Из воспоминаний Адама Джентли.
Ее звали Элизабет Майхем, эту потрясающую красотку, что сидела напротив нас. Ей было, по ее словам, сорок лет, но сорок лет ей не дал бы никто; с лицом искушенной женщины и телом бронзовой статуи, она существовала вне возрастов и определений; главным и единственным определением для нее, пожалуй, была фраза моего друга Томми:
— Вот это первоклассная сука!
Нас было, как всегда, трое. Всем по двадцать лет, все студенты. Я — негласный лидер и мозг группы. Томми — наши бицепсы и грубая сила. Малькольм — богатый тихушник. Три неудачника, если говорить честно. Мы были молоды, нам хотелось секса, но отчего-то у каждого из нас на любовном фронте следовало поражение за поражением. Если бы не деньги Малькольма и услуги проституток, так и оставались бы девственниками; но протитутки это одно, а заняться этим делом бесплатно, с обычной девушкой — такого никто из нас и представить себе не мог. До сего дня.
Она сама обратила на нас внимание. Этакая скучающая красотка в поисках молодых и горячих парней. Ее не смущало ни то, что нас трое, ни то, что, несмотря на Малькольма, мы не могли ее толком даже угостить в баре. Она была само понимание и сама сексуальность. Как три койота, мы хвостиком следовали за ней, распустив слюни и ревниво поглядывая друг на друга. Дошло бы до ссоры, но она зорко следила за нашим настроением и умело направляла нашу энергию в нужное русло. На дискотеке, куда она нас затащила, мы танцевали с ней по-очереди и все вместе, и каждый смог полапать крепкую попку или сочную грудь, каждый ощутил на своем, скрытом штанами, вздыбленном члене ее ладошку. Каждый ощутил ее жаркое дыхание и влагу ее губ. Уже сходя с ума от желания, мы едва ли не силой потащили ее на квартиру ко мне — уже все трое, уже даже не раздумывая об ревности. А она только смеялась.
Дальше было безумие.
Я помню, как все начиналось. Вроде бы только что мы сидели, как родственники на похоронах — трое оболтусов напротив красивой женщины, разом порастеряв уверенность и гонор — и вдруг я лишился штанов, а мой член обожгло жалящее прикосновение острого язычка. Две ловкие ручки с наманикюренными пальчиками по-хозяйски охватили стволы моих друзей и принялись играть с ними в какую-то дикую игру. Потрясение от происходящего и возбуждение было настолько велико, что нам хватило буквально пары минут, чтобы кончить едва ли не в унисон — я, стиснув зубы, излился в зовущий меня ротик, парни забрызгали ей лицо с двух сторон. Их сперма была на ее щеках, шее, волосах. Довольно улыбаясь и эротично облизывая пальчик за пальчиком, она отстранилась, привалилась спиной к дивану, широко раскинула ноги — и на глазах у потрясенных нас задрала юбку, оголив свою выбритую кису, не скрытую никаким бельем. Ее пальчики нежно потрепали губки, пробежались по клитору, скользнули в щелку — и на глазах у нас эта ухоженная, потрясающе красивая женщина принялась развратнейшим образом ублажать себя, постанывая и закатывая глаза.
Вот тогда-то у нас и сорвало башню. Мы рванулись к ней, как солдаты в атаку; нашы штыки мигом отвердели, как стальные. Подхватив ее как куклу, мы мяли ее, раздевали, накручивали соски, запускали пальцы в попку и в киску, давали ей их облизать — казалось, ее ничто из этого не смущало, ее все это только заводило и возбуждало. Неумело и неловко, мы поставили ее на четыре кости и пристроились с двух сторон, периодически меняясь. Потом сложили в сэнвич. Потом она сосала у трех сразу, стоя на коленях. Потом... Мой мозг не запомнил всего, в памяти остались только ее влажное тело, изломанное между нашими, и мучительно-сладкие моменты эякуляций. Все. Больше ничего.
Когда безумие сошло, секс стал ленивым и неторопливым. Более изобретательным. Мы по-очереди мылись с ней в душе — понятное дело, мылись не просто так. Не знаю, как с ребятами, но меня она едва ли не всего вылизала — это было на удивление стыдно и возбуждающе. Не знаю, как с ребятами, но со мной она успела перекинуться парой слов — и это оказались самые страшные слова в моей жизни.
— Я все что угодно отдал бы, чтобы такое происходило со мной как можно чаще!..
Ее звали Элизабет Майхем, эту потрясающую красотку, что сидела напротив нас. Ей было, по ее словам, сорок лет, но сорок лет ей не дал бы никто; с лицом искушенной женщины и телом бронзовой статуи, она существовала вне возрастов и определений; главным и единственным определением для нее, пожалуй, была фраза моего друга Томми:
— Вот это первоклассная сука!
Нас было, как всегда, трое. Всем по двадцать лет, все студенты. Я — негласный лидер и мозг группы. Томми — наши бицепсы и грубая сила. Малькольм — богатый тихушник. Три неудачника, если говорить честно. Мы были молоды, нам хотелось секса, но отчего-то у каждого из нас на любовном фронте следовало поражение за поражением. Если бы не деньги Малькольма и услуги проституток, так и оставались бы девственниками; но протитутки это одно, а заняться этим делом бесплатно, с обычной девушкой — такого никто из нас и представить себе не мог. До сего дня.
Она сама обратила на нас внимание. Этакая скучающая красотка в поисках молодых и горячих парней. Ее не смущало ни то, что нас трое, ни то, что, несмотря на Малькольма, мы не могли ее толком даже угостить в баре. Она была само понимание и сама сексуальность. Как три койота, мы хвостиком следовали за ней, распустив слюни и ревниво поглядывая друг на друга. Дошло бы до ссоры, но она зорко следила за нашим настроением и умело направляла нашу энергию в нужное русло. На дискотеке, куда она нас затащила, мы танцевали с ней по-очереди и все вместе, и каждый смог полапать крепкую попку или сочную грудь, каждый ощутил на своем, скрытом штанами, вздыбленном члене ее ладошку. Каждый ощутил ее жаркое дыхание и влагу ее губ. Уже сходя с ума от желания, мы едва ли не силой потащили ее на квартиру ко мне — уже все трое, уже даже не раздумывая об ревности. А она только смеялась.
Дальше было безумие.
Я помню, как все начиналось. Вроде бы только что мы сидели, как родственники на похоронах — трое оболтусов напротив красивой женщины, разом порастеряв уверенность и гонор — и вдруг я лишился штанов, а мой член обожгло жалящее прикосновение острого язычка. Две ловкие ручки с наманикюренными пальчиками по-хозяйски охватили стволы моих друзей и принялись играть с ними в какую-то дикую игру. Потрясение от происходящего и возбуждение было настолько велико, что нам хватило буквально пары минут, чтобы кончить едва ли не в унисон — я, стиснув зубы, излился в зовущий меня ротик, парни забрызгали ей лицо с двух сторон. Их сперма была на ее щеках, шее, волосах. Довольно улыбаясь и эротично облизывая пальчик за пальчиком, она отстранилась, привалилась спиной к дивану, широко раскинула ноги — и на глазах у потрясенных нас задрала юбку, оголив свою выбритую кису, не скрытую никаким бельем. Ее пальчики нежно потрепали губки, пробежались по клитору, скользнули в щелку — и на глазах у нас эта ухоженная, потрясающе красивая женщина принялась развратнейшим образом ублажать себя, постанывая и закатывая глаза.
Вот тогда-то у нас и сорвало башню. Мы рванулись к ней, как солдаты в атаку; нашы штыки мигом отвердели, как стальные. Подхватив ее как куклу, мы мяли ее, раздевали, накручивали соски, запускали пальцы в попку и в киску, давали ей их облизать — казалось, ее ничто из этого не смущало, ее все это только заводило и возбуждало. Неумело и неловко, мы поставили ее на четыре кости и пристроились с двух сторон, периодически меняясь. Потом сложили в сэнвич. Потом она сосала у трех сразу, стоя на коленях. Потом... Мой мозг не запомнил всего, в памяти остались только ее влажное тело, изломанное между нашими, и мучительно-сладкие моменты эякуляций. Все. Больше ничего.
Когда безумие сошло, секс стал ленивым и неторопливым. Более изобретательным. Мы по-очереди мылись с ней в душе — понятное дело, мылись не просто так. Не знаю, как с ребятами, но меня она едва ли не всего вылизала — это было на удивление стыдно и возбуждающе. Не знаю, как с ребятами, но со мной она успела перекинуться парой слов — и это оказались самые страшные слова в моей жизни.
— Я все что угодно отдал бы, чтобы такое происходило со мной как можно чаще!..
