прижалась животом к его животу и рукой направила его член себе во влагалище, тут же изогнув спину, чтобы далеко откинуться назад, впуская его внутрь до самого конца. Я терлась разгоряченной сочной плотью о его красно-оранжевого дракона, закрыв глаза, опираясь ладонями о его колени, которые щекотали кончики моих волос. Он полулежал на диване, откинув назад голову. Я изредка пробегала пальцами по его густым волосам, по вызывающе-великолепному лицу с дерзким изгибом черных бровей, четким контуром рельефных губ, жесткими линиями скул и подбородка. Обхватывая одной ладонью его мощную шею в капельках уже остывшего пота, я тыльной стороной другой ладони едва уловимо поглаживала напрягающиеся мышцы его груди. Упоительные мелодии звучали в голове, резонируя во всем теле и принося обрывки воспоминаний — как он спит на диване в кабинете, а я склоняюсь над ним, чтобы впервые прикоснуться к его татуировке, как я бросаю завистливые скрытные взгляды на девушек, которых он обнимает, и в груди у меня болезненно ноет тоска, как он смотрит на меня на катке своим коронным гипнотизирующим взглядом, а я кокетливо прижимаюсь к Жене. Все. Не могу больше. Устала. Пусть делает со мной, что хочет — у меня просто больше нет сил на сопротивление.
Следующие два дня мы не выходили из квартиры, наслаждаясь обществом друг друга. За завтраком первого дня брат презентовал мне квадратную плоскую подарочную коробочку, и я раскрыла ее в привычном предвкушении новой дорогой побрякушки. Там оказался тоненький черный кожаный ошейник на золотой пряжке. Я не без иронии приподняла брови, раскрыв рот в немом вопросе.
— Снимать только в душе, — бросил Митя через всю кухню, дожидаясь, пока струйка кофе из кофе-машины наполнит его чашку.
Я криво улыбнулась.
— Вообще-то красивый... Спасибо.
Застегивая на шее ошейник, я украдкой наблюдала в зеркальном отражении, как брат пьет кофе, задумчиво глядя в окно на беспросветно обложное небо, сочную мокрую листву и сверкающий от дождя асфальт. Когда он поднимал чашку к губам, на его широких плечах и спине лениво перекатывались мускулы.
Какое-то время мы смотрели на диване дурацкую комедию, от души развлекая друг друга шуточками уж явно более высокого уровня, чем в этой очередной поделке современного кинематографа. Я намеренно держалась от него на расстоянии. Бессонная ночь давала о себе знать ноющей болью во всех мышцах.
— Слушай, а поставь на паузу, а? — попросила я, вставая, — Мне в туалет.
— А ну-ка стой, — окликнул он меня на полпути.
— Чего тебе?
— Иди ко мне.
— Я только...
— Я сказал ко мне подойди, — в его тоне появились уже знакомые мне резкие металлические нотки.
Я вздохнула и направилась к нему скорее из любопытства и остановилась в выжидательной позиции в нескольких шагах от него.
— Открой верхний левый ящик комода и принеси мне то, что там лежит.
Я закатила глаза и скучающе вздохнула, но все же нехотя отправилась выполнять приказ его величества. В ящике обнаружился узкий кожаный ремешок с цепочкой и металлической петлей-замком. Я облизала губы, сглотнув пересохшим горлом, но все же взяла вещицу и бросила ее на колени вальяжно развалившегося на диване брата.
— Ко мне. И на колени встань, — тоном, не терпящим возражений, потребовал он.
— Я же сказала, что мне нужно в туалет, — раздраженно и снова отворачиваясь от него бросила я.
Похоже, это было ошибкой, потому что в следующую секунду брат был уже рядом, крепко ухватив меня за копну волос одной рукой, за ошейник другой и склоняя вниз мою голову. В полусогнутом состоянии он довел меня до дивана, сел и притянул к себе вниз, заставляя опуститься на колени и прижать голову к его бедру, обтянутому грубой джинсовой тканью. На шее звякнул замочек.
— Мяу-мяу, — сцедила я язвительно сквозь зло стиснутые зубы, пока он перебирал пальцами густые черные струи моих волос на затылке.
— Теперь можешь идти.
Дрожа от негодования, но понимая, что от сопротивления будет только хуже, я прошла несколько шагов по направлению к туалету и остановилась, потому что поводок натянулся и ошейник слегка впился в горло. Митя за моей спиной встал.
Я неверным шагом дошла до туалета, всем телом ощущая его присутствие за спиной.
— Садись на биде, — потребовал он.
Я спустила трусики до колен и, не оглядываясь на него, села на биде верхом, слегка приподняв рубашку, позаимствованную утром у брата, затем включила воду.
— Слушай... я не смогу так... Ясно? — я надеялась, что мой тон был достаточно убедителен.
— Мне кажется, или ты хочешь снова поиграть со скальпелем? Или... может, ты предпочитаешь шприцы?
У меня вдоль позвоночника пробежал озноб. Я закрыла глаза, медленно выдыхая, чтобы успокоиться.
— Не надо, — тут же вылетело из моих губ, — Только не это... пожалуйста...
— Вообще-то я ни разу не использовал шприцы, сестренка, но все ведь бывает в первый раз.
— Дим... не надо так, пожалуйста... , — едва владея голосом выдавила я из себя, — Я все сделаю.
Я заставила себя расслабиться, направляя на себя теплый поток воды из крана. Когда все было кончено, я молча прошла мимо него в комнату. Комедию мы досмотрели в молчании, впрочем, все же посмеиваясь над некоторыми шутками, а я с ужасом для себя ощущала, как низ живота наполняется теплом от одного только звука его смеха.
В тот день он проделал со мной этот обряд еще пару раз, сама не знаю зачем. Хотя нет, знаю — он считает меня виноватой во всем, точно также как я — его, поэтому издевается.
Когда он был в ванной, я украдкой залезла в его кейс и дрожащими руками исследовала его содержимое. Цепи, скальпели, зажимы, маски, плетки и ремни из мягкой дорогой кожи... Никаких шприцев. Угораздило же меня... Я поспешно спрятала кейс на место и опустилась на пол у стены, проводя ослабшей рукой по горящему лицу. Чертов извращенец! Ну почему я не могу уйти?! Что такое он со мной сделал, что я терплю все это?! Я закусила кулак, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Ну почему он так красив, что дыхание перехватывает? А еще он умеет быть таким нежным и чувственным... и доводит меня своими ласками до исступленного блаженства, когда забываешь даже где ты и что с тобой... В общем, я попала по-крупному...
На самом деле несуществующие (или, может, просто хорошо спрятанные) шприцы оказались очень надежным стимулом. Я думала о них даже тогда, когда брат туго натягивал поводок, заставляя меня как можно глубже поглощать его член. У меня в глазах жглись слезы, но между ног ныло в приятном предвкушении. Там все было влажно от его недавних ласк.
— Язычком работай, кошка, — приказывал Митя, тихонько шлепая концом поводка по моей щеке, а потом щекоча им кожу на шее и спине. Я почти бесшумно мурлыкала и прикрывала глаза от блаженства.
На третий день распогодилось, и мы выбрались покататься по городу. Митя казался мрачным, а мне все хотелось увидеть его беззаботным и веселым, каким он всегда бывал со мной раньше, особенно в детстве. Я вообще была рада прогулке и какой-то передышке в этой бесконечной охоте на меня.
— А мне нравится Питер. Не знаю, что ты жалуешься.
— Разонравился бы, как только нос бы себе отморозила... или что-нибудь еще...
— Ну... если бы ты не стал воровать мои трусики, «что-нибудь еще» всегда было бы в целости и сохранности.
— Не пошли.
— Что? Чего это ты такой злой? — немного вспылила я, — Вечно меня одергиваешь!
Из его кармана раздался телефонный звонок. Он вытащил мобильный, взглянул на экран и протянул трубку мне, не приняв звонка. Там высветилось слово «папа».
— У тебя лучше получается лицемерить. Так что отвечай ты. Я за рулем.
Я раздосадованно выдохнула, даже не найдя, что на это ответить. Потом приняла вызов.
— Пап, привет! Это я. Митя за рулем, поэтому я отвечаю. Да отлично. Мы тут по городу катаемся. Вчера? Ходили в Эрмитаж. Да нет — этого на целый день хватило.
Краем глаза я заметила, как брат остервенело хмыкнул. Я покраснела.
— Даже не знаю. Он вообще ужасно ленивый и вредный — никуда не хочет ехать и ничего не хочет смотреть. Силой тут его приходится заставлять хоть что-нибудь мне показать. 15го он вообще просто меня встретил и уехал в офис. Представляешь! — вошла я в раж на зло брату.
Я видела, что он бесится, но специально рассказывала папе все новые и новые впечатления от своих экскурсий по северной столице. Когда разговор был окончен, я протянула ему телефон на ладони, испепеляя его вызывающим взглядом, пока он не взглянул на меня, останавливаясь на светофоре.
— Хорошо развлеклась? — злобно сцедил он.
— А что я должна была делать? Ты же у нас весь такой честный и порядочный!
— Я хотя бы над родителями не глумлюсь!
— Зато ты хорошо глумишься надо мной! Ты просто трус — вот ты кто!
— Да. Ты права. Потому что мне есть, что терять — уважение в обществе, любовь родителей, например. Ты никогда об этом не задумывалась?
— Конечно, нет! Я же малолетняя дура и ничего не понимаю в таких вещах!
— Чего ты вообще от меня хочешь?
— А тебе правда хочется знать?
Он резко нажал на тормоза, засигналил кому-то и выругался, снова тронул с места и перестроился в соседний ряд.
— Я просто хочу быть с тобой!
— И как ты себе это представляешь?
— Ты, видимо, не представляешь никак! — взорвалась я.
— Марин... Ты от всего готова отказаться ради меня?
— Я люблю тебя sexytales , — упрямо выпалила я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
— Ты хочешь меня. Это разные вещи.
Я вся вспыхнула от его наглой прямолинейности.
— Может, мне лучше знать, что я чувствую?
— Ничего ты не понимаешь... , — сухо пробормотал он.
— Думаешь, ты такой неотразимый, что все тебя хотят?
— Не мели чушь!
Я уставилась в окно сквозь пелену слез, потом достала салфетки и принялась громко хлюпать. Мы ехали в молчании, он даже не подумал меня успокаивать. Ненавижу его! Бесчувственный трус!
— Ты сам говорил, что меня любишь, а теперь... , — не могла успокоиться я.
— Ты моя сестра! Конечно, я люблю тебя!
— Да, да — именно как сестру. Просто еще спишь со мной время от времени!
Минут пять мы ехали в полном молчании, потом он припарковался. sexytales Я беспокойно огляделась по сторонам.
— Ну и где мы? — без особого интереса спросила я.
Он отстегнул ремень безопасности и развернулся ко мне.
— Только не надо, пожалуйста, опять... , — начала я.
Но его рука тронула мой подбородок и скользнула под него. Он одним пальцем подцепил ошейник у меня на шее. Его глаза светились непокорной нежностью.
— Знаешь, ты права. Я слишком много думаю обо всем этом, — его губы тронула легкая самодовольная улыбка, — Я действительно не хочу от тебя отказываться, но, кажется, и с последствиями этого выбора столкнуться не готов... Ты права — я трус.
Он слегка потянул за поводок, привлекая к себе мое лицо и нежно тронул мои губы своими губами.
— Ты такая у меня красавица. Я идиот, что срываю на тебе зло.
Я тут же просияла, просто не в состоянии долго на него сердиться.
— Ты тоже красивый, — краснея, улыбнулась я.
— Девушкам не следует говорить комплименты мужчинам.
— Но брату же можно.
Митя искренне рассмеялся, ослепляя белизной зубов. Кажется, я давно не видела его таким милым.
— Ты еще, кажется, не поняла, чем может грозить столь лояльное ко мне отношение.
Его палец коснулся царапины на моей шее, которую слегка защипало.
— Знаешь что! — вдруг воскликнул он заговорщически, — Поехали подберем тебе машину!
— В смысле?
— По-моему, тебе пора обзавестись собственной тачкой. У меня в этом году бизнес пошел на взлет. Могу себе позволить.
— А... но... Вдруг родители не поймут... , — пролепетала я ошарашенно.
— Не переживай. Поймут. В этом ничего такого нет.
Он вновь завел двигатель и вывернул на дорогу. Я даже боялась поверить в свое счастье и молча вся сияла.
— Вообще, Маринка, раз уж ты такая вся из себя отважная и решилась на подобную дерзкую интригу, надо нам подумать о том, чтобы ты съехала от родителей. Как насчет того, чтобы переехать сюда?
— Что? — воскликнула я, чувствуя, как сердце готово выскочить из груди, — Но... но как же учеба... и вообще...
— Ммм, — иронично протянул он и рассмеялся, — На этом твой энтузиазм заканчивается? Ладно, шучу. Я имел в виду, что мог бы тебе снять квартиру в Москве. Хотя нет — лучше у родителей попросить помочь. Это будет... надежнее...
— Но когда-нибудь кто-нибудь может увидеть нас там... и тогда...
— И тогда? — его голос звучал вызывающе иронично.
Я тяжело вздохнула и веря, и не веря, и предвкушая, и ужасаясь. Впрочем... В этот момент снова зазвонил телефон Мити. Он нехотя взглянул на экран.
— Какого черта! Никакого покоя! — раздосадованно вздохнул он и принял вызов. Пока он вел какую-то скучную деловую беседу, я невольно улыбалась мыслям о намечающемся будущем. Перспектива нашей с ним задумки была дурманяще притягательной. Вообще-то это была опасная, дерзкая, вызывающая, беспринципная выходка! Во всем теле закипало сладостное ощущение полета. Воспоминания о нашей пьяняще беззастенчивой близости заставили меня облизать пересохшие губы.
— Ладно, — уныло протянул Митя, — Думаю, через десять минут буду. Только предупреди, что у меня совещание в 6, чтобы не было никаких задержек. Окей.
Он небрежно бросил телефон на подставку между подлокотниками и скептически вздохнул.
— Как же задолбали! Ни хрена без меня не могут! Первый отпуск за последние два года!
— Что случилось? — озадаченно поинтересовалась я.
— Придется на полчасика заскочить в офис. Там один спонсор намечается. Готов взяться за новый проект. Сам не знаю, зачем мне это нужно. Можно было давно пустить все на самотек, передав все дела управляющим, и без напряга извлекать прибыль, а меня все тянет на новые высоты. Не хочу стоять на месте.
— Ну, ладно. Честно говоря, я вообще пока не готова обзаводиться машиной.
— Да брось. Обязательно сегодня выберем тебе модель.
В офисе мне пришлось больше часа прождать его на кожаном диване в приемной, и я просто умирала от скуки. Когда дверь переговорной открылась, показался Митя, оживленный и очень серьезный. Сегодня на нем были темно-синие джинсы и рубашка, а великолепного покроя голубой пиджак подчеркивал ширину плеч и узость бедер. Я поймала себя на том, что глупо улыбаюсь, невольно им любуясь. Из-за его спины показался мужчина лет пятидесяти солидной наружности, просто одетый, но по всему виду деловой и далеко не бедный. Был в нем какой-то налет шика, хотя его заурядная внешность совершенно не бросалась в глаза. Держался он с достоинством, был полноват, но гармонично сложен, лицо его не было чем-либо примечательно кроме пронзительно-карих сверлящих глаз и неприятной формы губ как у Майкла Дугласа. Они выглядели так, словно были постоянно растянуты в брезгливой усмешке. Он окинул меня с нескрываемым любопытством того свойства, от которого меня тошнило в мужчинах его возраста — он явно оценивал меня как женщину, хотя я годилась ему даже во внучки. Митя бросил на меня короткий взгляд и поспешно сообщил своему посетителю, указывая на меня рукой: «Моя сестра, Марина».
— Сестра? — недоверчиво приподнял одну бровь он, словно ни при каких обстоятельствах не мог в это поверить. Потом, вроде бы, как-то переварил это обстоятельство, хотя и отнесся к нему явно скептически.
— Марин, это один хороший знакомый отца, Астраханов Юрий Всеволодович.
— Очень приятно, — холодно ответила я, смутно припоминая, что уже где-то слышала эту фамилию. Этот тип мне точно был неприятен.
Юрий Всеволодович вдруг нахмурил брови, и что-то в его лице мне показалось опасным, затем он, словно стряхнув с себя какое-то наваждение, придал своему лицу выражение любезности.
— Мне тоже очень приятно. Хм, ну надо же, дочь и сын Дорофеева... Что ж, любопытно было увидеть вас обоих. Вася много о вас рассказывал. Души в вас не чает. Вы, кстати, чем-то похожи. Сразу видно, что отцовой породы.
У меня в груди шевельнулось что-то холодное. Я фактически не слышала, о чем еще Дима говорил с этим человеком из-за волнения, и ощущение тревоги все это время неровно пульсировало у меня в висках и животе. Мне все хотелось притронуться к кожаному ремешку на собственной шее, чтобы спрятать его, сделать невидимым. Мне казалось, что он просто кричит о нашем грехопадении, и этот человек словно видит все насквозь. Когда он, наконец, ушел, бросив на меня напоследок какой-то странный неприятный взгляд, который не понятно что означал, мне явно полегчало.
— Какой противный тип, — заметила я, уже сидя рядом с братом в его автомобиле.
— Да не знаю, — скептически пожал плечами Митя, — Дело с ним точно иметь можно. Кстати, это его сын погиб тогда в автокатастрофе на новый год. Помнишь?
— О! Точно! Мне фамилия сразу показалась знакомой!
— Знаешь, тогда кое-кто винил меня в его смерти... Считали, что она мне выгодна. У нас с ним был неприятный конфликт. По правде говоря, премерзкий был мужик. К счастью, его отец и не думал верить в эти слухи. Знаешь, я ему за это благодарен. В те дни у меня был весьма тяжелый период. Многое было поставлено на карту...
— Почему ты мне ничего не рассказал тогда? — искренне возмутилась я.
— Считаешь, я и без этого мало тебе проблем создал? — усмехнулся брат.
— Это не имеет значения! Я хотела бы тебя поддержать...
— Поддержишь еще, если будем вести себя осторожно, — он бросил на меня короткий взгляд, в который сразу было вложено все — похоть, нежность, доминирование, азарт, голод... любовь...
Когда мы вернулись на его квартиру поздно вечером, я чувствовала себя уставшей и счастливой. В Москве через пару недель Митя купит мне автомобиль моей мечты. Впрочем, я и сама толком не могла сказать, хотела ли я вообще когда-нибудь иметь машину. Просто мне было приятно, что брат так меня балует. В салоне мне ужасно хотелось держать себя с ним, как его девушка, но он, словно предчувствуя те вольности, которые я хотела бы допустить, сразу упомянул при менеджере, что я его сестра. Вечно он носится с этой осторожностью!
Стоило нам оказаться в замкнутых стенах пространства, принадлежащего только нам, электрический разряд, соединяющий нас практически постоянно, возрос во сто крат. Мне показалось, что сегодня между нами появилась какая-то новая тайна, прорыв на другой уровень, взлет на новую высоту. Я прижалась спиной к входной двери, вытаскивая ноги из туфель на шпильках с острыми носами. Митя склонился надо мной, положив ладони на дверь и, не прикасаясь ко мне, казалось, насиловал меня взглядом. Я запустила руки под его распахнувшийся пиджак, пройдясь ладонями по его мощному торсу, буквально чувствуя, как в его венах бурно вскипает кровь, учащая дыхание, меняя его запах, повышая его температуру. Я стала расстегивать пуговицы его рубашки, но пальцы у меня уже ослабли от волнения, потому что я не знала, как долго еще этот зверь позволит мне наслаждаться его телом. Наконец я распахнула его рубашку и пробежалась пальцами по его обнаженной талии, рельефной груди, подтянутому животу в кубиках натренированных мышц. Потянувшись к нему, слегка поднявшись на цыпочки, я скользнула язычком от его ключицы вверх по шее, туда, где напряженно билась артерия. Только ее быстрые импульсы и выдавали его напряжение. Я обвила руками его шею и потеребила кончиками пальцев жесткие волосы у него на затылке. Он насмешливо выжидал момент, терпеливо вынося мои робкие ласки, словно дикий лев, по странному стечению обстоятельств пощадивший свою жертву. Может, всего лишь был не достаточно голоден. Пока.
Стараясь не думать о том, как он на меня сейчас смотрит, я расстегнула ремень на его джинсах, затем пуговицу и молнию на брюках. Пальцы коснулись его горячего твердого члена сквозь тонкую ткань влажного белья. Губами я потянулась к мочке его уха, а рукой медленно обнажила скользкую головку его члена и потерла ее пальчиками. Митя невольно шевельнулся и потерся лицом о мою щеку.
— И долго я еще должен это терпеть? — явно ухмыляясь, поинтересовался он.
— Тебе не нравится? — кокетливо улыбнулась я, запуская пальцы в его боксеры.
— Мне нравится все, что ты делаешь. Но, как ты уже заметила, я довольно испорченный тип и предпочитаю весьма изощренные способы получения удовольствия.
Я вдруг отстранилась от него.
— И ты... со всеми своими девушками проделывал такие вещи?
— Уже ревнуешь к ним мои орудия пыток? — рассмеялся он.
Я напряженно замолчала, а потом ловко выскользнула из-под его руки, направившись в сторону ванной.
— Ну и на что же ты надеешься, убегая? — усмехнулся он мне в след.
— Просто иду в душ, — успела ответить я надменно, демонстрируя полное равнодушие, но в следующую секунду брат настиг меня, нежно притянув к себе спиной.
— По-моему, я не позволял тебе своевольничать, — сладко прошипел он мне в ухо. В его голосе снова слышались дикие нотки безумия. Меня охватил знакомый страх перед неизвестностью, но на этот раз мне совсем не хотелось ему уступать. Я убеждала себя, что по крайней мере ничего нового я уже не испытаю. Только пульс все равно предательски вспыхивал даже там, где его не должно было быть.
— Наивная... беззащитная... влюбленная сестренка, — насмешливо пел он своим цинично прекрасным низким голосом, — Хотела услышать, что ты для меня лучше всех? Пока что из всех ты оказалась самой нежной и слабой, податливой и такой невинной, — его голос снова перешел на волнующий и одновременно пугающий своими коварными нотками шепот, — Признаюсь, я просто обезумел от тебя... ведь трахать собственную сестру так возбуждающе дико... Даже не знаю, смогу ли удерживать себя в рамках дозволенного. Ты сама провоцируешь меня всякий раз.
Меня сковал трепет. Мне казалось, что после того раза, когда он связал меня без предупреждения, так страшно уже не будет никогда, ведь это будет более предсказуемо. Но вот я опять замерла в его объятиях в ожидании своего приговора, не зная, что меня ждет впереди. Безумец он или провокатор и лжец, я не знала. Я снова запуталась в паутине его сладостных угроз и опасных соблазнов. Даже слов уже не находила. Просто ждала.
За руку, словно глупую куклу, он подвел меня к окну. Его движения были грациозными и мягкими, словно шаги барса по заснеженным уступам, и такими же обманчиво безобидными. Я стояла у окна, слегка опершись о холодную поверхность заледеневшими ладонями. На мне было элегантное маленькое черное платье до середины бедра, на бретелях, совсем тоненьких на плечах и постепенно расширяющихся по линии треугольного выреза. Волосы были собраны в высокий хвост чуть пониже макушки. На улице он красиво развевался на ветру и хлестал меня по плечам и спине. Я смотрела на свое полупрозрачное отражение на стекле, за которым опускался насыщенный синий вечер. Там дремал парк, раскинувшийся на обширных холмах, вдалеке светились желтыми квадратами окна домов. Я стояла испуганная, совсем юная, нежная, словно школьница на выпускном. А за моей спиной в отражении уже промелькнула тень. Она приблизилась сзади, взяла меня за одну руку и застегнула на ней черный кожаный браслет, затем нежно обняла и окутала жаром своего тела, сбила дыхание настойчивостью прикосновений.
Я думала, что он снова сцепит руки у меня за спиной, но он сцепил их впереди. К цепи между браслетами присоединил тонкую длинную золотистую цепочку и потянул ее, чтобы я обернулась к нему.
— Снова станешь просить пощады?
Я только беззащитно усмехнулась краем рта, еще не понимая, что он собирается делать, пока не увидела, как он перебрасывает один конец цепи через турникет, на котором подтягивался каждое утро. Он потянул за переброшенный конец цепи, и мои руки поднялись вверх, полностью обезоруживая мое тело. Из стены напротив торчало металлическое кольцо, к которому он пристегнул мою цепь на нужную длину. Митя подошел ко мне вплотную и слегка склонился, чтобы поцеловать, и пока я в мучительной борьбе с собственной гордостью жадно принимала ласки его губ, нежно погладив мои бедра под коротенькой юбкой платья, он спустил с меня трусики так, чтобы они были видны чуть выше колен, а облегающую юбку приподнял чуть выше уровня зоны паха, оставляя для обозрения белоснежные пухлые лепестки. Затем он отступил на несколько шагов, любуясь своим шедевром, и удалился в душ.
Он вернулся весь голый и влажный. Его член был вздыблен до предела, и я не без вожделения отметила для себя его величину. Он прошелся через всю комнату, натренированный и грациозный, словно античный воин, готовый бесстрашно нагим сразиться со львом. Одну руку он держал за спиной, словно нес в ней опасное оружие, которым должен был поразить коварного врага. Приблизившись вплотную, он прильнул ко мне низом живота, слегка обхватив меня одной рукой за попку. Я дернулась, словно от ожога, чувствуя горячую влагу его члена у себя на животе. Его бедра едва заметно покачивались, распаляя во мне страсть.
— Что у тебя в руке? — предательски нежным голосом пролепетала я, стараясь себя убедить, что мне это вообще показалось.
Митя улыбнулся мне в лицо, поглаживая мое голое бедро ладонью, а по моей спине прошлось что-то гладкое и холодное. Я слегка дрогнула. Тогда брат отошел от меня в сторону, и я увидела в его руке стальной блестящий гладкий стержень на черной пластиковой ручке. Я сглотнула и невольно попыталась опустить руки. Цепь звякнула и неприятно заскрежетала. Вторая его рука вдруг сомкнулась на его члене и он принялся водить по нему рукой вверх и вниз, в упор глядя на меня иронично усмехающимися глазами. Я невольно приоткрыла рот от изумления, не в силах отвести взгляд от этой страстной игры. Как же он был красив сейчас — красив и мощен, со своим членом в одной руке и этим стальным стержнем в другой. На всем его теле завораживающе перекатывались мускулы. Широкая грудь вздымалась все чаще с каждой секундой и рука двигалась вдоль взмокшего члена все быстрее и быстрее, пока он не задышал тяжело, словно после бега, и из сверкающей головки на пол не брызнули тяжелые белые капли.
Я неожиданно для себя заметила, что тоже очень часто дышу... Митя приблизился ко мне, но не касаясь, обошел кругом. Я невольно дернула руками в бесполезной попытке освободиться. Даже не знаю зачем — чтобы к нему прикоснуться или чтобы от него защититься. Наконец он взял меня за хвост и слегка оттянул голову назад.
— Я хочу чтобы ты знала, — прошептал он мне в губы, — Я никогда не причиню тебе боль по-настоящему. Поняла?
Я бесшумно шевельнула губами в знак согласия, вдыхая свежий аромат его кожи, геля для душа и феромонов. Он склонился к моему лицу, собираясь поцеловать, почти коснувшись моих губ своими губами, но в последний момент словно передумал, и провел холодным гладким металлическим стержнем по моему лобку и половым губкам, слегка раздвинув концом их лепестки. Медленно водя стержнем по клитору, он стал щекотать языком мою шею. Это было довольно приятно.
— Вообще-то мне холодно, — насмешливо улыбнулась я, ласкаясь щекой о его щетину. Наши губы на миг встретились в скользящем поцелуе, а в следующее мгновение между ног проскочила электрическая искра, заставившая меня судорожно вздрогнуть, жадно хватая воздух ртом. Он не сводил глаз с моего лица, по которому горячо разливался румянец. Металлический стержень мягко прошелся у меня между ног под другим углом и плавно заскользил, покрывшись влагой, пока я не начала задыхаться, склонив голову к его плечу. Тогда он слегка отстранился и снова пустил разряд, более сильный, чем предыдущий. Когда стержень проник в мою щелку, Митя стоял за моей спиной, одной рукой лаская мой клитор и упиваясь запахом моих волос, которые он только что распустил. Разряд... Еще разряд... Я выгибалась, как пантера, которую охотники поймали в сеть, лишая свободы. Когда я забилась в его объятьях в конвульсиях, металлический стержень с громким звоном упал на пол, а в меня вошел горячий член брата, до боли удушающего меня в пылких объятьях. Цепь скрежетала у нас над головой. Несколько мощных толков почти лишили нас обоих чувств. Опаляя мне жаром своего дыхания затылок, Митя отстегнул цепь с моих наручников и развернул к себе.
— Я люблю тебя, — с пугающей непоколебимой уверенностью выдохнул он.
— Я тоже тебя люблю, — пролепетала я, охватывая его за шею все еще сцепленными вместе руками.
Следующий солнечный и как всегда прохладный в северной столице день сулил нам весьма приятное времяпрепровождение: теплоходы, дворцы, фонтаны, рестораны, магазины только и ждали нашего капризного внимания. Но в обед позвонил этот ужасный тип Юрий Всеволодович и пригласил нас обоих на ужин. Конечно, это должен был быть деловой ужин с Митей, но меня он тоже настоятельно звал из вежливости, «чтобы очаровательная сестра не скучала в одиночестве». Честно скажу, шла я на это мероприятие с очень тяжелым сердцем, но отказаться было бы неудобно.
Зато мы с Митей как всегда разоделись в пух и прах, явившись в ресторан как на парад звезд, блистающие, дерзко красивые и самоуверенные. Впрочем, для данного заведения вид у нас был совершенно уместный. Юрий Всеволодович на самом деле оказался не совсем уж таким отвратительным, каким показался мне на первый взгляд. Конечно, большой симпатией к нему я все равно не прониклась, но по крайней мере он преподнес себя как хорошего рассказчика с неплохим чувством юмора. Тем не менее, вечер слишком затянулся, и я скучающе переключала взгляд с одного посетителя в зале на другого.
— Вижу, твоя очаровательная сестра уже утомилась, — лениво заметил Юрий Всеволодович вдруг.
Я виновато улыбнулась.
— Думаю, у меня есть кое-что, что могло бы вас обоих заинтересовать.
Он сделал знак своему человеку, дежурившему невдалеке за одним из соседних столиков, и через некоторое время ему принесли ноутбук. Я вопросительно взглянула на брата, но тот был непроницаем как всегда. Юрий Всеволодович неуклюже пощелкал по клавишам своими короткими толстыми пальцами, видимо, что-то загружая, а затем развернул ноут так, чтобы нам с Митей обоим был виден экран. Там проигрывалось какое-то видео, но оно было темным и без звука. Я слегка склонилась, чтобы рассмотреть, но вдруг лицо мое онемело, а все тело ослабло. Я отпрянула назад, в немом замешательстве глядя на Митю. Он ошарашенно уставился на экран: там стоял он сам, совершенно голый, и мастурбировал глядя на меня, полуобнаженную и прикованную цепью к турнику.
Митя вдруг вскочил с места. Его лицо налилось холодной яростью.
— А ну сел, сопляк! — вдруг взревел Юрий Всеволодович, изменившимся голосом, — Если не хочешь, чтобы все узнали, что твоя сестра — грязная похотливая шлюха, а ты сам — моральный урод и извращенец!
Казалось, весь ресторан слышал его вопли. Митя захлебнулся яростью, но все же сел, сжав кулаки, а я даже не чувствовала своего тела от овладевшего им ужаса. Мне впервые стало понятным, почему люди падают в обморок от сильного прилива чувств.
— Вот так, — презрительно сцедил Юрий Всеволодович, — В твоем положении, вонючий щенок, выступать неуместно.
Юрий Всеволодович развернул ноутбук к себе и какое-то время пялился на экран с самой гнусной сладострастной улыбочкой и елейным блеском в жгучих сверлящих глазах. Я то ли горела, то ли леденела с ног до головы и просто приросла к сидению, не смея ни вдохнуть, ни выдохнуть. Казалось все лица в ресторане были обращены на нас, все глаза сверлили нас взглядами, все уши жадно прислушивались к тому, что происходило за нашим столиком.
— Признаться, ваши выкрутасы доставили мне изрядно удовольствия сегодня утром, — пошленько посмеиваясь, заявил он, — Очень недурно, молодые люди. Очень недурно, — пробормотал он тоном ценителя.
Митя рядом со мной дышал, словно озлобленный волк — и растерянный, и решительный одновременно, кажется, готовый на все.
— Ах, вы только полюбуйтесь на это! — фальшиво радовался Юрий Всеволодович, еще пощелкав по кнопкам, и снова разворачивая к нам ноут.
Наши лица были сняты крупным планом и достаточно хорошо освещены, чтобы можно было с уверенностью утверждать, кто был на видео.
— Может быть, желаете посмотреть со звуком? — не унимался наш мучитель, — Качество получилось отменным!
Мы с братом застыли как статуи. «Вот он — час расплаты», — подумала я. «Вот он — наш конец», наверняка подумал Митя.
— Что ж, Дмитрий Васильевич, — наконец снова перешел на серьезный тон Юрий Всеволодович, резко захлопнув крышку ноутбука, — Поскольку мы с вами серьезные деловые люди (вы-то наверняка о себе чрезвычайно высокого мнения), давайте-ка сразу без дальнейших проволочек расставим точки над i. Со своим бизнесом вы, конечно же, можете распрощаться, точно также как со своими счетами. Это совершенно решено. Это, конечно, если не желаете, чтобы данное видео побило все рекорды по просмотру в интернете. К тому же сразу предупреждаю вас, я намерен пошерстить и вашего уважаемого папашу. За воспитание такого потомства нужно платить, я считаю, и дорого. Засим, рекомендую вам внимательно послушать, каким образом мы уладим все возникшие перед нами проблемы. Полагаю, причины подобного моего к вам отношения, вам известны.
Все следующее время он говорил. Говорил много, и все, что он говорил, было ужасно. Моего брата он лишал фактически всего под угрозой обвинения в убийстве, и у меня голова кружилась и к горлу подступала тошнота, когда я слушала, о каких суммах и проектах идет речь. Что до меня, то я видела для себя только один выход — какая-нибудь съемная квартира на другом конце Москвы, подальше от родителей, какая-нибудь работа, чтобы хотя бы сводить концы с концами. Отчисление из вуза? Перевод на заочное? Вечернее? Господи, я понятия не имела, как можно существовать совершенно одной! Если все узнают еще и в университете, а также в кругу знакомых и друзей семьи, то что мне вообще остается?! Я знала отца... да и мать тоже знала. Это конец.
На следующий день мы выключили мобильные телефоны, не зная, что отвечать родителям, если они вдруг позвонят. В квартире, конечно же, обнаружилось несколько скрытых камер и микрофонов. Мы оба были раздавлены и метались, как загнанные звери, не зная, что предпринять. Все же единственным адекватным решением было вернуться в Москву и явиться к родителям с повинной. Вдруг поймут. Впрочем... С другой стороны — что нам еще терять? Наш шантажист уверил нас, что родители уже получили «киношку» в лучшем виде.
Собственно, так и получилось, что в воскресенье утром мы оба стояли перед входной дверью в наш коттедж в Подмосковье, с замиранием сердца вслушиваясь в мелодичные раскаты звонка по дому. Мама открыла дверь. Я подняла на нее глаза и тут же поняла, что она знает. Казалось, она постарела на 10 лет. Ее губы подергивались в отвращении и ярости.
— Он сделал это насильно? — остервенело сцедила мама ледяным срывающимся голосом.
Я слабо помотала головой и тут же получила звонкую пощечину. От ее ногтей на щеке пролегла жгучая алая полоса. Она грубо схватила меня за руку и рванула на себя в комнату.
— Марш к себе в комнату! А ты... , — зло прошипела она, глядя на Митю, стоящего за моей спиной, — Ты... Убирайся вон, скотина поганая! Больше никогда не хочу тебя видеть! Отец из-за тебя в больнице с сердечным приступом!
Из моей груди вдруг вырвались рыдания.
— Это не только он виноват!
— А ну пошла к себе немедленно! Я еще тебе такое устрою! На всю жизнь запомнишь.
Захлебываясь от слез, я бросила последний взгляд на Митю, отрешенно глядящего на меня мимо мамы, пока дверь перед его носом не захлопнулась. Я бросилась к себе в комнату и заперлась. Мама стучала и орала под дверью, наверное, вечность, а я забилась в угол, зажав уши, урывками улавливая что-то вроде: «даже прислуга уже все разнесла по округе», «втоптали в грязь репутацию», «зажравшиеся неблагодарные свиньи» и все в таком же роде. Когда у нее кончились силы и она, плача, ушла, я начала собирать вещи.
(Продолжение следует)
— Развяжи меня, — бесцветным голосом пробормотала я.
Митя наклонился надо мной, прижавшись мокрой грудью к моему бедру, и я чувствовала, как в ней тяжело ухает сердце. Когда мои руки были освобождены, я заплетающимися пальцами сняла зажимы с сосков и свернулась калачиком, бесцельно уставившись прямо перед собой. На простыни, словно обрывок лепестка, было размазано маленькое пятнышко крови. Я нервно сглотнула и снова зажмурилась. Брат забрался на постель сзади меня, прижался к моей спине и обхватил меня рукой.
— Не прикасайся ко мне, — отталкивая его руку, вяло прошептала я.
Он погладил мое плечо — я брезгливо его отдернула.
Самым ужасным было то, что я никак не могла осмыслить, что мне теперь делать — меня просто переполняли изнеможение, раздражение, стыд, обида, но в то же время я вынуждена была признать, что ничего более упоительного и эмоционального я в жизни не испытывала, только это почему-то совсем не приносило никакой радости. Дыхание Мити приблизилось к моему затылку.
— Решаешь, понравилось тебе или нет? — хрипловато прошептал он, коварно нежно, как дьявол.
Меня вдруг охватил внезапный гнев, в глазах защипало и я больно закусила губу. Его рука снова мягко прошлась по моему плечу, а губы на миг прикоснулись к спине. Я резко села на постели и повернулась к нему. Сама даже не знаю зачем. Он тоже сел, непроницаемо глядя на меня. Может быть, теперь в его лице все же появилось сомнение и немой вопрос.
— Мне не понравилось! — вдруг неожиданно для самой себя крикнула я, — Не понравилось! Слышишь!
Из глаз брызнули слезы, и я со всего маху отвесила ему звонкую пощечину, от которой он не стал уворачиваться. Ладонь тут же вспыхнула от боли, но мне было все равно.
— Ты правда ублюдок, раз сделал со мной такое! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Вся пылая от обиды, я изо всех сил толкнула его в грудь, и поскольку это не возымело должного эффекта, я пинала и толкала его, пока он не прикрылся от меня руками, а потом легко поймал за предплечья. Я ругалась и пыталась вырваться. Он быстро отпустил, обернулся назад и рука его скользнула за спину. Что-то звякнуло, и в следующую секунду я увидела, что он протягивает мне скальпель рукояткой вперед, аккуратно держа его у основания лезвия пальцами. Я смотрела на него с ужасом и непониманием.
— Сделай это, раз ты так меня ненавидишь, — просто сказал он, — Ты меня с ума сводишь — в этом вся моя вина. Но если ты не в состоянии этого вынести, по крайней мере отомсти мне, как считаешь нужным. Только не уходи.
Его слова ни капли не звучали жалобно. Он улыбался одними лишь глазами, изучая мое лицо. То, что в нем не было видно ни капли раскаяния, разозлило меня еще больше и я взяла скальпель, сама не зная, что собираюсь с ним делать. Митя поднял с постели кожаную маску, которую недавно снял с меня, и надел себе на глаза. Я ошарашенно смотрела на его надменно красивые алые губы, тоже истерзанные поцелуями, как и мои. Его мускулистая грудь все еще часто вздымалась, руки покорно лежали на коленях. Честно говоря, на какую-то долю секунды мне захотелось снова его поцеловать. «Идиотка», — произнесла я беззвучно одними губами и приложила ладонь к пылающему лбу, потом к щеке. Хорошо еще, что он не видел сейчас мою растерянность — я даже представить себе не могла, как можно взять и поранить кого-то! Я осмотрела крошечные красные царапинки на собственном теле и совсем растерялась.
Митя вдруг встал и, придерживаясь за кровать, на ощупь вышел на свободное пространство комнаты, красиво передергивая мощными плечами. «Пижон несчастный!» — промелькнуло в мыслях.
— Могу немного облегчить твою задачу, — зловеще иронично заявил он, — Если поймаю тебя, и ты не сможешь меня порезать, придется тебе меня простить просто так.
— Я не буду этого делать вообще, — быстро выпалила я, а он начал крутиться на месте, слегка разведя в сторону руки. Затем остановился, случайно оказавшись спиной ко мне.
— Потому что ты трусиха и избалованная капризная девчонка. Вечно жила на всем на готовом и всегда получала то, что хочешь. Ты виновата во всем также, как и я, но тебе всякий раз непременно хочется именно меня выставить виноватым. Ты можешь сколько угодно заниматься самообманом, но меня-то тебе точно не провести. Все твои желания очевидны и ничем не прикрыты. Я знаю, что шокировал тебя сегодня и тебе было страшно, но... , — я не видела его губ, потому что он стоял лицом к шкафу, но по голосу почувствовала, что он улыбается, — Я также прекрасно видел, что тебе понравилось, и знаю, что ты попросишь еще...
Вся ярость за собственное унижение вскипела во мне вновь. Я вскочила с постели, крепко сжав скальпель. Если он думает, что я прощу его, он очень ошибается. Видимо, уловив какой-то звук за беспорядочными звуками музыки, Митя резко развернулся в мою сторону слегка сгруппировавшись и выставив вперед согнутые руки, словно хищник, готовящийся схватить свою жертву. Господи, это все точно происходит не со мной! Эта черная маска следила за мной, словно бездонные глаза демона, вырвавшегося из ада. Все его мышцы были напряжены и член снова начал наливаться кровью. Схватив простыню, я кинулась к входной двери и стала крутить замок, но, видимо, неправильно или, может, она была заперта на ключ. Митя метнулся в мою строну на звук, и мне пришлось отскочить и отступить в угол. Обшарив руками дверь и поняв, где находится, он развернул лицо в мою сторону и поводил по сторонам невидящей черной маской, словно чудесным образом мог видеть сквозь эту черноту. Он и вправду медленно пошел прямо на меня, шаря перед собой руками, хотя я не двигалась и старалась даже не дышать. Понимая, что отступать некуда, я сама шагнула ему навстречу и легко провела лезвием по его груди. На коже проступила тоненькая красная полоса. В ту же секунду он схватил мою руку за запястье и слегка сжал кисть. Метал звякнул по холодной плитке пола. Митя притянул меня к себе и уткнулся лицом мне в шею.
— Ты меня прощаешь?
— Нет! — отталкивая его, воскликнула я, с каким-то неопределенным чувством глядя, как на красной полосе на его груди набухли капельки крови и потекли по его идеальной гладкой коже.
Он закинул мне вверх голову, сжимая одной рукой подбородок, прижав кончик большого пальца к моей нижней губе. Его лицо нависло надо мной черной маской и губы вжались в мой рот. Он целовал меня медленно, слегка прикусывая мою нижнюю губу и немного оттягивая ее зубами, потом глубоко погружал язык мне в рот и крепко притягивал к себе за шею.
— Прощаешь? — шептал он мне в ухо и жадно обхватывал губами мочку, так что у меня по всему телу рассыпались мириады электрических звездочек. Я молча наслаждалась его нежностью, пальцами бессознательно потирая его твердый коричневый сосок. Я успела на какой-то миг подумать о том, что у меня просто нет никакой гордости, но буквально тут же обвила его руками за голову и расстегнула маску, уронив ее на пол. Его ладонь метнулась к моему горлу и слегка сдавила его прямо под подбородком, закидывая назад голову. Его глаза сжигали меня дотла.
— Прощаешь? — едва шевельнув губами, потребовал он ответа тем тоном, который уже не допускал никаких альтернатив. Чувствуя легкое удушье, я смогла только едва слышно выдавить из себя «да». Он тут же легко подхватил меня на руки, как свою законную добычу, и отнес на диван, усадив меня к себе на колени. Мы оба уже были пресыщенные, уставшие и разгоряченные, но Митя заставил меня сесть на него верхом. Я прижалась животом к его животу и рукой направила его член себе во влагалище, тут же изогнув спину, чтобы далеко откинуться назад, впуская его внутрь до самого конца. Я терлась разгоряченной сочной плотью о его красно-оранжевого дракона, закрыв глаза, опираясь ладонями о его колени, которые щекотали кончики моих волос. Он полулежал на диване, откинув назад голову. Я изредка пробегала пальцами по его густым волосам, по вызывающе-великолепному лицу с дерзким изгибом черных бровей, четким контуром рельефных губ, жесткими линиями скул и подбородка. Обхватывая одной ладонью его мощную шею в капельках уже остывшего пота, я тыльной стороной другой ладони едва уловимо поглаживала напрягающиеся мышцы его груди. Упоительные мелодии звучали в голове, резонируя во всем теле и принося обрывки воспоминаний — как он спит на диване в кабинете, а я склоняюсь над ним, чтобы впервые прикоснуться к его татуировке, как я бросаю завистливые скрытные взгляды на девушек, которых он обнимает, и в груди у меня болезненно ноет тоска, как он смотрит на меня на катке своим коронным гипнотизирующим взглядом, а я кокетливо прижимаюсь к Жене. Все. Не могу больше. Устала. Пусть делает со мной, что хочет — у меня просто больше нет сил на сопротивление.
Следующие два дня мы не выходили из квартиры, наслаждаясь обществом друг друга. За завтраком первого дня брат презентовал мне квадратную плоскую подарочную коробочку, и я раскрыла ее в привычном предвкушении новой дорогой побрякушки. Там оказался тоненький черный кожаный ошейник на золотой пряжке. Я не без иронии приподняла брови, раскрыв рот в немом вопросе.
— Снимать только в душе, — бросил Митя через всю кухню, дожидаясь, пока струйка кофе из кофе-машины наполнит его чашку.
Я криво улыбнулась.
— Вообще-то красивый... Спасибо.
Застегивая на шее ошейник, я украдкой наблюдала в зеркальном отражении, как брат пьет кофе, задумчиво глядя в окно на беспросветно обложное небо, сочную мокрую листву и сверкающий от дождя асфальт. Когда он поднимал чашку к губам, на его широких плечах и спине лениво перекатывались мускулы.
Какое-то время мы смотрели на диване дурацкую комедию, от души развлекая друг друга шуточками уж явно более высокого уровня, чем в этой очередной поделке современного кинематографа. Я намеренно держалась от него на расстоянии. Бессонная ночь давала о себе знать ноющей болью во всех мышцах.
— Слушай, а поставь на паузу, а? — попросила я, вставая, — Мне в туалет.
— А ну-ка стой, — окликнул он меня на полпути.
— Чего тебе?
— Иди ко мне.
— Я только...
— Я сказал ко мне подойди, — в его тоне появились уже знакомые мне резкие металлические нотки.
Я вздохнула и направилась к нему скорее из любопытства и остановилась в выжидательной позиции в нескольких шагах от него.
— Открой верхний левый ящик комода и принеси мне то, что там лежит.
Я закатила глаза и скучающе вздохнула, но все же нехотя отправилась выполнять приказ его величества. В ящике обнаружился узкий кожаный ремешок с цепочкой и металлической петлей-замком. Я облизала губы, сглотнув пересохшим горлом, но все же взяла вещицу и бросила ее на колени вальяжно развалившегося на диване брата.
— Ко мне. И на колени встань, — тоном, не терпящим возражений, потребовал он.
— Я же сказала, что мне нужно в туалет, — раздраженно и снова отворачиваясь от него бросила я.
Похоже, это было ошибкой, потому что в следующую секунду брат был уже рядом, крепко ухватив меня за копну волос одной рукой, за ошейник другой и склоняя вниз мою голову. В полусогнутом состоянии он довел меня до дивана, сел и притянул к себе вниз, заставляя опуститься на колени и прижать голову к его бедру, обтянутому грубой джинсовой тканью. На шее звякнул замочек.
— Мяу-мяу, — сцедила я язвительно сквозь зло стиснутые зубы, пока он перебирал пальцами густые черные струи моих волос на затылке.
— Теперь можешь идти.
Дрожа от негодования, но понимая, что от сопротивления будет только хуже, я прошла несколько шагов по направлению к туалету и остановилась, потому что поводок натянулся и ошейник слегка впился в горло. Митя за моей спиной встал.
Я неверным шагом дошла до туалета, всем телом ощущая его присутствие за спиной.
— Садись на биде, — потребовал он.
Я спустила трусики до колен и, не оглядываясь на него, села на биде верхом, слегка приподняв рубашку, позаимствованную утром у брата, затем включила воду.
— Слушай... я не смогу так... Ясно? — я надеялась, что мой тон был достаточно убедителен.
— Мне кажется, или ты хочешь снова поиграть со скальпелем? Или... может, ты предпочитаешь шприцы?
У меня вдоль позвоночника пробежал озноб. Я закрыла глаза, медленно выдыхая, чтобы успокоиться.
— Не надо, — тут же вылетело из моих губ, — Только не это... пожалуйста...
— Вообще-то я ни разу не использовал шприцы, сестренка, но все ведь бывает в первый раз.
— Дим... не надо так, пожалуйста... , — едва владея голосом выдавила я из себя, — Я все сделаю.
Я заставила себя расслабиться, направляя на себя теплый поток воды из крана. Когда все было кончено, я молча прошла мимо него в комнату. Комедию мы досмотрели в молчании, впрочем, все же посмеиваясь над некоторыми шутками, а я с ужасом для себя ощущала, как низ живота наполняется теплом от одного только звука его смеха.
В тот день он проделал со мной этот обряд еще пару раз, сама не знаю зачем. Хотя нет, знаю — он считает меня виноватой во всем, точно также как я — его, поэтому издевается.
Когда он был в ванной, я украдкой залезла в его кейс и дрожащими руками исследовала его содержимое. Цепи, скальпели, зажимы, маски, плетки и ремни из мягкой дорогой кожи... Никаких шприцев. Угораздило же меня... Я поспешно спрятала кейс на место и опустилась на пол у стены, проводя ослабшей рукой по горящему лицу. Чертов извращенец! Ну почему я не могу уйти?! Что такое он со мной сделал, что я терплю все это?! Я закусила кулак, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Ну почему он так красив, что дыхание перехватывает? А еще он умеет быть таким нежным и чувственным... и доводит меня своими ласками до исступленного блаженства, когда забываешь даже где ты и что с тобой... В общем, я попала по-крупному...
На самом деле несуществующие (или, может, просто хорошо спрятанные) шприцы оказались очень надежным стимулом. Я думала о них даже тогда, когда брат туго натягивал поводок, заставляя меня как можно глубже поглощать его член. У меня в глазах жглись слезы, но между ног ныло в приятном предвкушении. Там все было влажно от его недавних ласк.
— Язычком работай, кошка, — приказывал Митя, тихонько шлепая концом поводка по моей щеке, а потом щекоча им кожу на шее и спине. Я почти бесшумно мурлыкала и прикрывала глаза от блаженства.
На третий день распогодилось, и мы выбрались покататься по городу. Митя казался мрачным, а мне все хотелось увидеть его беззаботным и веселым, каким он всегда бывал со мной раньше, особенно в детстве. Я вообще была рада прогулке и какой-то передышке в этой бесконечной охоте на меня.
— А мне нравится Питер. Не знаю, что ты жалуешься.
— Разонравился бы, как только нос бы себе отморозила... или что-нибудь еще...
— Ну... если бы ты не стал воровать мои трусики, «что-нибудь еще» всегда было бы в целости и сохранности.
— Не пошли.
— Что? Чего это ты такой злой? — немного вспылила я, — Вечно меня одергиваешь!
Из его кармана раздался телефонный звонок. Он вытащил мобильный, взглянул на экран и протянул трубку мне, не приняв звонка. Там высветилось слово «папа».
— У тебя лучше получается лицемерить. Так что отвечай ты. Я за рулем.
Я раздосадованно выдохнула, даже не найдя, что на это ответить. Потом приняла вызов.
— Пап, привет! Это я. Митя за рулем, поэтому я отвечаю. Да отлично. Мы тут по городу катаемся. Вчера? Ходили в Эрмитаж. Да нет — этого на целый день хватило.
Краем глаза я заметила, как брат остервенело хмыкнул. Я покраснела.
— Даже не знаю. Он вообще ужасно ленивый и вредный — никуда не хочет ехать и ничего не хочет смотреть. Силой тут его приходится заставлять хоть что-нибудь мне показать. 15го он вообще просто меня встретил и уехал в офис. Представляешь! — вошла я в раж на зло брату.
Я видела, что он бесится, но специально рассказывала папе все новые и новые впечатления от своих экскурсий по северной столице. Когда разговор был окончен, я протянула ему телефон на ладони, испепеляя его вызывающим взглядом, пока он не взглянул на меня, останавливаясь на светофоре.
— Хорошо развлеклась? — злобно сцедил он.
— А что я должна была делать? Ты же у нас весь такой честный и порядочный!
— Я хотя бы над родителями не глумлюсь!
— Зато ты хорошо глумишься надо мной! Ты просто трус — вот ты кто!
— Да. Ты права. Потому что мне есть, что терять — уважение в обществе, любовь родителей, например. Ты никогда об этом не задумывалась?
— Конечно, нет! Я же малолетняя дура и ничего не понимаю в таких вещах!
— Чего ты вообще от меня хочешь?
— А тебе правда хочется знать?
Он резко нажал на тормоза, засигналил кому-то и выругался, снова тронул с места и перестроился в соседний ряд.
— Я просто хочу быть с тобой!
— И как ты себе это представляешь?
— Ты, видимо, не представляешь никак! — взорвалась я.
— Марин... Ты от всего готова отказаться ради меня?
— Я люблю тебя sexytales , — упрямо выпалила я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
— Ты хочешь меня. Это разные вещи.
Я вся вспыхнула от его наглой прямолинейности.
— Может, мне лучше знать, что я чувствую?
— Ничего ты не понимаешь... , — сухо пробормотал он.
— Думаешь, ты такой неотразимый, что все тебя хотят?
— Не мели чушь!
Я уставилась в окно сквозь пелену слез, потом достала салфетки и принялась громко хлюпать. Мы ехали в молчании, он даже не подумал меня успокаивать. Ненавижу его! Бесчувственный трус!
— Ты сам говорил, что меня любишь, а теперь... , — не могла успокоиться я.
— Ты моя сестра! Конечно, я люблю тебя!
— Да, да — именно как сестру. Просто еще спишь со мной время от времени!
Минут пять мы ехали в полном молчании, потом он припарковался. sexytales Я беспокойно огляделась по сторонам.
— Ну и где мы? — без особого интереса спросила я.
Он отстегнул ремень безопасности и развернулся ко мне.
— Только не надо, пожалуйста, опять... , — начала я.
Но его рука тронула мой подбородок и скользнула под него. Он одним пальцем подцепил ошейник у меня на шее. Его глаза светились непокорной нежностью.
— Знаешь, ты права. Я слишком много думаю обо всем этом, — его губы тронула легкая самодовольная улыбка, — Я действительно не хочу от тебя отказываться, но, кажется, и с последствиями этого выбора столкнуться не готов... Ты права — я трус.
Он слегка потянул за поводок, привлекая к себе мое лицо и нежно тронул мои губы своими губами.
— Ты такая у меня красавица. Я идиот, что срываю на тебе зло.
Я тут же просияла, просто не в состоянии долго на него сердиться.
— Ты тоже красивый, — краснея, улыбнулась я.
— Девушкам не следует говорить комплименты мужчинам.
— Но брату же можно.
Митя искренне рассмеялся, ослепляя белизной зубов. Кажется, я давно не видела его таким милым.
— Ты еще, кажется, не поняла, чем может грозить столь лояльное ко мне отношение.
Его палец коснулся царапины на моей шее, которую слегка защипало.
— Знаешь что! — вдруг воскликнул он заговорщически, — Поехали подберем тебе машину!
— В смысле?
— По-моему, тебе пора обзавестись собственной тачкой. У меня в этом году бизнес пошел на взлет. Могу себе позволить.
— А... но... Вдруг родители не поймут... , — пролепетала я ошарашенно.
— Не переживай. Поймут. В этом ничего такого нет.
Он вновь завел двигатель и вывернул на дорогу. Я даже боялась поверить в свое счастье и молча вся сияла.
— Вообще, Маринка, раз уж ты такая вся из себя отважная и решилась на подобную дерзкую интригу, надо нам подумать о том, чтобы ты съехала от родителей. Как насчет того, чтобы переехать сюда?
— Что? — воскликнула я, чувствуя, как сердце готово выскочить из груди, — Но... но как же учеба... и вообще...
— Ммм, — иронично протянул он и рассмеялся, — На этом твой энтузиазм заканчивается? Ладно, шучу. Я имел в виду, что мог бы тебе снять квартиру в Москве. Хотя нет — лучше у родителей попросить помочь. Это будет... надежнее...
— Но когда-нибудь кто-нибудь может увидеть нас там... и тогда...
— И тогда? — его голос звучал вызывающе иронично.
Я тяжело вздохнула и веря, и не веря, и предвкушая, и ужасаясь. Впрочем... В этот момент снова зазвонил телефон Мити. Он нехотя взглянул на экран.
— Какого черта! Никакого покоя! — раздосадованно вздохнул он и принял вызов. Пока он вел какую-то скучную деловую беседу, я невольно улыбалась мыслям о намечающемся будущем. Перспектива нашей с ним задумки была дурманяще притягательной. Вообще-то это была опасная, дерзкая, вызывающая, беспринципная выходка! Во всем теле закипало сладостное ощущение полета. Воспоминания о нашей пьяняще беззастенчивой близости заставили меня облизать пересохшие губы.
— Ладно, — уныло протянул Митя, — Думаю, через десять минут буду. Только предупреди, что у меня совещание в 6, чтобы не было никаких задержек. Окей.
Он небрежно бросил телефон на подставку между подлокотниками и скептически вздохнул.
— Как же задолбали! Ни хрена без меня не могут! Первый отпуск за последние два года!
— Что случилось? — озадаченно поинтересовалась я.
— Придется на полчасика заскочить в офис. Там один спонсор намечается. Готов взяться за новый проект. Сам не знаю, зачем мне это нужно. Можно было давно пустить все на самотек, передав все дела управляющим, и без напряга извлекать прибыль, а меня все тянет на новые высоты. Не хочу стоять на месте.
— Ну, ладно. Честно говоря, я вообще пока не готова обзаводиться машиной.
— Да брось. Обязательно сегодня выберем тебе модель.
В офисе мне пришлось больше часа прождать его на кожаном диване в приемной, и я просто умирала от скуки. Когда дверь переговорной открылась, показался Митя, оживленный и очень серьезный. Сегодня на нем были темно-синие джинсы и рубашка, а великолепного покроя голубой пиджак подчеркивал ширину плеч и узость бедер. Я поймала себя на том, что глупо улыбаюсь, невольно им любуясь. Из-за его спины показался мужчина лет пятидесяти солидной наружности, просто одетый, но по всему виду деловой и далеко не бедный. Был в нем какой-то налет шика, хотя его заурядная внешность совершенно не бросалась в глаза. Держался он с достоинством, был полноват, но гармонично сложен, лицо его не было чем-либо примечательно кроме пронзительно-карих сверлящих глаз и неприятной формы губ как у Майкла Дугласа. Они выглядели так, словно были постоянно растянуты в брезгливой усмешке. Он окинул меня с нескрываемым любопытством того свойства, от которого меня тошнило в мужчинах его возраста — он явно оценивал меня как женщину, хотя я годилась ему даже во внучки. Митя бросил на меня короткий взгляд и поспешно сообщил своему посетителю, указывая на меня рукой: «Моя сестра, Марина».
— Сестра? — недоверчиво приподнял одну бровь он, словно ни при каких обстоятельствах не мог в это поверить. Потом, вроде бы, как-то переварил это обстоятельство, хотя и отнесся к нему явно скептически.
— Марин, это один хороший знакомый отца, Астраханов Юрий Всеволодович.
— Очень приятно, — холодно ответила я, смутно припоминая, что уже где-то слышала эту фамилию. Этот тип мне точно был неприятен.
Юрий Всеволодович вдруг нахмурил брови, и что-то в его лице мне показалось опасным, затем он, словно стряхнув с себя какое-то наваждение, придал своему лицу выражение любезности.
— Мне тоже очень приятно. Хм, ну надо же, дочь и сын Дорофеева... Что ж, любопытно было увидеть вас обоих. Вася много о вас рассказывал. Души в вас не чает. Вы, кстати, чем-то похожи. Сразу видно, что отцовой породы.
У меня в груди шевельнулось что-то холодное. Я фактически не слышала, о чем еще Дима говорил с этим человеком из-за волнения, и ощущение тревоги все это время неровно пульсировало у меня в висках и животе. Мне все хотелось притронуться к кожаному ремешку на собственной шее, чтобы спрятать его, сделать невидимым. Мне казалось, что он просто кричит о нашем грехопадении, и этот человек словно видит все насквозь. Когда он, наконец, ушел, бросив на меня напоследок какой-то странный неприятный взгляд, который не понятно что означал, мне явно полегчало.
— Какой противный тип, — заметила я, уже сидя рядом с братом в его автомобиле.
— Да не знаю, — скептически пожал плечами Митя, — Дело с ним точно иметь можно. Кстати, это его сын погиб тогда в автокатастрофе на новый год. Помнишь?
— О! Точно! Мне фамилия сразу показалась знакомой!
— Знаешь, тогда кое-кто винил меня в его смерти... Считали, что она мне выгодна. У нас с ним был неприятный конфликт. По правде говоря, премерзкий был мужик. К счастью, его отец и не думал верить в эти слухи. Знаешь, я ему за это благодарен. В те дни у меня был весьма тяжелый период. Многое было поставлено на карту...
— Почему ты мне ничего не рассказал тогда? — искренне возмутилась я.
— Считаешь, я и без этого мало тебе проблем создал? — усмехнулся брат.
— Это не имеет значения! Я хотела бы тебя поддержать...
— Поддержишь еще, если будем вести себя осторожно, — он бросил на меня короткий взгляд, в который сразу было вложено все — похоть, нежность, доминирование, азарт, голод... любовь...
Когда мы вернулись на его квартиру поздно вечером, я чувствовала себя уставшей и счастливой. В Москве через пару недель Митя купит мне автомобиль моей мечты. Впрочем, я и сама толком не могла сказать, хотела ли я вообще когда-нибудь иметь машину. Просто мне было приятно, что брат так меня балует. В салоне мне ужасно хотелось держать себя с ним, как его девушка, но он, словно предчувствуя те вольности, которые я хотела бы допустить, сразу упомянул при менеджере, что я его сестра. Вечно он носится с этой осторожностью!
Стоило нам оказаться в замкнутых стенах пространства, принадлежащего только нам, электрический разряд, соединяющий нас практически постоянно, возрос во сто крат. Мне показалось, что сегодня между нами появилась какая-то новая тайна, прорыв на другой уровень, взлет на новую высоту. Я прижалась спиной к входной двери, вытаскивая ноги из туфель на шпильках с острыми носами. Митя склонился надо мной, положив ладони на дверь и, не прикасаясь ко мне, казалось, насиловал меня взглядом. Я запустила руки под его распахнувшийся пиджак, пройдясь ладонями по его мощному торсу, буквально чувствуя, как в его венах бурно вскипает кровь, учащая дыхание, меняя его запах, повышая его температуру. Я стала расстегивать пуговицы его рубашки, но пальцы у меня уже ослабли от волнения, потому что я не знала, как долго еще этот зверь позволит мне наслаждаться его телом. Наконец я распахнула его рубашку и пробежалась пальцами по его обнаженной талии, рельефной груди, подтянутому животу в кубиках натренированных мышц. Потянувшись к нему, слегка поднявшись на цыпочки, я скользнула язычком от его ключицы вверх по шее, туда, где напряженно билась артерия. Только ее быстрые импульсы и выдавали его напряжение. Я обвила руками его шею и потеребила кончиками пальцев жесткие волосы у него на затылке. Он насмешливо выжидал момент, терпеливо вынося мои робкие ласки, словно дикий лев, по странному стечению обстоятельств пощадивший свою жертву. Может, всего лишь был не достаточно голоден. Пока.
Стараясь не думать о том, как он на меня сейчас смотрит, я расстегнула ремень на его джинсах, затем пуговицу и молнию на брюках. Пальцы коснулись его горячего твердого члена сквозь тонкую ткань влажного белья. Губами я потянулась к мочке его уха, а рукой медленно обнажила скользкую головку его члена и потерла ее пальчиками. Митя невольно шевельнулся и потерся лицом о мою щеку.
— И долго я еще должен это терпеть? — явно ухмыляясь, поинтересовался он.
— Тебе не нравится? — кокетливо улыбнулась я, запуская пальцы в его боксеры.
— Мне нравится все, что ты делаешь. Но, как ты уже заметила, я довольно испорченный тип и предпочитаю весьма изощренные способы получения удовольствия.
Я вдруг отстранилась от него.
— И ты... со всеми своими девушками проделывал такие вещи?
— Уже ревнуешь к ним мои орудия пыток? — рассмеялся он.
Я напряженно замолчала, а потом ловко выскользнула из-под его руки, направившись в сторону ванной.
— Ну и на что же ты надеешься, убегая? — усмехнулся он мне в след.
— Просто иду в душ, — успела ответить я надменно, демонстрируя полное равнодушие, но в следующую секунду брат настиг меня, нежно притянув к себе спиной.
— По-моему, я не позволял тебе своевольничать, — сладко прошипел он мне в ухо. В его голосе снова слышались дикие нотки безумия. Меня охватил знакомый страх перед неизвестностью, но на этот раз мне совсем не хотелось ему уступать. Я убеждала себя, что по крайней мере ничего нового я уже не испытаю. Только пульс все равно предательски вспыхивал даже там, где его не должно было быть.
— Наивная... беззащитная... влюбленная сестренка, — насмешливо пел он своим цинично прекрасным низким голосом, — Хотела услышать, что ты для меня лучше всех? Пока что из всех ты оказалась самой нежной и слабой, податливой и такой невинной, — его голос снова перешел на волнующий и одновременно пугающий своими коварными нотками шепот, — Признаюсь, я просто обезумел от тебя... ведь трахать собственную сестру так возбуждающе дико... Даже не знаю, смогу ли удерживать себя в рамках дозволенного. Ты сама провоцируешь меня всякий раз.
Меня сковал трепет. Мне казалось, что после того раза, когда он связал меня без предупреждения, так страшно уже не будет никогда, ведь это будет более предсказуемо. Но вот я опять замерла в его объятиях в ожидании своего приговора, не зная, что меня ждет впереди. Безумец он или провокатор и лжец, я не знала. Я снова запуталась в паутине его сладостных угроз и опасных соблазнов. Даже слов уже не находила. Просто ждала.
За руку, словно глупую куклу, он подвел меня к окну. Его движения были грациозными и мягкими, словно шаги барса по заснеженным уступам, и такими же обманчиво безобидными. Я стояла у окна, слегка опершись о холодную поверхность заледеневшими ладонями. На мне было элегантное маленькое черное платье до середины бедра, на бретелях, совсем тоненьких на плечах и постепенно расширяющихся по линии треугольного выреза. Волосы были собраны в высокий хвост чуть пониже макушки. На улице он красиво развевался на ветру и хлестал меня по плечам и спине. Я смотрела на свое полупрозрачное отражение на стекле, за которым опускался насыщенный синий вечер. Там дремал парк, раскинувшийся на обширных холмах, вдалеке светились желтыми квадратами окна домов. Я стояла испуганная, совсем юная, нежная, словно школьница на выпускном. А за моей спиной в отражении уже промелькнула тень. Она приблизилась сзади, взяла меня за одну руку и застегнула на ней черный кожаный браслет, затем нежно обняла и окутала жаром своего тела, сбила дыхание настойчивостью прикосновений.
Я думала, что он снова сцепит руки у меня за спиной, но он сцепил их впереди. К цепи между браслетами присоединил тонкую длинную золотистую цепочку и потянул ее, чтобы я обернулась к нему.
— Снова станешь просить пощады?
Я только беззащитно усмехнулась краем рта, еще не понимая, что он собирается делать, пока не увидела, как он перебрасывает один конец цепи через турникет, на котором подтягивался каждое утро. Он потянул за переброшенный конец цепи, и мои руки поднялись вверх, полностью обезоруживая мое тело. Из стены напротив торчало металлическое кольцо, к которому он пристегнул мою цепь на нужную длину. Митя подошел ко мне вплотную и слегка склонился, чтобы поцеловать, и пока я в мучительной борьбе с собственной гордостью жадно принимала ласки его губ, нежно погладив мои бедра под коротенькой юбкой платья, он спустил с меня трусики так, чтобы они были видны чуть выше колен, а облегающую юбку приподнял чуть выше уровня зоны паха, оставляя для обозрения белоснежные пухлые лепестки. Затем он отступил на несколько шагов, любуясь своим шедевром, и удалился в душ.
Он вернулся весь голый и влажный. Его член был вздыблен до предела, и я не без вожделения отметила для себя его величину. Он прошелся через всю комнату, натренированный и грациозный, словно античный воин, готовый бесстрашно нагим сразиться со львом. Одну руку он держал за спиной, словно нес в ней опасное оружие, которым должен был поразить коварного врага. Приблизившись вплотную, он прильнул ко мне низом живота, слегка обхватив меня одной рукой за попку. Я дернулась, словно от ожога, чувствуя горячую влагу его члена у себя на животе. Его бедра едва заметно покачивались, распаляя во мне страсть.
— Что у тебя в руке? — предательски нежным голосом пролепетала я, стараясь себя убедить, что мне это вообще показалось.
Митя улыбнулся мне в лицо, поглаживая мое голое бедро ладонью, а по моей спине прошлось что-то гладкое и холодное. Я слегка дрогнула. Тогда брат отошел от меня в сторону, и я увидела в его руке стальной блестящий гладкий стержень на черной пластиковой ручке. Я сглотнула и невольно попыталась опустить руки. Цепь звякнула и неприятно заскрежетала. Вторая его рука вдруг сомкнулась на его члене и он принялся водить по нему рукой вверх и вниз, в упор глядя на меня иронично усмехающимися глазами. Я невольно приоткрыла рот от изумления, не в силах отвести взгляд от этой страстной игры. Как же он был красив сейчас — красив и мощен, со своим членом в одной руке и этим стальным стержнем в другой. На всем его теле завораживающе перекатывались мускулы. Широкая грудь вздымалась все чаще с каждой секундой и рука двигалась вдоль взмокшего члена все быстрее и быстрее, пока он не задышал тяжело, словно после бега, и из сверкающей головки на пол не брызнули тяжелые белые капли.
Я неожиданно для себя заметила, что тоже очень часто дышу... Митя приблизился ко мне, но не касаясь, обошел кругом. Я невольно дернула руками в бесполезной попытке освободиться. Даже не знаю зачем — чтобы к нему прикоснуться или чтобы от него защититься. Наконец он взял меня за хвост и слегка оттянул голову назад.
— Я хочу чтобы ты знала, — прошептал он мне в губы, — Я никогда не причиню тебе боль по-настоящему. Поняла?
Я бесшумно шевельнула губами в знак согласия, вдыхая свежий аромат его кожи, геля для душа и феромонов. Он склонился к моему лицу, собираясь поцеловать, почти коснувшись моих губ своими губами, но в последний момент словно передумал, и провел холодным гладким металлическим стержнем по моему лобку и половым губкам, слегка раздвинув концом их лепестки. Медленно водя стержнем по клитору, он стал щекотать языком мою шею. Это было довольно приятно.
— Вообще-то мне холодно, — насмешливо улыбнулась я, ласкаясь щекой о его щетину. Наши губы на миг встретились в скользящем поцелуе, а в следующее мгновение между ног проскочила электрическая искра, заставившая меня судорожно вздрогнуть, жадно хватая воздух ртом. Он не сводил глаз с моего лица, по которому горячо разливался румянец. Металлический стержень мягко прошелся у меня между ног под другим углом и плавно заскользил, покрывшись влагой, пока я не начала задыхаться, склонив голову к его плечу. Тогда он слегка отстранился и снова пустил разряд, более сильный, чем предыдущий. Когда стержень проник в мою щелку, Митя стоял за моей спиной, одной рукой лаская мой клитор и упиваясь запахом моих волос, которые он только что распустил. Разряд... Еще разряд... Я выгибалась, как пантера, которую охотники поймали в сеть, лишая свободы. Когда я забилась в его объятьях в конвульсиях, металлический стержень с громким звоном упал на пол, а в меня вошел горячий член брата, до боли удушающего меня в пылких объятьях. Цепь скрежетала у нас над головой. Несколько мощных толков почти лишили нас обоих чувств. Опаляя мне жаром своего дыхания затылок, Митя отстегнул цепь с моих наручников и развернул к себе.
— Я люблю тебя, — с пугающей непоколебимой уверенностью выдохнул он.
— Я тоже тебя люблю, — пролепетала я, охватывая его за шею все еще сцепленными вместе руками.
Следующий солнечный и как всегда прохладный в северной столице день сулил нам весьма приятное времяпрепровождение: теплоходы, дворцы, фонтаны, рестораны, магазины только и ждали нашего капризного внимания. Но в обед позвонил этот ужасный тип Юрий Всеволодович и пригласил нас обоих на ужин. Конечно, это должен был быть деловой ужин с Митей, но меня он тоже настоятельно звал из вежливости, «чтобы очаровательная сестра не скучала в одиночестве». Честно скажу, шла я на это мероприятие с очень тяжелым сердцем, но отказаться было бы неудобно.
Зато мы с Митей как всегда разоделись в пух и прах, явившись в ресторан как на парад звезд, блистающие, дерзко красивые и самоуверенные. Впрочем, для данного заведения вид у нас был совершенно уместный. Юрий Всеволодович на самом деле оказался не совсем уж таким отвратительным, каким показался мне на первый взгляд. Конечно, большой симпатией к нему я все равно не прониклась, но по крайней мере он преподнес себя как хорошего рассказчика с неплохим чувством юмора. Тем не менее, вечер слишком затянулся, и я скучающе переключала взгляд с одного посетителя в зале на другого.
— Вижу, твоя очаровательная сестра уже утомилась, — лениво заметил Юрий Всеволодович вдруг.
Я виновато улыбнулась.
— Думаю, у меня есть кое-что, что могло бы вас обоих заинтересовать.
Он сделал знак своему человеку, дежурившему невдалеке за одним из соседних столиков, и через некоторое время ему принесли ноутбук. Я вопросительно взглянула на брата, но тот был непроницаем как всегда. Юрий Всеволодович неуклюже пощелкал по клавишам своими короткими толстыми пальцами, видимо, что-то загружая, а затем развернул ноут так, чтобы нам с Митей обоим был виден экран. Там проигрывалось какое-то видео, но оно было темным и без звука. Я слегка склонилась, чтобы рассмотреть, но вдруг лицо мое онемело, а все тело ослабло. Я отпрянула назад, в немом замешательстве глядя на Митю. Он ошарашенно уставился на экран: там стоял он сам, совершенно голый, и мастурбировал глядя на меня, полуобнаженную и прикованную цепью к турнику.
Митя вдруг вскочил с места. Его лицо налилось холодной яростью.
— А ну сел, сопляк! — вдруг взревел Юрий Всеволодович, изменившимся голосом, — Если не хочешь, чтобы все узнали, что твоя сестра — грязная похотливая шлюха, а ты сам — моральный урод и извращенец!
Казалось, весь ресторан слышал его вопли. Митя захлебнулся яростью, но все же сел, сжав кулаки, а я даже не чувствовала своего тела от овладевшего им ужаса. Мне впервые стало понятным, почему люди падают в обморок от сильного прилива чувств.
— Вот так, — презрительно сцедил Юрий Всеволодович, — В твоем положении, вонючий щенок, выступать неуместно.
Юрий Всеволодович развернул ноутбук к себе и какое-то время пялился на экран с самой гнусной сладострастной улыбочкой и елейным блеском в жгучих сверлящих глазах. Я то ли горела, то ли леденела с ног до головы и просто приросла к сидению, не смея ни вдохнуть, ни выдохнуть. Казалось все лица в ресторане были обращены на нас, все глаза сверлили нас взглядами, все уши жадно прислушивались к тому, что происходило за нашим столиком.
— Признаться, ваши выкрутасы доставили мне изрядно удовольствия сегодня утром, — пошленько посмеиваясь, заявил он, — Очень недурно, молодые люди. Очень недурно, — пробормотал он тоном ценителя.
Митя рядом со мной дышал, словно озлобленный волк — и растерянный, и решительный одновременно, кажется, готовый на все.
— Ах, вы только полюбуйтесь на это! — фальшиво радовался Юрий Всеволодович, еще пощелкав по кнопкам, и снова разворачивая к нам ноут.
Наши лица были сняты крупным планом и достаточно хорошо освещены, чтобы можно было с уверенностью утверждать, кто был на видео.
— Может быть, желаете посмотреть со звуком? — не унимался наш мучитель, — Качество получилось отменным!
Мы с братом застыли как статуи. «Вот он — час расплаты», — подумала я. «Вот он — наш конец», наверняка подумал Митя.
— Что ж, Дмитрий Васильевич, — наконец снова перешел на серьезный тон Юрий Всеволодович, резко захлопнув крышку ноутбука, — Поскольку мы с вами серьезные деловые люди (вы-то наверняка о себе чрезвычайно высокого мнения), давайте-ка сразу без дальнейших проволочек расставим точки над i. Со своим бизнесом вы, конечно же, можете распрощаться, точно также как со своими счетами. Это совершенно решено. Это, конечно, если не желаете, чтобы данное видео побило все рекорды по просмотру в интернете. К тому же сразу предупреждаю вас, я намерен пошерстить и вашего уважаемого папашу. За воспитание такого потомства нужно платить, я считаю, и дорого. Засим, рекомендую вам внимательно послушать, каким образом мы уладим все возникшие перед нами проблемы. Полагаю, причины подобного моего к вам отношения, вам известны.
Все следующее время он говорил. Говорил много, и все, что он говорил, было ужасно. Моего брата он лишал фактически всего под угрозой обвинения в убийстве, и у меня голова кружилась и к горлу подступала тошнота, когда я слушала, о каких суммах и проектах идет речь. Что до меня, то я видела для себя только один выход — какая-нибудь съемная квартира на другом конце Москвы, подальше от родителей, какая-нибудь работа, чтобы хотя бы сводить концы с концами. Отчисление из вуза? Перевод на заочное? Вечернее? Господи, я понятия не имела, как можно существовать совершенно одной! Если все узнают еще и в университете, а также в кругу знакомых и друзей семьи, то что мне вообще остается?! Я знала отца... да и мать тоже знала. Это конец.
На следующий день мы выключили мобильные телефоны, не зная, что отвечать родителям, если они вдруг позвонят. В квартире, конечно же, обнаружилось несколько скрытых камер и микрофонов. Мы оба были раздавлены и метались, как загнанные звери, не зная, что предпринять. Все же единственным адекватным решением было вернуться в Москву и явиться к родителям с повинной. Вдруг поймут. Впрочем... С другой стороны — что нам еще терять? Наш шантажист уверил нас, что родители уже получили «киношку» в лучшем виде.
Собственно, так и получилось, что в воскресенье утром мы оба стояли перед входной дверью в наш коттедж в Подмосковье, с замиранием сердца вслушиваясь в мелодичные раскаты звонка по дому. Мама открыла дверь. Я подняла на нее глаза и тут же поняла, что она знает. Казалось, она постарела на 10 лет. Ее губы подергивались в отвращении и ярости.
— Он сделал это насильно? — остервенело сцедила мама ледяным срывающимся голосом.
Я слабо помотала головой и тут же получила звонкую пощечину. От ее ногтей на щеке пролегла жгучая алая полоса. Она грубо схватила меня за руку и рванула на себя в комнату.
— Марш к себе в комнату! А ты... , — зло прошипела она, глядя на Митю, стоящего за моей спиной, — Ты... Убирайся вон, скотина поганая! Больше никогда не хочу тебя видеть! Отец из-за тебя в больнице с сердечным приступом!
Из моей груди вдруг вырвались рыдания.
— Это не только он виноват!
— А ну пошла к себе немедленно! Я еще тебе такое устрою! На всю жизнь запомнишь.
Захлебываясь от слез, я бросила последний взгляд на Митю, отрешенно глядящего на меня мимо мамы, пока дверь перед его носом не захлопнулась. Я бросилась к себе в комнату и заперлась. Мама стучала и орала под дверью, наверное, вечность, а я забилась в угол, зажав уши, урывками улавливая что-то вроде: «даже прислуга уже все разнесла по округе», «втоптали в грязь репутацию», «зажравшиеся неблагодарные свиньи» и все в таком же роде. Когда у нее кончились силы и она, плача, ушла, я начала собирать вещи.
(Продолжение следует)
