... Витя пришёл утром, часов в семь. Алка стояла, как и положено, на коленях, и с руками за спиной. Возле неё была почти засохшая лужа мочи. Витя подошёл, и посмотрел ей в глаза. Она робко отвернулась. Его голос был мягким, но когда он произнёс первое слова, Алла вздрогнула. Она сразу вспомнила про то, как её, взрослую и вольную Аллу выпорол... младший брат!!! Она позволяла себе его бить, когда он, по её мнению, хамски разговаривал с ней. Но она никогда его не порола, а тем более, даже если бы и да, то она старшая сестра, ей можно. Но чтобы тот, кого она так долго называла «сопляк», выпорол её, и ещё насмехается и говорит, что она рабыня! Алла покраснела от негодования. «Возможно, он будет меня наказывать и сегодня...» и тут её ещё розовая попка запылала, а в писеньке забили молоточки, она протянула руку дотронуться до писи, и начала массировать возбуждённую писеньку. Странно, но ей нравилось то, что Витя будет бить и наказывать её эту неделю... Её это безумно возбуждало!!!
Витя начал говорить... «Доброе утро, рабыня...» — и он посмотрел на лужу, а потом на массирующую ручку побеждённой сестры, и тут Алка быстро убрала руку назад, за спину. «Доброе утро, господин.» «Ты огорчила меня. Ты нет выполнила ПРИКАЗ господина, а приказ нельзя не исполнять. Ты знала это?» — его голос прозвучал уже жёстко. «Да, господин, я знала это, но... мне так хотелось писать!» — доволно свободно сказала Алла.
— Ты позволяешь себе разговаривать таким тоном со мной! Уже три ошибки... И зачем ты массировала свою... Хм... Свой проход? Это доставляет тебе удовольствие? Это возбуждает тебя?» «да господин... Возбуждает...» «Она мокра?!» «да.» «За это ты тоже будешь наказана. Чтоб впредь неповадно было,» — жеско и грубо сказал Витя. Я принесу швабру и вставлю тебе в задний проход. Будет больно. Ты терпи. Поняла?! И ты будешь на четвереньках волочить её за собой, вытерая оплошность. Дальше я скажу что делать. Я постораюсь исправить твой непокорный нрав.»
И он принёс швабру. Повернув палку к попке Аллы, он приказал ей встать в позу раком. Она встала. «А теперь — терпи.» В голове Аллы пронеслось «Ура! Сейчас! Сейчас!!!» и Витя раздвинул пальцами её задний проход. Он вставил кончик швабры туда. Было пока не больно, просто жутко неприятно и неудобно. Алла улыбнулась. Она радовалась наказанию, как пятёрке по ненависной физике в году.
Когда кончик вошёл в проход Аллы на три сантиметра, Витя одной рукой схватил попку Аллы, а второй — начал проталкивать дальше. «М-м-м... Уже больно!» — думала Алка. Он перестал быть осторожным и вдвинул швабру сантиметров на десять. Алла вскрикнула, и подумала... «Ай!!! Как больно... Ой, мамочки! А-а!» — но вслух только промычала. Он вставил её ещё сантиметров на десять, причём просто резко всадил швабру в коричневый проходик сестрёнки. Алла задёргалась. «Ой! Господин! Вытащите! Ой... Больно-больно-больно!» «Терпеть, ты сама знаешь, что заслужила. Он отпустил её, и сказал... «А теперь за дело.» Алка начала ерзать и неумела поплелась по луже, всхлипывая от доволно сильной боли в заду. Через пять минут она закончила. Тогда Витя с жуткой силой вырвал палку швабры из прохода, и Алка жутко закричала и повалилась на пол. Тогда ей по попе ударили ремнём. Ещё, ещё, ещё... «Это следующее наказание. Терпеть!» И Алла терпела, вздрагивая после каждого удара. Она считала их просебя, и когда дошла до пятидясяти, то попка взвыла, сообщая «БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ!» Но Алла рвала волосы на себе, но не произнесла ни звуку. Витя закончил ещё пятью жутко сильными ударами, и успокоился, пару раз ударив по внутренней стороне ног Аллы.
Она посмотрела на него... «Спасибо, господин!» а потом, стесняясь... «А можно ещё другой боли?» Витя не удивился. Он знал, что если человека превратить в раба, то тот войдёт в роль, и захочет подчиняться и терпеть боль... «Будет тебе!» И он удалился. Вернулся он с плетью... «Это напотом...» — сообщил оригинальный братец. А пока — и он снял с неё кофточку, затем положил на кровать. «А теперь мы потразхаемся! Но чуть по-другому. Я буду сверху, и буду жёстко трахать тебя, ни как свою девушку трахал бы, а как шлюху! Чтоб унизить тебя и причинить тебе большую боль, я оделу на твои уже затвердевшие сосочки прищепки...
Следующий час он жестоко трахал её, иногда давая посщёчины и с силой дёргая её половые губки. Потом он привязал одну ногу к одному углу кровати, другую — к другому. То же самое сделал и с руками, потом прицепил по прищепке к половым губкам, и ушёл. Через пол-часа пришёл, позвав её завтракать. Он отвязал её, сняв с сосочков и писечки прищепки. Он просунул пальчик во влажную писю, и Алла начала стонать. Потом уже два пальчика было там, три... Он остатовился на трёх, потом нежно вытащил их, но принёс что-то похожее на кеглю для боулинга, только поменьше размером и без головке — на её месте была верёвочка с шариком на конце. Акак сразу догадалась, для чего это. Она покорно раздвинула ноги и проподняла верхнюю складочку своей мокрой писечки.
Он начал вставлять «кеглю» в этот проход, и когда кегля была почти полностью в писеньке, он хлопнул по донышку, и она целиком, за исключением верёвочки и шарика была в писячке. Потом он заставил её сдвинуть ноги, и Алла подумала... «Было довольно больно, и очень некомфортно... Интересно, что будет делать Витя сейчас?» и она с интересом уставилась на братца. Он взял плеть и начал сильно стягать её по грудям. Она молчала. И без того сильные удары становились всё сильнее. Наконец боль стала невыносимой, и Алла зажмурилась. Но ни выронила не единого звука. Он прекратил. «Больно?» «Очень...» «терпеть, сука!» — неожиданно грубо товетил брат, и начал хлестать с такой силой, что Алла ели сдерживала слёзы, но терпела. Потом тот прекратил, одел на неё халат, накормил (правда она была на четвереньках, в ошейнике, и ела ненавистную овсянку, хотя та показалась ей не такой уж и плохо). Потом он ещё раз выпорол её задик плетью, а потом разрешил поспать, но пописать и покакать не разрешил. Так и прошёл второй день. После сна он или порол её ремнём, или плетью, или трахал. Затем разрешил сходить в туалет, покормил ещё раз, потом выпорол всю, и спину, и руки, и ноги, и, разумеется, попку другой болезнееной плетью, когда Алла стояла и терпела. А затем она была прощена, облита раствором воды с солью, был выслушен её крик, затем он выпорол её ремнём, помыл, и положил спать у себя в комноте, на маленьком коврике около своей кровати, и они оба сладко заснули, а перед сном Аля немного помастурбировала. Так кончился день номер два. Оставалось ещё пять!
Витя начал говорить... «Доброе утро, рабыня...» — и он посмотрел на лужу, а потом на массирующую ручку побеждённой сестры, и тут Алка быстро убрала руку назад, за спину. «Доброе утро, господин.» «Ты огорчила меня. Ты нет выполнила ПРИКАЗ господина, а приказ нельзя не исполнять. Ты знала это?» — его голос прозвучал уже жёстко. «Да, господин, я знала это, но... мне так хотелось писать!» — доволно свободно сказала Алла.
— Ты позволяешь себе разговаривать таким тоном со мной! Уже три ошибки... И зачем ты массировала свою... Хм... Свой проход? Это доставляет тебе удовольствие? Это возбуждает тебя?» «да господин... Возбуждает...» «Она мокра?!» «да.» «За это ты тоже будешь наказана. Чтоб впредь неповадно было,» — жеско и грубо сказал Витя. Я принесу швабру и вставлю тебе в задний проход. Будет больно. Ты терпи. Поняла?! И ты будешь на четвереньках волочить её за собой, вытерая оплошность. Дальше я скажу что делать. Я постораюсь исправить твой непокорный нрав.»
И он принёс швабру. Повернув палку к попке Аллы, он приказал ей встать в позу раком. Она встала. «А теперь — терпи.» В голове Аллы пронеслось «Ура! Сейчас! Сейчас!!!» и Витя раздвинул пальцами её задний проход. Он вставил кончик швабры туда. Было пока не больно, просто жутко неприятно и неудобно. Алла улыбнулась. Она радовалась наказанию, как пятёрке по ненависной физике в году.
Когда кончик вошёл в проход Аллы на три сантиметра, Витя одной рукой схватил попку Аллы, а второй — начал проталкивать дальше. «М-м-м... Уже больно!» — думала Алка. Он перестал быть осторожным и вдвинул швабру сантиметров на десять. Алла вскрикнула, и подумала... «Ай!!! Как больно... Ой, мамочки! А-а!» — но вслух только промычала. Он вставил её ещё сантиметров на десять, причём просто резко всадил швабру в коричневый проходик сестрёнки. Алла задёргалась. «Ой! Господин! Вытащите! Ой... Больно-больно-больно!» «Терпеть, ты сама знаешь, что заслужила. Он отпустил её, и сказал... «А теперь за дело.» Алка начала ерзать и неумела поплелась по луже, всхлипывая от доволно сильной боли в заду. Через пять минут она закончила. Тогда Витя с жуткой силой вырвал палку швабры из прохода, и Алка жутко закричала и повалилась на пол. Тогда ей по попе ударили ремнём. Ещё, ещё, ещё... «Это следующее наказание. Терпеть!» И Алла терпела, вздрагивая после каждого удара. Она считала их просебя, и когда дошла до пятидясяти, то попка взвыла, сообщая «БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ!» Но Алла рвала волосы на себе, но не произнесла ни звуку. Витя закончил ещё пятью жутко сильными ударами, и успокоился, пару раз ударив по внутренней стороне ног Аллы.
Она посмотрела на него... «Спасибо, господин!» а потом, стесняясь... «А можно ещё другой боли?» Витя не удивился. Он знал, что если человека превратить в раба, то тот войдёт в роль, и захочет подчиняться и терпеть боль... «Будет тебе!» И он удалился. Вернулся он с плетью... «Это напотом...» — сообщил оригинальный братец. А пока — и он снял с неё кофточку, затем положил на кровать. «А теперь мы потразхаемся! Но чуть по-другому. Я буду сверху, и буду жёстко трахать тебя, ни как свою девушку трахал бы, а как шлюху! Чтоб унизить тебя и причинить тебе большую боль, я оделу на твои уже затвердевшие сосочки прищепки...
Следующий час он жестоко трахал её, иногда давая посщёчины и с силой дёргая её половые губки. Потом он привязал одну ногу к одному углу кровати, другую — к другому. То же самое сделал и с руками, потом прицепил по прищепке к половым губкам, и ушёл. Через пол-часа пришёл, позвав её завтракать. Он отвязал её, сняв с сосочков и писечки прищепки. Он просунул пальчик во влажную писю, и Алла начала стонать. Потом уже два пальчика было там, три... Он остатовился на трёх, потом нежно вытащил их, но принёс что-то похожее на кеглю для боулинга, только поменьше размером и без головке — на её месте была верёвочка с шариком на конце. Акак сразу догадалась, для чего это. Она покорно раздвинула ноги и проподняла верхнюю складочку своей мокрой писечки.
Он начал вставлять «кеглю» в этот проход, и когда кегля была почти полностью в писеньке, он хлопнул по донышку, и она целиком, за исключением верёвочки и шарика была в писячке. Потом он заставил её сдвинуть ноги, и Алла подумала... «Было довольно больно, и очень некомфортно... Интересно, что будет делать Витя сейчас?» и она с интересом уставилась на братца. Он взял плеть и начал сильно стягать её по грудям. Она молчала. И без того сильные удары становились всё сильнее. Наконец боль стала невыносимой, и Алла зажмурилась. Но ни выронила не единого звука. Он прекратил. «Больно?» «Очень...» «терпеть, сука!» — неожиданно грубо товетил брат, и начал хлестать с такой силой, что Алла ели сдерживала слёзы, но терпела. Потом тот прекратил, одел на неё халат, накормил (правда она была на четвереньках, в ошейнике, и ела ненавистную овсянку, хотя та показалась ей не такой уж и плохо). Потом он ещё раз выпорол её задик плетью, а потом разрешил поспать, но пописать и покакать не разрешил. Так и прошёл второй день. После сна он или порол её ремнём, или плетью, или трахал. Затем разрешил сходить в туалет, покормил ещё раз, потом выпорол всю, и спину, и руки, и ноги, и, разумеется, попку другой болезнееной плетью, когда Алла стояла и терпела. А затем она была прощена, облита раствором воды с солью, был выслушен её крик, затем он выпорол её ремнём, помыл, и положил спать у себя в комноте, на маленьком коврике около своей кровати, и они оба сладко заснули, а перед сном Аля немного помастурбировала. Так кончился день номер два. Оставалось ещё пять!
